Предстоящая демонстрация… Похоже, они не шутили. И полицейские со своей стороны начали обсуждать ее всерьез. Они готовились к худшему. И были правы, потому что с каждым разом дело принимало все более серьезный оборот. Здесь нельзя было допускать ошибок.

А подготовка шла весьма решительно. Разгорались яростные споры. Мой альбинос внимательно слушал тех и этих, одновременно поглядывая на девчонок; рот у него был приоткрыт, и вообще выглядел он немного придурковатым, тут я должна была согласиться с Ритой.

Я дождалась, пока он покинет зал. Вышла следом и ловким ударом с размаху (спасибо Рите, мое плечо теперь было как новенькое!) отправила парня в заросли лавра. Оглядевшись по сторонам, я убедилась, что свидетелей поблизости нет, и сама нырнула в кусты.

Парень еще лежал на спине, на черной земле, и таращил красные глаза. «Он жутко возбудим, – говорила мне Рита. – Проходу мне не давал, я его убить была готова».

Когда я протянула ему руку, он отпрянул.

– Со мною Бог, – проблеял он, скорчив рожу.

– Что?

– Со мною Бог, – повторил он.

Я дала ему пощечину, потом помогла встать. К подобной тактике я прибегаю в тех случаях, когда не знаю толком, как себя вести.

– Мишель, милый, нам надо поговорить. Вот увидишь, все будет хорошо, – сказала я.

На шее у него болтались четки (пятнадцать десятков молитв «Богородица», и каждому десятку предшествует «Отче наш»). Половина лица у него стала ярко-алой. Он уставился на меня так, будто я была сам дьявол во плоти.

– Я всего лишь жена твоего преподавателя, – успокаивала я его. – По виду не скажешь, да. Ну, что ты об этом думаешь?

Теперь он корчил рожи, уставившись на мой значок, где был указан мой род деятельности: защитница геев, лесбиянок и прочих.

– Успокойся, Мишель. Написанному не всегда надо верить, как Евангелию. Это прикрытие. А ведь неплохо придумано, а, Мишель? Надо же, как тебя огорошило. Ну, посмотри на меня, неужто я действительно похожа на дуру, готовую мчаться на помощь всем этим больным, нет, ну скажи честно? Ты меня плохо знаешь. Я тоже их на дух не переношу. Это прикрытие. Тебе известно, что такое прикрытие?

«Ой-ой-ой! – подумала я. – Ну совершеннейший идиот!» Рита мне много чего про него порассказала, но я тогда решила, что она преувеличивает. Нет, полнейший кретин! Я начинала понимать, каково иметь дело с таким парнем, если он тебя преследует. Бедная Рита. У него был действительно безумный взгляд. Еще один спятивший на религиозной почве. К несчастью, их все больше и больше, и это меня пугает, потому что я не хочу, чтобы меня кто-нибудь придушил во сне.

Я указала ему на скамейку в стороне, стоявшую у низкой стены, увитой плющом, гладкие листья которого блестели, будто натертый паркет. Я села рядом с ним. От него пахло стиральным порошком.

– У тебя нет чего-нибудь пожевать? Умираю с голоду. Ну, не знаю, хоть батончик мюсли или еще что, не важно.

В животе у меня был только все тот же сэндвич. Я ощущала слабость. Он спросил, чего я от него хочу. Я влепила ему вторую пощечину. Глазами я искала какой-нибудь автомат с едой, но вокруг была совершеннейшая пустыня. Я жалела, что мы не рядом с кафетерием, вот там был огромный автомат, а в нем и салаты, и пирожки, и тарталетки, и шоколадные батончики с любой начинкой.

– Почему вы меня бьете? – спросил он срывающимся голосом.

Не оборачиваясь к нему, уставившись вдаль, я ответила: потому.

– Не имеете права! – завизжал он.

– Знаю, что не имею права. Но все равно буду.

Когда я делала аборт, я напоролась на таких, как он. Они устроили в больнице такой переполох! Приковывали себя к операционным столам, ублюдки. Врывались в палаты и поливали нас грязью, а надо сказать, что момент был выбран крайне неподходящий. Орали у нас под окнами. Угрожали смертью врачам. Сулили нам всем гореть в аду. Я сохранила о них самые скверные воспоминания. Они размахивали плакатами с изображениями эмбрионов. Те, кто приковал себя к операционным столам, распевали псалмы, пока медперсонал искал пассатижи.

