Дверь открыла медсестра Жанна. Личико у нее было по-прежнему невинным и нежным, словно лепесток розы.

– Жанночка, – до омерзения сладким голосом сказала Мила, – мне надо с Капитолиной Захаровной обсудить проблемы побелки. Она ведь уже проснулась?

– Проснулась, конечно. Мы уже завершили утренний туалет, – с некоторой гордостью ответила Жанна. – А у вас что-то случилось? Мне показалось, наверху кричали.

– И собаки лаяли! – донесся до них из комнаты громоподобный голос Капитолины Захаровны.

– Не волнуйтесь! – поспешила успокоить ее Мила. – Собаки у меня временные. Ненадолго. Скоро я их раздам. Они не мои на самом-то деле.

– Жаль, – сказала старуха, огромной горой возвышавшаяся в кровати. – Люблю, когда шумно, когда голоса, музыка, топот. Так я чувствую себя в гуще событий и хорошо сплю. В последнее время ты мне, Милочка, обеспечила комфортное существование. У тебя вечно что-нибудь гремит, кричит и скачет. Замечательно! Продолжай так и дальше. Яблочко хочешь?

– Нет, спасибо, – покачала головой Мила, у которой при мысли о еде ползли по спине мурашки.

– А я съем, если ты не возражаешь!

Капитолина Захаровна взяла деревянную трость с массивным набалдашником, которая стояла прислоненной к стене возле кровати, и, ловко орудуя ею, придвинула к себе по столу вазу с фруктами. Мила неожиданно заметила, что набалдашник с одной стороны испачкан чем-то темно-бордовым. «Кровь? – подумала она внезапно. – Неужели старуха не замечает?»

Капитолина Захаровна с хрустом принялась за яблоко. В голове Милы тем временем рисовалась страшная картина. Вот старуха переползает в инвалидное кресло и едет к входной двери. Открыв ее, она замечает Листопадова. Или же делает что-то тайное и ужасное, что видит Листопадов, – вариантов несколько. Тогда она подзывает его поближе, может быть, просит наклониться – и ударяет тростью по голове. Потом спокойно закрывает дверь и, наспех обтерев орудие убийства, ставит его в темный угол. Да, но как тогда тело Саши Листопадова оказалось в подвале? Может быть, его затащил туда кто-то другой? Может быть, Жанна? Слабовата она для такого дела. И кто и зачем в таком случае опоил снотворным водопроводчика Митяя?

– Да ты меня не слушаешь! – укорила ее тем временем Капитолина Захаровна, которая, жуя и чавкая, ухитрялась при этом еще что-то рассказывать.

– Слушаю-слушаю, – солгала Мила, заставляя себя отвести взор от страшной трости и отогнать картины недавнего преступления. – Мы с вами так до сих пор и не договорились о ремонте. У меня деньги с собой.

Они начали оживленно обсуждать будущую побелку и покраску кухни. Капитолина Захаровна заодно решила поменять цвет стен, и, пока они обменивались мнениями по поводу подходящих оттенков, приехали Ольга и Николай. Приехали они на «Газели» и привезли с собой новый диван.

– Это я купила тебе в подарок, – сообщила Ольга. – Возможно, нам придется у тебя ночевать. Не хотелось бы ютиться где придется.

– Так это ты для себя купила подарок! – уличила ее Мила. – Любишь мягко поспать, я ведь знаю.

На диван сверху была надета здоровенная картонная коробка, которую грузчики сняли и поставили вдоль подоконника.

– Ничего себе! – сказала Мила. – Да в ней можно жить!

– Надо вынести ее на помойку! – заметил Николай.

– Потом вынесем! – отмахнулась Ольга. – Не до того сейчас.

Трезор стал бегать вокруг коробки и бешено тявкать.

– В детстве ты никогда не выказывала желания завести песика, – заметила Ольга, – и вообще не проявляла любви к животным. Это свидетельствует о твоей душевной черствости.

– Ты тоже никогда никого не заводила, – отозвалась Мила. – Та белая крыса, которую тебе подарили на день рождения, не в счет.

– Белая крыса? Душевно, – пробормотал Николай. – Кто тот оригинал, который делает такие подарки?

– Ольгин поклонник, – ехидно пояснила Мила. – Ему казалось это стильным.

