Он крепко прижимал к себе ее хрупкое тело. Как вышло, что она появилась на пороге его дома именно сейчас? Почему она не приехала на четверть часа раньше, когда здесь была Джейн? Унести бы ее сейчас наверх, в спальню, и делать с ней все, чего он так жаждет. Ни о чем другом Колин не мог думать. Его тело переполняло желание, и от неожиданного возбуждения ему стало тесно в брюках.

– Богом клянусь, Бренна, – сказал он со стоном, стараясь обуздать вожделение, – мне так нужен кто-то... друг... прямо сейчас... Если бы вы знали... Мне нужны вы. Мне нужно, чтобы вы сказали, что пойдете ради меня на все, потому что верите мне и потому что я вам небезразличен.

Его слова отзывались дрожью во всем ее теле.

– Нет, я не могу этого сказать.

– Можете, – властно сказал он, касаясь пальцем ее подбородка. Затем он заставил ее поднять к нему лицо и посмотреть прямо в глаза. Круглые аквамариновые глаза беспомощно моргали, и готовые покатиться по щекам слезы намочили ресницы.

– Вы дрожите, когда я дотрагиваюсь до вас, и слабеете, когда я вас целую. Признайтесь, что это правда, что я не схожу с ума. Вы хотите меня ничуть не меньше, чем я хочу вас!

– А у леди Мэндвилл вы это спрашивали? – ледяным тоном отозвалась Бренна. – До того, как она забыла здесь ридикюль?

– Разумеется, нет! Так вы полагаете, что Люси и я... – Колин покачал головой, не веря собственным ушам. – Конечно, именно так вы и думаете. А я не могу сказать вам правду.

Признаться кому-то, что за узы связывают их с Люси? Это значит погубить ее репутацию, положение в свете. Он и Джейн-то не признавался, хотя, видит Бог, ему ужасно хотелось это сделать.

– Я уже говорил, что Люси мне как сестра. – Колин тщательно подбирал слова. – Ни больше, ни меньше. Это нелепо – предполагать, что между нами есть что-то запретное. А больше я ничего не могу сказать!

– Пустите меня! – Бренна пыталась вырваться из его объятий, но он только сжал ее крепче.

– Нет. – Он не мог ее отпустить. Он ее хотел. Сегодня больше, чем когда-либо. Если она сейчас уйдет, ему не выдержать, он это знает. Он опять напьется. – Пожалуйста. – Голос звучал хрипло.

Бренна затихла в кольце его рук.

– Понимаю, что я не могу... Что я не тот человек...

Она поцеловала его, чтобы заставить замолчать.

– Ох, Колин, – прошептала Бренна, обнимая его за шею. Она целовала его сначала нежно, а потом все более жадно, и вот уже ее язык пустился в опасное приключение, исследуя глубины его рта. Руки Колина гладили ее волосы, эти золотые пряди, снившиеся ему каждую ночь. Он принялся поспешно вынимать шпильки из ее прически – одну за другой, чтобы погрузить руки в шелковистые локоны. Наконец грива волос упала ей на спину. Он пропускал пряди между пальцами, гладил ее затылок, прижимая ее голову к себе обеими руками. Ему хотелось ее съесть. Он так о ней мечтал все эти дни, и вот она здесь, в его объятиях. Какое это счастье – ему даже показалось на минуту, что он вот-вот заплачет от радости.

Но вместо этого Колин опустил голову ниже, к ее нежной стройной шее. Сердце, казалось, сейчас, выскочит из груди. Волна желания разливалась по всему телу, и ему вдруг во что бы то ни стало захотелось увидеть ее груди, проверить, похожи ли они на те, что представлялись ему в мечтах.

Судорожно вздохнув, он взялся за край ее корсажа, там, где невесомая газовая ткань прикрывала чудесные выпуклости. Он потянул ткань вниз, прихватив и сорочку. Бренна простонала, прижимаясь губами к его шее, когда он обнажил ее груди, впиваясь в них жадным взглядом.

Проклятие! Они были лучше, чем он себе представлял. Бледные полушария цвета миндального молока, восхитительно возбужденные соски точно такого же розового оттенка, что и ее легкое платье.

– Не надо, – тихо вскрикнула Бренна, в то же время прижимая его голову к своей груди, выгибая спину в томительном ожидании. Он коснулся языком соска, и его обожгло пламенем. Боже, разве сумеет он остановиться теперь, вкусив запретный плод? Вот чем ему нужно забыться, а не выпивкой. Этот нектар опьянял куда сильнее, чем самое лучшее бренди. Он обхватил ртом сосок и стал ласкать его, пока не услышал ее стон и она не забилась в его руках.

