– Все подумали, что это взбесившийся медведь. Отец охотился в горах. Его убили – вместе с младшим братом матери. Дядя Риддок не поехал с ними, потому что тетя была на сносях. Я…

Она снова умолкла, заслышав звук шагов, и продолжила только после того, как шаги стихли.

– Те, кто нашел их тела и привез домой, подумали, что на них напали дикие животные. Так и было. – В ее голосе появились жесткие ноты. – Только эти животные похожи на людей. Лилит подослала убийц, чтобы не осталось других наследников, кроме меня.

Мойра снова повернулась к нему; пламя факелов отбрасывало красные отблески на ее бледном лице.

– Возможно, в то время Лилит знала лишь то, что одним из шести будет правитель Гилла. Или убить отца тогда оказалось легче, чем меня, – я была совсем маленькой, и меня не оставляли без присмотра. У нее оставалось еще много времени, чтобы подослать убийц ко мне. Только она опять просчиталась, и вместо меня убили мою мать.

– Убийцы мертвы.

– Это должно меня утешить? – спросила она и тут же поняла, что Киан пытается что-то подсказать ей. – Я не знаю, что должна чувствовать. Но я знаю, что Лилит отняла у меня родителей. Забрала их, пытаясь помешать неизбежному. Мы встретимся с ней на поле брани в праздник Самайн, потому что так предопределено судьбой. Я буду сражаться – независимо от того, стану королевой или нет. Смерть моих родителей была напрасной.

– Но ты никак не могла остановить Лилит.

Утешение, снова подумала Мойра. Как это ни странно, деловой тон Киана успокаивал ее.

– Надеюсь, что так. Но я точно знаю – исходя из того, что было сделано, что не было сделано и что должно быть сделано, – завтрашнее событие станет не просто церемонией или обрядом. Взявший в руки меч поведет людей на бой, отомстит за кровь моих родителей. Лилит не сможет этому помешать. Она нас не остановит.

Мойра отступила назад и взмахнула рукой.

– Видишь те флаги? Дракон и кладдах. Символы Гилла со дня его основания. Еще до того, как все закончится, я прикажу добавить еще один.

Киан задумался, что же она выберет: меч, дротик, стрелу? Потом догадался. Не оружие, не символ войны и смерти, а символ надежды и жизни.

– Солнце. Чтобы оно освещало мир.

Лицо Мойры оживилось удивлением – и радостью.

– Да. Ты понимаешь мои мысли и желания. Золотое солнце на белом полотнище – олицетворение света и будущего, за которое мы сражаемся. Это солнце – золотое, как слава, – станет третьим символом моей страны, и именно я дам его Гиллу. Солнце станет проклятием для Лилит. Для нее и всего, что она принесла с собой.

Мойра залилась краской и тяжело вздохнула.

– Ты умеешь слушать… а я слишком много говорю. Ты должен пойти в дом. Все собираются на ужин.

Киан коснулся руки Мойры, останавливая ее.

– Раньше я считал тебя не самой подходящей королевой для военного времени. Кажется, это один из немногих случаев, когда я ошибался.

– Ошибешься, если меч будет моим.

Они вошли в замок, и Киан вдруг понял, что это был самый долгий их разговор за два месяца знакомства.

– Ты должна рассказать остальным. О своих подозрениях насчет отца. Если мы – круг, у нас не может быть тайн друг от друга, они лишь ослабят нас.

– Ты прав. Да, ты прав.

С высоко поднятой головой и ясными глазами она направилась в гостиную.

Ночью Мойра не спала. Кто сможет заснуть накануне самого главного события в жизни? Если утром ей суждено освободить меч из каменных ножен, она станет королевой Гилла. И тогда она будет властвовать, управлять и царствовать – обязанности, которым ее обучали с детства. Но как королеве ей придется, начиная с этого рассвета, вести людей в бой. Если же ей не суждено поднять меч Гилла, она возьмет другое оружие и с радостью присоединится к сражающимся.

Достаточно ли нескольких недель тренировок, чтобы подготовиться к такой роли, к такой ответственности? Итак, это последняя ночь, когда она может быть сама собой, – и такой королевой, какой хотела бы быть.

Одно Мойра знала точно: что бы ни принес ей рассвет, возврата к прежней жизни уже не будет.