– Ладно, – сказала я, поднимаясь со скамейки, – пошли, поговорим по дороге, если не возражаешь. Вставай.

Оказалось, что однажды он принял решение спасти Дженнифер Бреннен. В этом состояла его миссия. Бедная, бедная девушка! Когда он понял, с чем столкнулся, он бросился в бой. Он возложил на себя миссию спасти ее!

– А не хотел ли ты и сам ею попользоваться?

– Как? Что? Да что вы такое говорите!

Мы добрались до кафетерия, притягивавшего студентов, как источник, вокруг которого в жару собираются животные. Студенты отдыхали, скинув рюкзаки на травку. Расходиться они не собирались. Загорали. Прилипали к мобильникам, отправляли сообщения. Заигрывали друг с другом. Пили содовую, а скупердяи наполняли стаканчики водой из фонтана. День уже клонился к вечеру. Я порылась в карманах в поисках денег.

– Дай мне мелочи, – попросила я альбиноса.

Он был явно озадачен.

– Черт возьми, – простонала я. – Дай же мне мелочи, прояви милосердие.

Я убежден, что клоны уже среди нас.

Я верю, что техника уже давно достигла должных высот.

Вольф, с которым я говорил на эту тему, был близок к тому, чтобы разделить мое мнение. Так как Вольф отсутствовал уже несколько дней, я сопровождал Крис, когда она сдавала кровь на анализ (она вбила себе в голову, что ей необходимо проверить иммунитет).

Дожидаясь ее (она еще принимала душ), я открыл какой-то научный журнал, в котором надо было читать между строк, чем я и занялся.

– Крис, я полностью отдаю отчет, что в нашем мире далеко не все в порядке, – говорил я, пока мы неслись под завывание сирены к лаборатории (когда-то мы с ней сдавали туда же анализы, которые требуются для заключения брака). – Я и не утверждал, что ваша борьба беспочвенна. Не думай так, не кати на меня бочку, пожалуйста. И еще одно… надеюсь, вы пользуетесь презервативами, да? Правда? Крис? Посмотри на меня. Надеюсь, вы пользуетесь презервативами? Из лаборатории она вышла бледная, и я угостил ее сытным завтраком.

– Послушай, эти анализы ничего не дают. Я тебя не понимаю. Ты ешь биологически чистые продукты, но трахаешься без презервативов с первым встречным. Ты просто спятила, честное слово! Увязла в противоречиях! Ты хоть соображаешь, что ты делаешь? Ведь сейчас столько всяких болезней, и они распространяются стремительно, выкашивают целые континенты! Кстати, а ты себя хорошо чувствуешь? Да, согласен, на вид он вполне здоров. К счастью, он действительно выглядит здоровым… Ну и что с того?

Потом я сопровождал ее в церковь, где пестрая толпа и трое забастовщиков, объявивших голодовку, ожидали невесть чего и жгли свечи.

– А не могу ли я пригласить тебя на ужин? Почему бы мне не пригласить тебя на ужин? Что нам мешает, скажи? Мы не обязаны ему обо всем докладывать. С какой стати? Разве ты не вольна делать что хочешь?

Позже, днем, я совершил нелепый поступок. Самое ужасное, что я получил от него огромное удовольствие.

Из-за Крис настроение у меня было неважнецкое. Мэри-Джо позвонила из кампуса. Я подумал, что если явлюсь на работу один и без конкретного дела, то Фрэнсис Фенвик тотчас же найдет мне задание и похоронит под тоннами бумаг. И тогда я решил покататься по городу. И катался себе, пока не очутился на парковке напротив офиса Пола Бреннена. Неплохое окончание дня. Люди что-то покупали, пялились на витрины, тащили сумки, сновали туда-сюда, такси ожидали их у роскошных магазинов. Люди пользовались моментом, когда не грозит никакая катастрофа, вроде того, что творилось недавно, когда то и дело прекращалось движение метро, или в течение месяца не убирали мусор, или когда все чуть не взорвалось из-за Китая. Они пользовались этим моментом, чтобы купить то, что не могли в часы опасности, а заодно покупали и про запас. Да, неплохой конец дня. Я иногда ставил машину перед этим шедевром архитектуры, где на тридцать седьмом этаже находился кабинет Пола Бреннена с террасой. Я приезжал сюда помечтать… Я хотел, чтобы он чувствовал: дело не закрыто, этот чертов полицейский по-прежнему появляется в его зеркале заднего вида. Это был мой тайный сад, и я сворачивал себе шею, чтобы войти в него.