Колин потянул за цепь и с раздражением стукнул по лицевой части замка, однако его усилия ничего не дали: механизм был прочный и надежный. Он не придумал, как расцепить их, не зная шифра замка Роя.

Немного упавший духом, он вернулся к автобусу, чтобы обдумать дальнейший план действий. У него было только два варианта: или попытаться вернуться домой пешком, или продолжать на бесконечных дорожках свалки игру в кошки-мышки с Роем.

Он предпочел бы остаться там, где был. Главное, что он был еще жив. Если его не будет дома достаточно долго, мать заявит о его исчезновении. Правда, она может не вернуться домой до часу или до двух, а сейчас, видимо, только полночь. Он нажал кнопку своих наручных часов и с удивлением обнаружил, что на самом деле намного меньше: было без четверти десять. Он мог бы поклясться, что эта бесконечная игра в прятки продолжалась, по крайней мере, часа три-четыре. А может быть, Уизи придет домой раньше? И если его не будет дома, она может позвонить родителям Роя, и выяснится, что Роя также нет дома. Самое позднее в час ночи они обратятся в полицию. Полиция немедленно начнет искать их и... Эх, а с чего начнут они свои поиски? Конечно, не со свалки. Они начнут искать их в городе. Затем вдоль берега. Затем в районе холмов. Это будет уже завтра и далеко за полдень, а может быть, и во вторник или даже в пятницу, пока они обойдут все и придут к лачуге отшельника Хобсона. И как бы ни хотелось ему остаться тут, рядом с горой круглых резиновых покрышек, он знал, что ему не продержаться в течение сорока восьми часов, или тридцати шести, или даже двадцати четырех, чтобы не быть схваченным Роем. Ему должно сказочно повезти, чтобы это получилось при свете дня.

Ему следовало идти домой пешком. Разумеется, он не может возвращаться той же дорогой, какой они приехали с Роем, потому что, если Рой заподозрит, что он покинул свалку, и вздумает преследовать его, они могут встретиться на безлюдном участке дороги. Велосипед катится по дороге почти бесшумно, и Колин боялся, что не услышит его и будет застигнут врасплох, когда Рой уже окажется близко. Итак, ему надо пересечь пустырь, спуститься с холма к железнодорожной колее, затем пройти вдоль колеи к сухому руслу ручья рядом с Рэнч-роуд, а потом двинуться в Санта-Леону. Этот путь будет труднее, чем любой другой, особенно в темноте, но так он сможет сократить расстояние с восьми миль до семи, а может быть, и до шести.

Колин болезненно осознавал, что одно подавляющее чувство руководило им во время составления этого плана — страх. Скрываться. Бежать. Скрываться. Бежать. Казалось, он не способен придумать какую-либо альтернативу своим трусливым действиям. Он чувствовал, что не годится для более решительных поступков, и страдал от ощущения, что он такой жалкий.

— Тогда оставайся здесь и сражайся с Роем его же способом!

«Удобный момент».

— Не убегай! Нападай!

«Какая приятная фантазия, но это невозможно».

— Вовсе нет. Стань агрессивным. Порази его.

«Он быстрее и сильнее меня».

— Тогда будь хитрым. Поставь ему ловушку.

«Он слишком умен, чтобы попасться в любую ловушку, какую я смогу ему поставить».

— Откуда ты знаешь, если ты даже не пытался?

«Я знаю».

— Откуда?

"Потому что я — это я, а он — это Рой".

Колин быстро положил конец внутреннему диалогу, потому что это была пустая трата времени. Он понимал всего себя слишком хорошо. Он просто не имел сил или желания переделывать себя. Прежде чем он попытается стать кошкой, надо убедиться на сто процентов, что нет никаких шансов оставаться и дальше мышкой.

Это была одна из тех черт, за которые он себя презирал.

Останавливаясь на каждом шагу, чтобы проверить дорогу, прежде чем ступить на нее, Колин перебирался от одной машины к другой. Он неуклонно продвигался к холму, с которого Рой пытался столкнуть «форд» на поезд, потому что именно оттуда ему легче всего было добраться до железнодорожной колеи. Ночь была на редкость спокойной. Любой шорох в сухой траве от его ботинок разносился подобно грому, и он с ужасом ждал, что Рой вот-вот свалится ему на голову. К счастью, он достиг дальнего конца свалки незамеченным.