До гибели матери она верила, что заря этого дня наступит еще через много-много лет. Надеялась, что еще долгие годы мать будет рядом, утешая и советуя. Она предполагала, что ее ожидают годы мира и учебы. И когда придет время, она будет готова надеть корону, будет достойна ее.

Но в глубине души Мойра мечтала о том, что мать будет править еще не один десяток лет, а она сама выйдет замуж. И в далеком и туманном будущем кто-нибудь из детей, которых она выносит, наденет корону вместо нее.

Все изменилось в ночь смерти матери. Нет, поправила себя Мойра, все изменилось раньше, за много лет до этого, когда убили отца.

А может, ничего и не менялось – просто переворачивались страницы уже написанной книги судеб.

Теперь оставалось лишь сожалеть, что рядом с ней нет мудрой матери, и найти в себе мужество, чтобы попытаться взять корону и меч.

Мойра стояла на высокой стене замка, освещенная слабым светом узкого серпа молодого месяца. Когда наступит полнолуние, она уже будет далеко, в суровой и мрачной долине, на поле битвы.

Она поднялась еще выше, на зубчатую стену, заметив свет факелов, которые освещали ристалище. Сверху было видно и слышно все, что происходило на ночных занятиях. Киан использует темное время суток, обучая мужчин и женщин сражаться с существами, которые сильнее и быстрее человека. Мойра знала, что он будет гонять их до седьмого пота. Точно так же, как по ночам гонял ее и других, принадлежащих к их кругу шести, последние недели в Ирландии.

Не все доверяли Киану – это она тоже понимала. Некоторые боялись, но, возможно, это и к лучшему. Он явился сюда не заводить друзей, а делать из людей воинов.

Честно говоря, Мойра сама стала воином во многом благодаря именно ему.

Кажется, она догадывалась, почему Киан сражается на их стороне, – по крайней мере, начинала понимать причины, заставившие его так рисковать ради спасения человечества. Отчасти это было следствием гордости, недостатка в которой Киан не ощущал. Он ни за что не преклонит коленей перед Лилит. А отчасти потому, что он хранил верность брату – хоть он и не желал этого признавать. Остальное можно приписать отваге и смятенным чувствам.

У него есть чувства – Мойра знала. Хотя, конечно, трудно себе представить, какими они могут быть после тысячи лет существования. Сама она всего после двух месяцев крови и смерти совсем запуталась и с трудом узнавала себя.

Что должен чувствовать Киан после всего, что видел и совершил, после того, что приобрел и потерял? Он знал о мире больше любого из них – о его радостях, горестях и возможностях. Нет, у нее не укладывалось в голове, как можно знать все, что известно ему, и рисковать собственным существованием.

Тот факт, что он все-таки рисковал и даже теперь тратил время и силы на подготовку армии Гилла, вызывал у нее уважение. Хотя загадочность его натуры продолжала удивлять ее.

Мойра не знала, как Киан относится к ней. Даже когда он целовал ее – в тот единственный, страстный и отчаянный миг. А она привыкла докапываться до сути вещей.

Обернувшись на звук шагов, Мойра увидела приближающегося к ней Ларкина.

– Тебе давно пора быть в постели, – заметил он.

– Все равно я не могу уснуть: лежу и смотрю в потолок. Здесь мне лучше. – Она взяла его за руку – брата, друга – и мгновенно успокоилась. – А ты почему не спишь?

– Тебя увидел. Мы с Блэр решили немного помочь Киану. – Ларкин обвел взглядом ристалище. – Потом я заметил, что ты стоишь тут одна.

– Сегодня из меня неважный компаньон – даже для себя самой. У меня одно желание – чтобы это поскорее закончилось, и тогда все пойдет своим чередом. Вот я и поднялась сюда. Тут лучше думается. – Она прислонилась лбом к его плечу. – И время бежит быстрее.

– Мы можем спуститься в гостиную. И я позволю тебе обыграть меня в шахматы.

– Позволишь? Вы только послушайте! – Она подняла на него взгляд. Сквозь улыбку в его золотистых, удлиненных – как у нее самой – глазах просвечивало беспокойство. – По-видимому, это ты позволил мне выиграть сотни партий, которые мы сыграли за столько лет.