Преисполнившись мстительной решимости, Розмур подбежал к дому номер тридцать семь и рывком распахнул дверь. Сбросил шляпу на руки лакею, отдал ему же трость. Лакей взял вещи, избегая смотреть Колину в глаза.

За его спиной раздалось громкое покашливание швейцара.

– Прошу прощения, мистер Розмур. Я должен просить вас подождать в прихожей. Тиллсон, – он сделал знак лакею, – немедленно позовите мистера Монтгомери.

Распорядителя клуба! Лакей убежал.

– Что-то не так? – протянул Колин, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие и не выказывать гнева.

– Боюсь, что да, мистер Розмур. Мне приказали тотчас же вызывать мистера Монтгомери, если вам заблагорассудится...

– Мистер Розмур, – послышался голос Монтгомери. Распорядитель с торжественным видом спускался по лестнице, за его спиной маячили двое здоровенных слуг. – Боюсь, мне придется просить вас немедленно покинуть стены нашего клуба.

Колин похолодел.

– Не уверен, что понимаю вас, Монтгомери, – возразил он.

– Думаю, вы все прекрасно поняли, мистер Розмур. Мы не желаем видеть в нашем клубе шулеров.

Сухонький распорядитель сделал знак лакею, и тот поспешно подал Колину шляпу и трость.

– Видите ли, «Уайтс» – клуб для джентльменов. Ваше членство в клубе аннулировано. Вынужден просить вас незамедлительно удалиться.

Слуги с угрожающим видом двинулись вперед. Колин невольно попятился.

– Что ж, мой отец этого так не оставит, – пробормотал он.

– Передайте лорду Розмуру, пусть переговорит с герцогом Гластонбери. Уверен, герцог будет счастлив прояснить свою позицию в данном вопросе. Удачного дня, сэр.

Он кивнул Колину и величественно удалился.

В зловещей тишине Колин смотрел, как распорядитель поднимается вверх по лестнице. Швейцар и лакей расшаркались перед ним, все также избегая смотреть ему в глаза. Он надел шляпу и взял трость. Сердце колотилось, как сумасшедшее.

Его выкинули из «Уайтса»? Не позволили даже попытаться объяснить? Нет, нет, вертелось в голове. Этого просто не может быть.

– Ну, мы еще посмотрим! – прорычал он, побелев от ярости, и выскочил на улицу.

Будь оно все проклято! Он так легко не сдастся. Немедленно разыщет Синклера и вызовет его на дуэль, вот что он сделает. Но тут пришла мысль об Онории, и Колин замедлил шаг. Глубоко вздохнул несколько раз, пытаясь успокоиться и мыслить рационально. Дошла ли новость до ее ушей? Холодея от ужаса, Колин сообразил, что Синклер, несомненно, направился прямо к ней. Оболгать его, вызвать у нее отвращение к Колину, попытаться воскресить ее былую симпатию. Зачем еще Синклеру губить его?

«Только не сейчас, – мысленно взывал он. – Не теперь, когда до счастья и любви два шага». За прошедшие годы он видел, как выходили замуж Люси и Сюзанна. На его глазах они нашли любовь и дружбу, он наблюдал, с каким обожанием смотрят они на мужей, – и ему хотелось того же. Вот если бы кто-нибудь смотрел и на него с такой любовью! Он чувствовал себя сентиментальным дураком, но его это не смущало. После стольких лет поисков своей единственной он, казалось, нашел ее в Онории. Неужели она откажется от него, если Синклер опередит его со своей ложью?

В отчаянии Колин бросился к Литтл-Браунам, жившим неподалеку от Беркли-сквер. Только бы не опоздать!

Бренна тяжело вздохнула и подняла взгляд на стоявшего перед ней мужчину. Брат! Снова и снова повторяла она про себя. У нее есть брат-близнец. Неужели правда? Взмахом ресниц она прогнала слезы, ощупывая взглядом его лицо, стараясь отыскать в нем что-то знакомое. Волнистые каштановые волосы падают на воротник, круглые зеленовато-голубые глаза ловят ее взгляд, рассматривая ее столь же пристально, как и она – его.

Вдруг его рот искривился в усмешке.

– Боже правый, вы и вправду моя сестра! – Он покачал головой. – Я примчался домой из Суссекса тотчас же, как узнал новость. Просто не верится! Но сердце подсказывает мне, что это правда, – радостно заключил он и раскрыл ей объятия.