Перед ним было открытое место шириной около сорока футов между последней машиной и краем холма. Но в этот момент ему казалось, что перед ним целая миля. Ничем не прикрытая луна светила очень ярко, и покрытый травой отрезок поля просто купался в молочном лунном свете. И если за этим участком наблюдали, его застукают раньше, чем он пройдет четверть пути. На счастье, большая масса облаков подступала с океана. Каждый раз, как только очередное облако заслоняло луну, желанная темнота давала надежное прикрытие. Он ждал одного из таких коротких мгновений. Когда широкий пояс травы покрылся тенью, он побежал, но так тихо, как только мог, буквально на цыпочках, затаив дыхание.

Склон холма был крутой, но не слишком обрывистый. Он начал быстро спускаться вниз, другого пути все равно не было. Он прыгал с одной ноги на другую, не контролируя себя, бежал огромными скачками. Сухая песчаная почва рассыпалась у него под ногами. Какой-то участок он преодолел словно на серфе, но потом потерял равновесие и последние двадцать футов катился кубарем. Наконец он замер в облаке пыли, лежа на спине, рядом с железной дорогой, его рука лежала на колее.

Глупый. Глупый и неуклюжий. Глупый, неуклюжий идиот.

Та-ак.

Он лежал тихонько в течение нескольких секунд, слегка поцарапанный, но пораженный тем, что ничего не покалечил. Ранена была его гордость, но все остальное было в порядке.

Пыль стала оседать.

Как только он попытался сесть, Рой окликнул его:

— Кровный брат?

Луна вынырнула из-за облаков.

Колин увидел Роя, залитого лунным светом и стоявшего на верху восьмифутового склона. Он смотрел вниз, его силуэт вырисовывался на фоне неба.

«Он не может меня видеть, — подумал Колин. — По крайней мере, он не может видеть меня так отчетливо, как я его. Он стоит там на свету, а я здесь в тени».

— Это же ты,— повторил Рой.

И вдруг рванулся вниз по склону холма.

Колин вскочил, споткнулся о железнодорожную колею и помчался к пустырю, находившемуся за ней.

Колин мчался через пустырь и чувствовал себя совершенно незащищенным. Как только луна осветит его, укрыться ему будет негде — тут не спрячешься. У него в голове вертелась безумная мысль, что некий гигантский сапог в любую минуту может наступить на него и раздавить, как клопа, ползущего по полу кухни.

В сезон бурь дожди прокладывали стоки по склонам холмов, которые потом превращались в естественные дренажные канавы и прорезали свободную землю к западу от железнодорожной колеи. Каждую зиму эти канавы переполнялись и превращались в сплошное озеро, становясь частью водоохранной системы, созданной в соответствии с проектом штата по борьбе с наводнениями. Поскольку земля находилась под водой примерно месяца два, на ней почти ничего не росло потом, даже летом. Кое-где торчали пучки травы, которая с трудом удерживалась на скудной почве, жалкие полевые цветы да еще колючий перекати-поле. Но деревьев не было совершенно. Отсутствовали и кусты, в которых Колин мог бы спрятаться.

Он постарался убраться с голого пространства как можно скорее, запрыгнув в сухое русло небольшого ручейка. Канава была футов пятнадцать-двадцать шириной и более семи футов глубиной с почти вертикальными стенками. В сезон зимних бурь она превращалась в бушующую реку, дикую, грязную и опасную, но сейчас в ней не было ни капли воды. Он несся по этой канаве напрямик, превозмогая боль, пронизывавшую его бока, суставы, горевшие огнем легкие. Добравшись до широкой излучины ручья, он впервые с тех пор, как пересек железную дорогу, оглянулся назад. Насколько он мог разглядеть, Роя не было в этой огромной траншее. Его удивило и обрадовало, что он имеет такое преимущество перед Роем. Он подумал: а вдруг Рой и не заметил, куда он побежал. За поворотом, в поисках укрытия, он свернул в более узкий, ответвлявшийся от основного, водосток. Поначалу он был футов десять в ширину, но быстро сужался, по мере того как Колин продвигался вперед. Почва под ногами становилась все тверже, а глубина водостока сократилась с семи футов примерно до пяти. Пройдя еще ярдов сто, он обнаружил, что канава расходилась на два коротких тупиковых отрезка, не более четырех футов глубиной каждый. Он направился в один из них, с трудом протиснувшись, и крепко уперся плечами в песчаные стенки. Он сел, чтобы его нельзя было заметить, прижал колени к подбородку и обхватил руками ноги.