Гуркин захлопал глазами и растерянно ответил:

– Ты же сама мне дала ключи! После дня рождения прадедушки...

Он суетливо полез в карман куртки и добыл связку, которая раньше принадлежала Орехову. Мила узнала ее по брелоку в виде крошечного автомобиля.

«Значит, Илья не соврал, – подумала Мила, – ключи болтались где-то в квартире. Но зачем я вдруг вручила их Гуркину? Я ведь не хотела! И мое подсознание не хотело! Что, если Андрюша врет? Он сам мог найти ключи и присвоить их, а потом свалить все на меня, пьяную. Может, он пользуется этими ключами уже давно? И без моего ведома проникает в квартиру? Спрятал здесь наркотики, например? Звонит по телефону...»

– Что ты делал здесь один? – спросила Мила, скидывая обувь и проходя прямо в комнату. Она осматривала обстановку со всей пристальностью, на которую была способна. Муха последовала за ней и принялась обнюхивать мебель, словно тоже прониклась подозрительностью.

– Я? Да ничего... – растерялся Гуркин, – сидел... читал... лежал... У меня сегодня присутственный день, – осторожно напомнил он, – ну... в том смысле, что я должен был прийти.

– Кофе будешь?

– Нет-нет, я сыт.

– И сыт, и пьян, выходит, – пробормотала Мила. – Ну, ладно, лежи дальше. А я на кухню.

Когда Мила доставала из сумочки кошелек, чтобы проинспектировать свои финансы, Муха неожиданно взволновалась и начала совать свой мокрый подвижный нос прямо внутрь сумки.

– Ну, что тебе, что? – нетерпеливо спросила Мила, раскрывая сумочку пошире и позволяя овчарке обнюхать все как следует.

Муха заскулила и попыталась ухватить зубами свернутый комочком носовой платок.

– Ах, вот что тебя так заинтересовало! – воскликнула Мила, вспомнив, что в платок она завернула ту самую таблетку, которую стащила из пузырька Николая. – Интересно...

На взгляд Милы, таблетка ничем не пахла. Тем не менее Муха волновалась все сильнее. Она тихонько повизгивала и скребла лапой линолеум.

– Что ж, – сказала Мила, отламывая от таблетки половинку, – если Николай жив, значит, и для тебя это не смертельно. На-ка, съешь.

Мила протянула кусок таблетки на ладони Мухе. Та мгновенно слизнула «угощение» и, облизнувшись, уставилась Миле в лицо.

– А все! – заявила та. – Вторую половинку я приберегу. А чуть позже покормлю тебя чем-нибудь более подходящим для такой большой собаки. Лежать!

Муха послушно легла, однако через некоторое время выскользнула из кухни, и тут же послышался негодующий крик Гуркина:

– Тыквочка! С собакой что-то странное!

Мила вбежала в гостиную и увидела, что Муха и в самом деле ведет себя нетривиально. Она лежала на спине и каталась с боку на бок, свесив язык с одной стороны рта. Время от времени она разевала рот и издавала длинные мяукающие звуки.

– Муха! – позвала Мила. – Ужинать!

Муха не обратила на нее никакого внимания. Ми– ла принесла в комнату кусок фарша и принялась тыкать ей в нос. Фарш не произвел на собаку никакого впечатления.

«Вот оно! – подумала Мила, холодея сердцем. – Николай тайком поедает какую-то „дурь“, несомненно. У собаки всего от полтаблетки поехала крыша».

– Мы сегодня никуда не пойдем? – спросил Гуркин, покачивая ногой в жутком десятирублевом носке.

«Интересно, как он ухитряется так классно перевоплощаться? Ничего не забыть, проверить каждую мелочь... Зачем?» Это «зачем» витало в воздухе, покуда Мила допивала свой кофе.

– Тыквочка! – снова раздался из комнаты визг Гуркина. – Она хочет меня съесть!

– С чего ты взял? – крикнула Мила, неохотно поднимаясь.

– Она ко мне принюхивается!

Гуркин лежал на диване, замотанный в плед. Муха взгромоздилась сверху и жарко дышала ему в лицо, время от времени облизывая ему нос.

– Она такая тяжелая, Тыквочка! – простонал Гуркин. – Кроме того, не могу сказать, что я страшно люблю собак. Отзови ее!

Мила принялась звать Муху, но та плевать на нее хотела. Она продолжала усердно вылизывать Гуркина и даже ухом не повела.

