— Мне известна причина, по которой Девон все это затеяла, — произнес между тем Галвестон. — Но она ничего общего не имеет с призраками.

— Продолжайте.

— Вы, надеюсь, знаете, что она разведена?

— Да.

— Так вот. Через шесть месяцев после того, как Пол ее оставил, у Девон и в самом деле что-то случилось, с. головой. Поначалу она думала, что это просто недомогание — у нее появились головокружения, затрудненное дыхание, временами ее охватывал озноб и начинались приступы тахикардии. Когда же врачи пришли к выводу, что с телесным, так сказать, здоровьем у нее все в порядке, она испугалась.

Джонатан подумал об Алексе — о тех ужасных неделях после несчастного случая. Он тогда чуть с ума не сошел от печали и боли — не мог работать, не мог спать. Много раз он обвинял себя за то, что оставил сына под присмотром престарелой тетки и не уделял ему должного внимания. Так что Джонатан отлично представлял себе, что такое страх.

— Она нашла врача по имени Таунсенд; он психиатр, — продолжал Майкл. — Он уверил Девон, что у нее самая обычная депрессия, другими словами, стресс, который и является причиной всех ее страхов. Как-то Девон мне рассказала, что временами сознание как бы отделяется от ее тела. Сидя в комнате, она могла слышать разговоры окружающих и при этом ощущать, что парит у них над головами. Кроме того, у нее открылось так называемое «тоннельное видение», ну и тому подобные странности.

— Ясно, — произнес Джонатан, хотя особой необходимости выслушивать все это не видел. Досье, которое лежало перед ним на столе, было похищено из офиса доктора Таунсенда. Тот отказался посвятить Дерека Престона в тайны своей пациентки, мотивируя это врачебной этикой и интересами миссис Джеймс. Забравшись в его офис, Дерек обнаружил досье в шкафчике, где хранились старые истории болезней.

Джонатан не был к этому причастен. Он лишь попросил Дерека выяснить, от чего доктор лечил Девон, работа Престона заключалась в сборе всевозможной информации. Не в первый раз этот человек преступал закон, чтобы получить необходимые сведения, и Джонатан опасался, что не в последний. Тем не менее суждениям Дерека Джонатан доверял, а на методы его работы смотрел сквозь пальцы. Вот и в данном случае он не стал упрекать его за излишнее усердие.

— Теперь вы видите, — сказал Майкл, — что весь этот нынешний бред о привидениях — не более чем чушь. Просто возвращаются все старые страхи и волнения Девон. Вполне возможно, что она сейчас находится под воздействием стресса — правда, совсем иного рода. Причиной тому ее работа и наши матримониальные планы. Все эти фокусы-покусы в гостинице она просто-напросто себе напридумывала. Но сама Девон ничего не желает слышать о возвращении болезни.

Джонатан задумался. Душевная болезнь и недавние страхи могли быть явлениями совсем разного порядка. От стрессов страдают миллионы людей, но кто станет рассказывать о подобных проблемах первому встречному? И что, интересно знать, почувствовала бы Девон, узнав об откровениях Майкла?

— Скажите, как я, на ваш взгляд, могу использовать эту информацию?

— Очень просто. Дайте ей понять, что вы обо всем знаете. Девон очень стыдится своих страхов и даже больше того — она боится сойти с ума. Ее родители — и те не знают о болезни. Пригрозите, что, если Девон будет продолжать свою работу, вы обнародуете сведения о том, что она лечилась у психиатра.

Джонатан смерил гостя высокомерным взглядом. Этот парень ему определенно не нравился.

— А вам не кажется, что такого рода ультиматум может отразиться на здоровье Девон, дату если эта информация сделается общим достоянием, на ее карьере, коль скоро вы любите поминать это слово?

Эти слова Стаффорда весьма озадачили Майкла. До сих пор он не думал о практической стороне дела.

— Я больше никому об этом не рассказывал. Только вам — и все. Я полагал, что вы ее слегка припугнете, не более. Надеюсь, вы не воспользуетесь этой информацией, чтобы причинить ей реальный вред?

— А вам бы этого не хотелось, не так ли? Верить в привидения дурно. И вашей карьере, разумеется, был бы нанесен ущерб, если бы люди стали думать, что ваша жена — умалишенная.

Галвестон побледнел. До него, казалось, только сейчас стало доходить, какие последствия могла иметь задуманная им авантюра.