Колин, как мог, противился желанию схватить ее в охапку и отнести наверх, в спальню. Если он уступит порыву, то... уже не сможет остановиться. Не сможет оторваться от ее маленького соблазнительного тела, и произойдет то, что не должно произойти. Непослушные руки сами тянулись к ее платью – сорвать его совсем, чтобы увидеть ее обнаженной. Вдруг ее пальцы легли ему на грудь, потянули рубашку вверх, путаясь в складках льняной ткани. Ее ладони уже гладили его торс, и каждое прикосновение отзывалось новым порывом страсти в его теле.

Каково это – почувствовать, как соприкасаются их обнаженные тела? Ни о чем другом Колин уже думать не мог. Он терял голову. Одним быстрым движением он сбросил рубашку, стянув ее через голову. Коротко вскрикнув, Бренна прижалась к нему всем телом, ее голые груди терлись о его твердые мускулы.

На мгновение оба замерли, слушая биение сердец. Бренна была так прекрасна, само совершенство! Изгибы их тел идеально сливались в одно целое. И Колин жаждал слиться с ней, взять все, что она может дать, и этот голод нужно было утолить немедленно. Нащупав подол ее платья, Колин поднял пышные юбки к самой талии. Теперь его пальцы гладили ее бедра, чувствуя, как вздрагивает шелковистая кожа. Она склонилась к нему, прерывисто дыша. Вдруг Бренна словно окаменела, и он услышал шепот:

– Нет, Колин. Прошу, остановись.

Боже, что он делает? Колин опустил ее юбки, но отпускать Бренну не собирался. Если она сейчас уйдет, ему, наверное, не суждено будет еще раз вот так обнять ее. Как не хочется ее отпускать! Но ведь придется. У него нет на нее никаких прав. Он позволил себе увлечься и повел себя так, как будто Бренна была обычной распутницей.

– Простите, Бренна! Я очень виноват, но не бойтесь. Я не позволю себе воспользоваться моментом, и я...

– Я должна идти, – сказала она, и он чувствовал ее теплое дыхание на своей обнаженной коже.

Колин понимал, что надо ее отпустить. Он должен. Пусть его сердце разорвется от горя, но по-другому он поступить не может. Он кивнул, пытаясь поправить ее корсаж непослушными пальцами. Скорее закрыть ее грудь, чтобы больше не увидеть, возможно, никогда.

– Вы можете стоять? – Он проклинал себя за то, что его голос предательски дрожит.

– Думаю... да. – Бренна выскользнула из объятий Колина, прочь от его возбужденной плоти. – Но мои волосы!

Она беспомощно огляделась. Шпильки были беспорядочно разбросаны по ковру. Бренна неуверенно шагнула вперед и чуть не упала. Лодыжку снова повело.

Колин с ужасом смотрел, как Бренна опускается на ковер. Затем вскочил с дивана и бросился перед ней на колени.

– Моя нога, – простонала Бренна, робко взглянув на Колина. Он снова обнял ее.

– Дайте мне взглянуть. – Он снова поднял ее юбки и начал легонько массировать ее босую ступню. Кажется, ничего не сломано, и припухлость совсем небольшая. Он крепко обхватил ступню Бренны ладонями и стал ее медленно поворачивать, описывая в воздухе круги, сначала по часовой стрелке, затем в противоположном направлении. – Что вы чувствуете?

– Уже лучше, действительно лучше! О Боже, Колин, кто бы нас сейчас видел! – Она подобрала с полу его рубашку и бросила ему на колени. – Что бы подумали люди, если бы видели нас сейчас?

– Ну, они бы не очень погрешили против истины. Бренна, вы сможете простить меня? В последнее время я сам не свой, а эти несколько дней так и вообще выдались ужасные. Я хотел задержать вас, поцеловать, но воспользоваться ситуацией вот так – ни за что...

– Я виновата не меньше вас, – сказала Бренна, пристально его разглядывая. – Право же, Колин. Я.сразу не заметила, но теперь вижу – выглядите вы ужасно. Что с вами? – Она протянула руку и потрогала синяк под глазом, а потом забинтованное плечо.

Что ей ответить? Не мог же он рассказать Бренне, что напился до бесчувствия, провел ночь бог знает где, а потом еще несколько дней боролся с желанием выпить еще.