– Тыквочка! Позвони ее хозяевам! Пусть они ее уведут!

– Вот еще! – рассердилась Мила. – Тогда я опять останусь без охраны.

– Тыквочка, предприми какие-нибудь меры!

– Послушай, может быть, ты ел что-нибудь особенное? – предположила Мила. – Что-то, чего собачке тоже хочется попробовать?

– По этому поводу она собирается залезть мне в желудок? Я ничего не ел, убери ее!

– Если я ее разозлю, она тебя укусит, – с сомнением проговорила Мила. – Ну, ладно, рискнем.

Она обняла Муху за шею и потащила за собой. Та мешком свалилась на пол и снова принялась кататься по нему. Вскочивший Гуркин засобирался домой. Потом посмотрел на часы и тут же остыл.

– Пожалуй, я еще отдохну, – пробормотал он. – Не могла бы ты закрыть ее в ванной?

– Еще чего! Это же собака, а не черепашка! Кроме того, как же она будет меня охранять, если я стану держать ее в ванной?

– Но я же пока еще тут! Тебе нечего бояться!

– Разве ты готов сражаться не на жизнь, а на смерть?

– Зачем на смерть? – опешил Гуркин. – Тыквочка, ты не расскажешь мне, что происходит в твоей жизни?

Мила и сама хотела бы это знать. Что происходит в ее жизни? В ней происходят ужасные вещи! Да и сам Гуркин был одной из тех загадок, которые ей хотелось бы разгадать.

– У меня кризис среднего возраста, – заявила Мила, вздернув подбородок. – Я ищу свое место в жизни.

– Но почему тебе для этого нужны собаки и телохранители?!

– Всякий кризис сопряжен с неприятностями, – пробормотала Мила и наклонилась к Мухе. – Кажется, она заснула.

Во сне собаку терзали какие-то демоны. Она скулила и вздрагивала всем телом, пугая Гуркина, который честно высидел положенное время на диване. Затем поспешно засобирался и, надевая куртку, все никак не мог попасть в рукава. «Он совершенно не похож на того человека, которого я видела в ресторане с блондинкой. Какое перевоплощение! Какой талант!»

– Ну, до встречи, Тыквочка! – робко сказал Гуркин, протискиваясь в дверь.

– До встречи! – откликнулась Мила, гадая про себя, что она будет знать о нем к следующему разу.

«Кажется, дурацкой таблеткой Николая я усыпила собаку, – подумала она, трогая ногой Муху, которая в ответ на это приоткрыла один глаз и тихонько тявкнула. – Но не мог же муж Ольги с утра принимать снотворное?» Впрочем, Муха очень скоро пришла в себя и отправилась инспектировать мусорное ведро. Мила задумалась над оставшейся половиной таблетки и даже лизнула ее, на большее, впрочем, не отваживаясь. Скорее всего, это все же наркотик, и у овчарки в связи с его употреблением были собачьи галлюцинации.

Когда в квартире прозвенел нежданный звонок, Муха с лаем кинулась в коридор.

– Спокойно, собачка! – сказала Мила, оттесняя ее от двери, чтобы прильнуть к глазку. – Боже мой! Только этого мне еще и не хватало для полного счастья!

На лестничной площадке стояла Гулливерша Лариса. Вся ее поза выражала угрюмую решимость – руки засунуты в карманы плаща, голова опущена вниз, так, словно она собиралась бодаться.

Мила схватила Муху за ошейник и открыла дверь.

– Где он? – спросила Гулливерша, не поздоровавшись и даже не взглянув на большую собаку, рвавшуюся ее обнюхать. – Позовите его немедленно!

Мила мигом сообразила, кого она ищет, и поцокала языком.

– Какой пассаж! Илья смылся, не так ли?

– Позовите его, – с прежней настойчивостью потребовала Лариса, глядя на Милу сверху вниз.

– У меня для вас плохие новости, – радостно ответила та. – У Ильи новая девица! Поэтому здесь его, конечно, нет.

– Вы все врете! – рассердилась Лариса. – Какая девица, если он только что убежал от жены? От вас. Из-за меня, кстати, если вы забыли!

– Судя по всему, Орехов вступил в возраст, когда мужчины идут вразнос. Вчера – я, сегодня – вы, завтра – Леночка...

– Леночка? – недоуменно переспросила Гулливерша. – Какая, блин, Леночка?!

– Леночка Егорова. Знаете такую? Лично видела, как она терлась щекой о моего мужа, словно кошка о табуретку.