— Я сообщил об этом одному-единственному человеку — вам, — снова повторил он. — Надеюсь, вы понимаете, что этим я хотел помочь нам обоим?

— Я отлично все понимаю, Майкл. И вы можете быть уверены, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы похоронить этот проект. — Но так, чтобы при этом не похоронить и ее. Джонатан встал, давая Майклу понять, что аудиенция окончена.

— Значит, я могу на вас положиться?

— Да, если дело, обернется так, как нужно нам. Мы же с вами этого хотим, не так ли?

— Я вовсе не намерен причинять Девон боль.

Забеспокоился наконец, сукин сын!

— и я тоже. Но так или иначе кому-то пострадать придется, если и впредь все будет идти так, как сейчас.

— Надеюсь, вы не станете на нее слишком давить? Да и давить-то особенно не придется, когда она узнает, насколько хорошо вы обо всем осведомлены.

Я тоже надеюсь, подумал Стаффорд.

Как только Джонатан начал читать историю болезни Девону он сразу понял, что у него на руках козырная карта. Она в самом деле опасалась своих страхов и того, что они могут сделаться достоянием окружающих. Теперь, глядя на Галвестона, который собирался использовать эти сведения против Девон, Джонатан чувствовал себя не меньшим негодяем, чем ее жених.

Майкл давно ушел, а Джонатан все еще оставался за столом, размышляя о происшедшем. Он снова потянулся к недочитанному досье. Впрочем, ему и так многое было ясно. Будучи приемной дочерью, Девон всю жизнь чувствовала себя одинокой и нежеланной. Потом, когда ее бросил муж, это чувство еще больше укрепилось.

Джонатан захлопнул досье. Все, что ему удалось выяснить к этому моменту, ясно указывало, что видения Девон в гостинице были спровоцированы страхом и беспокойством. В сущности, у нее это было не первый раз, и все происшедшее в Стаффорде — следствие тех же самых проблем, что были у нее и раньше.

Потом его мысли вернулись к их, с Девон отношениям. Какая все-таки она тонкая, интеллигентная и бескомпромиссная женщина. И почему-то при личных встречах никаких следов стресса он в ней не замечал. Наоборот, она казалась ему гораздо более открытой, рационально мыслящей и практичной, нежели многие другие представительницы ее пола.

Теперь, когда у него в руках находилось досье Девон, которое со всей очевидностью обрисовало ему природу ее поступков, ничего не стоило дать рациональное объяснение той целеустремленности, с какой она отдавалась работе над проектом. Но Джонатану не хотелось верить в такого рода объяснения. Почему, он и сам не знал.

Надев на себя желтую робу и заколов волосы на затылке, Девон уселась на софу, подогнула под себя длинные ноги и принялась просматривать книги. Хотя на улице уже сгустилась тьма, а огонь в камине горел еле-еле, она продолжала упрямо переворачивать страницу за страницей, и одна за другой перед ней прошли «Истинные истории с привидениями» Эрика Вандермеера, «Охотник за призраками» Ганса Хольце-ра, «Привидения Америки» Джин Андерсон, «Царство призраков» Саймона Марсдена и еще с полдюжины подобных книг. Теперь они валялись рядом с софой на ковре, испещренные пометками Девон.

Ветер бросил в окно пригоршню ледяных дождинок, и Девон с забившимся от страха сердцем оглядела комнату. Никого. Только ветер и дождь.

Весь вечер она вздрагивала, обращая внимание на малейший шорох.

— Господи, как я все это ненавижу! — Девон захлопнула очередную книгу. Впрочем, чтение это было весьма занимав тельным. Вывод, который она сделала под конец, был кратким, но емким: Все авторы верят в привидения. Особо она выделила доктора Фрэнсиса Линдермана, автора «Плененного духа»: он единственный из всех давал приблизительную классификацию призраков, утверждая, что, по сообщениям очевидцев, эти бесплотные создания умели без видимых усилий парить в воздухе темных спален и мгновенно исчезать с появлением слуг с зажженными канделябрами. Двадцать восемь процентов эпизодов с участием выходцев из потустороннего мира именовались «полтергейстом» и представляли собой описание проделок весьма шаловливых духов, которые двигали мебель, задергивали и раздвигали шторы и занимались прочими невинными проделками. Лишь два процента призраков попадали в категорию демонов или духов зла.