С ресниц Бренны упала одинокая слеза. Что-то ужасно знакомое было в этом человеке, а ведь она видела его впервые. Хью Баллард, наследник графа Данвилла. Ее брат.

Это из-за него Бренна наконец поддалась на уговоры лорда и леди Данвилл отправиться с ними в Лондон. Никаких обязательств по отношению к ним она не испытывала. Они распоряжались ею, словно она все еще была ребенком. Тех, кого она привыкла считать родителями, они называли не иначе, как ворами и похитителями детей. Оказалось, однако, что в Англии у нее есть брат-близнец.

Бренна выросла без братьев и сестер, без товарищей по детским играм. Многие обитатели Гленброха похвалялись своими горластыми, нахальными отпрысками, которые проводили время, играя в жмурки и швыряя камни в озеро. По сравнению с этим тихая, уединенная жизнь Бренны за стенами поместья могла показаться скучной. Она проводила дни в кабинете отца. Наблюдала, училась, помогала с подсчетами, как только выяснилось, что ей легко дается арифметика.

По вечерам, когда поднимался туман – казалось, он никогда не рассеивается, – она забиралась по крутым ступенькам в обсерваторию в южной башне. Бренна часами смотрела в телескоп, методично обшаривая небо в окрестностях замка Гленброх, сверяя увиденное по книгам, переплетенным в кожу, – самое ценное, чем она владела, если не считать телескопа. Да, ее детство было счастливым, но и одиноким тоже. Как ей хотелось иметь брата или сестру! Иногда у нее появлялось чувство, что она не совсем на своем месте. Как будто чего-то важного недоставало в ее жизни.

И вот теперь ее обнимает человек, которого она может называть своим братом. И она всем сердцем чувствует, что связана с ним узами крови, пусть даже они жили в разлуке многие годы. С ее губ слетел вздох, и она прижалась лицом к его груди.

Не было смысла отрицать – именно любопытство заставило ее уехать из Шотландии, когда она узнала, что у нее есть брат. Ей очень страшно было покидать Гленброх и привычную жизнь ради неизвестного Лондона. Тем более что из кратких расспросов выяснилось, что лорд и леди Данвилл вращаются в тех же кругах, что и маркиз Хэмптон, отсутствующий владелец имения по соседству с Гленброхом. Если она сможет до него добраться, то, возможно, выяснит, что за судьба уготована его шотландскому поместью. Может быть, ей даже удастся убедить его, что огораживание – это зло. На самый крайний случай она сможет использовать свое пребывание в Лондоне для того, чтобы рассказать о жестокостях, хладнокровно и безжалостно чинимых в ее краях далеко на севере. Решено, она останется в Лондоне хотя бы до осени. У нее нет другого выхода.

– Дай-ка мне еще раз на тебя взглянуть, Маргарет. – Ее брат отошел назад, все еще сжимая ее руки. – Ущипните меня, если я сплю!

– Это не сон, уверяю. Но ты должен звать меня Бренной.

– Бренна? Вот как тебя называли эти люди, – сказал он с таким отвращением в голосе, что она вздрогнула.

– Бренна Маргарет Элизабет Маклахлан. И «эти люди» были мне родителями, милорд.

– Хью. Ты должна звать меня Хью. Бренна кивнула:

– Значит, Хью.

– Но они тебе не родители, – продолжал он. – Ты ведь уже поняла, правда? Мистер Уэмбли представил доказательства. Неужели ты сможешь отрицать это теперь, стоя рядом со мной?

Бренна вздохнула и покачала головой. Нет, отрицать не имело смысла. Прозрение оказалось ужасным и мучительным, но сопротивляться перед лицом столь ошеломляющего доказательства было бесполезно.

– Да, я признаю правду, но мне очень нелегко. Мои родители... люди, что меня вырастили... они очень любили меня, как и я их. Они были самыми лучшими родителями и... – Она запнулась, охваченная волнением. – Я не позволю о них плохо отзываться.

– Но они тебя украли! Забрали из дома, из семьи. – Хью взъерошил волосы. – Тебя вырастили в диком краю, вдали от приличного общества...

– Они всем сердцем любили меня, дали мне образование, какое получает не каждый мужчина, и воспитывали меня так, чтобы в один прекрасный день я стала достойной леди Гленброх. Немногие английские девушки могут похвастать таким воспитанием.