Во время пребывания Блаватской в Индии процессу законной ассимиляции с местным населением был положен конец. Браки с индийскими женщинами и мужчинами объявлялись нежелательными и не регистрировались. Стремление англичан оставаться в замкнутом своем кругу победило. Нетрудно представить, какую негативную реакцию вызвало это решение у англоиндийцев. Как я думаю, именно оно заставило их со временем охотно и массово вступать в Теософическое общество. К 1885 году, времени отъезда Блаватской из Индии, там насчитывалось 124 отделения общества.

Альфред Перси Синнетт был в полном восторге от «Изиды без покрова». Его друзья жаждали общества Блаватской и поражались необыкновенным ее умением подавать себя публике.

Она произвела несколько феноменов — преимущественно постукивания и пощелкивания, а также перемещала в пространстве некоторые предметы, например кулоны и броши. К тому же она читала запечатанные сургучом письма. Однако Блаватская наотрез отказалась повторить эти теософско-спиритуалистические опыты перед комиссией, состоящей из серьезных ученых. Дабы утихомирить недовольных и пресечь разговоры о своих цирковых способностях, она небрежно сотворила еще одно чудо во время обеда, данного в ее честь индийским махараджей: на обедающих упало сверху несколько роз. На этом обеде, между прочим, присутствовал Свами Даянанда Сарасвати, который воспринял ее демонстрацию чудесного с некоторой иронией и сделал загадочное заявление, что Блаватская в сотворении этого чуда — не главное лицо.

Синнетт, воплощенная аккуратность, записывал за Еленой Петровной в Индии, а позднее — за ее сестрой Верой в Европе как стенографист, слово за словом, стараясь быть точным, как самые лучшие брегетовские часы. Он был человеколюбив и честен и считал, что помогает справедливому делу, покровительствуя своим пером Блаватской. Ведь она и ее окружение были для него благородными людьми, которые, подобно аргонавтам, приплыли в Новую Колхиду — Индию за золотым руном древней мудрости. Этот поход, предпринятый для восстановления в правах на Западе индийской культуры, как нельзя лучше соответствовал свободолюбивым умонастроениям образованных индийцев и поддерживающих их европейцев.

Ко времени знакомства Блаватской с Хьюмом и Синнеттом созданное ею Теософическое общество приобретало в мире широкую известность.

Елена Петровна писала всем, кто мог бы оказать ей какое-нибудь содействие и поддержать ее детище. Рассчитывая на отклик, она написала письмо Ивану Павловичу Минаеву, выдающемуся русскому востоковеду, основателю русской индологической школы. Минаев известен своими трудами по буддизму, философии и лингвистике, исторической географии, фольклору, средневековой и новой истории Индии. Свое двухлетнее путешествие по Индии он описал в книге «Очерки Цейлона и Индии», вышедшей в 1878 году.

Блаватская во всех своих начинаниях надеялась на серьезный успех, поэтому-то ей было очень важно заполучить в союзники крупного русского ученого. Вряд ли она догадывалась, что Иван Павлович Минаев помимо своих научных штудий сотрудничал с российским Генеральным штабом. Знай она это — не писала бы тогда, что английские власти подозревают в ней русскую шпионку ^[393] . Минаев не ответил на письмо Блаватской. Русский ученый, как я полагаю, решил, что его втягивают в какую-то международную авантюру, и проявил осторожность. Он не собирался наносить ущерб своей научной репутации. Это — с одной стороны, а с другой — Минаев знал, что русская угроза Британской Индии — не просто пропагандистский миф, а реально существующая вещь. В советской индологической науке факт поездки русского ученого в Индию в 1880 году по заданию военного ведомства тщательно замалчивался. Сама его поездка в тот год была ко времени. Люди, принимающие решения, ждали от него ответа как от специалиста. Вот что пишет по этому поводу российский индолог А. А. Вигасин: «Русское продвижение в Средней Азии, афганская война, „досадительный инцидент“ при Кушке, наконец, захват англичанами Бирмы — все способствовало тому, что русские военные и дипломаты проявляли самый пристальный интерес к Британской Индии. Об актуальных политических проблемах в данном регионе И. П. Минаев постоянно писал в прессе 70-х — начала 80-х годов (кстати, далеко не только в демократической — в „Новом времени“ и в „Голосе“)» ^[394] .

В своих дневниках Минаев рассматривает возможности военного противостояния между Англией и Россией и даже не исключает в этой ситуации захват последней Индии. В 1870–1880-х годах в русских журналах и газетах появляется немало материалов, лейтмотивом которых становится идея русского похода в Индию ^[395] . На волне этой пропагандистской шумихи создавалась писательская известность Блаватской как автора очерков «Из пещер и дебрей Индостана». Что касается Минаева, он делал все с его стороны возможное, чтобы воспрепятствовать авантюре втянуть Россию в бессмысленную и кровавую бойню. Недаром он записал в своем дневнике: «Эта вера в то, что в Индии нас ждут как освободителей — просто непостижимая глупость!» ^[396]

Может, также думала и Блаватская, но своим русским друзьям она говорила совершенно противоположное. По существу, она подыгрывала их настроениям. Пренебрежение, с которым отнесся к ее письму Минаев, конечно, задело Блаватскую. Хотя она привыкла к тому, что соотечественники смотрят на нее как на особу несерьезную. Вот в этом они основательно ошибались. Ее тактика обольщения британских должностных лиц принесла плоды. Блаватская с каким-то злорадным торжеством обиженной женщины сообщала в письме Дондукову-Корсакову: «…г-н Хьюм предпочитает служить не Ее Величеству королеве-императрице, а г-же Блаватской (смотрите прилагаемую брошюрку с нашим Уставом)» ^[397] . Напротив должностных лиц, обозначенных в уставе Эклектического общества Симлы, а именно: Аллана О. Хьюма, Альфреда П. Синнетта и Росса Скотта, к тому времени ставшего главным судьей в городе Дехрадун, — она приписала: «Вся эта троица — мои подчиненные, британские подданныев рабстве у русской старушки. О триумф патриотизма! Дорогой князь, я мщу за Россию» ^[398] .

Социальная гармония и равенство, предвосхищающие божественную гармонию, — эти первоначально провозглашенные цели Теософического общества отступали на второй план. Чуть-чуть позже она заявит Синнетту, что это в башке Олкотта «возникла в высшей степени идиотская идея Храма Человечества или Всемирного Братства» ^[399] . Отношения Блаватской с Дондуковым-Корсаковым приобретали сугубо деловой характер. Она понимала, что для российских чиновных вельмож во все времена основной смысл жизни — в безудержном обогащении. Вот почему, как только ее положение в Индии укрепилось, она предложила князю стать его торговым агентом. Как она писала: «Здесь нет ничего дешевле резной мебели. <…> Мой дом весь заставлен мебелью из черного и сандалового дерева, потому что она здесь дешевле, чем еврейская мебель у нас в Одессе» ^[400] . Понятно, что через некоторое время из Бомбея в Одессу один за другим пошли тщательно упакованные ящики с мебелью, с отрезами даккского муслина-паутинки, с антикварными вещами. В самом деле, а почему не порадеть родному человечку? Особенно когда этот человек — князь и генерал-губернатор Кавказа.

В самый неподходящий для Блаватской момент на ее голову свалились Эмма и ее муж. Французский консул в Галле и другие сердобольные люди собрали для них деньги на билеты пароходом до Бомбея. Они приехали прямо к ней, в «Кроуз нест», «Воронье гнездо», в уже насиженное бомбейское гнездышко.