Как только Ольга устроилась на новом диване, Трезор полез к ней целоваться. Впрочем, его порыв угас, едва та закурила ментоловую сигарету. Пес чихнул и попятился. «Интересно, почему за ним никто не приезжает? – внезапно спохватилась Мила. – А Гулливерша Лариса даже не звонит». Однако сейчас ее больше волновали люди, нежели собаки.

– Костя отравился наркотиком, – сообщила новость Мила. – Не насмерть, не насмерть! Надеюсь...

Не обращая внимания на Николая, который, в сущности, не был посвящен в тонкости происходящего, она стала рассказывать Ольге все в подробностях: как она сдружилась с Ларисой и поехала с ней в Горелово, как насобирала там в подпольном цеху серых гранул, как сложила их в коробочку из-под сахарозаменителя и как Константин по неведению выпил некоторое их количество с кофе.

– Косте было очень плохо, – нервничая, призналась она. – Он стал весь красный и заговорил о любви.

– К кому? К тебе? – тут же спросила проницательная Ольга. – Так я и знала! Он с самого начала к тебе неровно дышал. Кроме того, вы провели вдвоем ночь. Уж не знаю, что между вами произошло...

– Я тоже не знаю, – пробормотала Мила, – но это неважно. Главное, чтобы он остался жив!

– Ты его, конечно, обнадежила?

– Ольга, он бредил!

– Теперь я убеждена, что ты способна довести до бреда даже такого мужчину, как Глубоков. Ты опасный для общества элемент. Тебя надо срочно выдать замуж во второй раз, чтобы ты перестала дурить головы лицам противоположного пола.

– Я?! – изумилась Мила и, поглядев на Трезора, воскликнула: – Да я могу вскружить голову разве только собаке!

– Ну, конечно! Как мы любим прибедняться... – не согласилась Ольга, искоса поглядев на Николая.

Тот сидел словно замороженный, сложив ручки на коленях, и о чем-то напряженно размышлял. Мила тут же вспомнила про полтаблетки, от которых дурела Муха, и тоже кинула на него задумчивый взор исподлобья. «Если этот тип в чем-то виноват, будет даже неплохо, чтобы он кое-что узнал о моих делах. Засуетится, забеспокоится, наделает глупостей...»

Как раз в этот момент зазвонил телефон и одновременно с ним дверной звонок. Мила бросилась к телефону, а Ольга, взяв для страховки Николая, отправилась открывать.

– Это Борис, – сказал возбужденный Глубоков-младший, заслышав испуганное «алло» Милы. – С Костиком все будет в порядке. Паника была не по тому поводу. У него обыкновенная пневмония.

– Как это? – опешила Мила.

– Вот так. Простыл где-то. Вероятно, в подъезде сквозняки, а его в последнее время постоянно тянуло на лестничную площадку. Не догадываетесь, почему?

– Короче, я опять кругом виновата! – едва не заплакала Мила. – Но его жизни точно ничто не угрожает?

– Ничто! – весьма убедительно ответил Борис. – Ему уже назначили курс антибиотиков.

– Выходит, серые гранулы тут ни при чем? А что же тогда я привезла из деревни? – растерялась Мила.

– Вы имеете в виду ту пластмассовую коробочку?

– Ну, конечно! Конечно, ее! Ведь Константин скушал некоторое количество того, что в ней находится. И ему почти сразу же стало плохо!

– Это совпадение, – сдержанно заявил Борис.

– А врачи выяснили, что было в той коробочке?

– Я сам выяснил. Съездил в дедову лабораторию и отдал кое-кому эти крупинки. Знаете, чем вы попотчевали моего брата?

– Чем? – испуганно спросила Мила, уже отчетливо понимая, что это что угодно, но, уж конечно, не наркотик.

– Куриным пометом, – прошипел Борис. – Это гранулированный куриный помет. Способ, которым ему придали такую форму и консистенцию, науке до сих пор известен не был.

– Но зачем его гранулировать? – сдавленным голосом спросила Мила. – Я имею в виду помет?

– В данном виде куриный помет может считаться высококлассным растворимым удобрением, экологически безупречным при всем при том. Думаю, у этого изобретения большое будущее. Вероятно, ваш муж именно на нем собирается зарабатывать деньги. Берешь горсточку гранул, растворяешь в ведре воды и льешь на помидоры. Чисто, комфортно, урожайно!

– А-а... – протянула Мила задумчиво. – Не могли бы вы еще кое-что отдать на экспертизу? – Она понизила голос. – У меня есть таблетка, надо бы проверить ее на вшивость. Вернее, полтаблетки. Это можно устроить?