Когда же Врангель, обеспокоенный осадой, какой подвергались матросы на берегу, выразил неудовольствие по этому поводу жрецу Тогояпу, тот невозмутимо ответил, что в глазах его племени любовные утехи не преступление и он не может наложить на такие действия запрет.

Несмотря на мелкие разногласия относительно допустимых норм поведения, к торговым отношениям с обеих сторон претензий не было, и островитяне регулярно поставляли на корабль и свиней, и кур, и плоды тропического леса. Но во время этих визитов, как и на берегу, туземцы так и искали подходящий случай стащить все, что плохо лежит, и однажды, когда Врангель вернулся на борт «Кроткого» после объезда на шлюпке бухты с целью более подробной ее описи, вахтенный офицер доложил ему, что пришлось наказать поркой одного из мальчишек, уличенного в воровстве. Похвалив его, Врангель тут же посетовал, что в воспитательных целях наказание лучше было бы совершить публично, в присутствии короля, жреца и при сборе других островитян.

Однако англичанин Джеймс Редон был иного мнения. Он сказал Врангелю, что нукагивцы мстительны и теперь от них можно ожидать любых подлостей. Действительно, получившая в селении огласку порка на корабле мальчишки без санкции на то верховного жреца, похоже, лишь озлобила островитян. Работавшие на корабле матросы жаловались, что теперь у них крадут не только железные обручи, но и топоры. Доктор Кибер, выпросивший разрешение собрать в горах образцы флоры, вернулся изрядно обеспокоенным. В лесу всю их группу, состоявшую из проводника-нукагивца, бывшего моряка английского судна индейца Педро родом из Аргентины и трех матросов остановили трое вооруженных островитян и нагло потребовали отдать ружья и порох. Лишь предупредительный выстрел отогнал бандитов.

Словом, по многим признакам назревало что-то нехорошее. Пытаясь вернуть отношения с островитянами в прежнее дружелюбное русло, Врангель одарил вождя Магедедо плащом из зеленого сукна и шапкой из красного сафьяна, но это тут же вызвало ревность верховного жреца: Тогояпу с обидой заявил русскому капитану, что такие подарки надо было дарить не вождю, а ему, а от Магедедо, мол, достойной благодарности им все равно не дождаться.

С некоторых пор Тогояпу стал появляться на корабле в сопровождении своего помощника, более молодого, могучего сложения, с глубоким шрамом на лице, придававшим ему устрашающий вид. Сдружившийся с командой «Кроткого» бывший матрос индеец Педро поведал русским, что этот молодой жрец по имени Кеотете — великий колдун, может воскрешать умерших и одним своим «черным» взглядом превращать человека в труп. Он был татуирован с головы до ног; всю спину занимал рисунок полуфантастического дерева с широко раскинутыми ветвями.

Между тем работы на корабле уже завершились, обшивку отремонтировали, и матросы подтянули такелаж. Узнав о скором отплытии корабля, жрец Тогояпу выразил разочарование и даже некоторое беспокойство.

— Не могли бы, капитан, задержаться еще на пару дней? — попросил он при очередной встрече, когда Врангель, сообщив о своих намерениях, выложил перед жрецом прощальные подарки — камзол, сукна и несколько топоров.

— Зачем? — пожал плечами Врангель. — Нам пора следовать дальше.

— А мои подарки? — подслеповатым правым глазом жрец с хитрецой подмигнул офицеру. — Они на берегу, и я тоже хотел отблагодарить вас.

Прежде чем съехать на берег, жрец оставил на корабле своего помощника Кеотете — присматривать, как он пояснил, за русскими дарами.

По поручению Врангеля Матюшкин отвез на гребной лодке Тогояпу, но вернулся один и доложил, что у старика еще не все готово из подарков и он просил прислать за ним шлюпку через пару часов.

С кораблем прощались и женщины. Они приплыли к судну на нескольких долбленых лодках и, окружив со всех сторон корабль, исполнили звонкими голосами несколько любовных арий. Выпрямившись в своих каноэ во весь рост и сладострастно покачиваясь, островитянки движениями обнаженных тел красноречиво показывали, как жалко им расставаться с чужеземными моряками.

Татуированный атлет Кеотете, стоя на палубе, тоже наблюдал за песнями и танцами соплеменниц, и, взглянув на него, Врангель заметил, что лицо туземца кривится презрительной усмешкой.

— Мичман Дейбнер! — окликнул подчиненного Врангель. — Пойдете на четверке на берег за жрецом Тогояпу. На всякий случай держите ружья заряженными в полной боевой готовности. Ближе чем на тридцать саженей к берегу не подходите, и никому не надо покидать лодку. Вам все ясно?

— Так точно, господин капитан!

— Исполняйте и постарайтесь не задерживаться.

— Но почему же не я, Фердинанд? — с досадой воззвал к командиру Матюшкин.

— Мичман Дейбнер сделает это не хуже, — хмуро отрезал Врангель: при всем его опыте Матюшкин, кажется, не понимал, что, заставляя изменить уже принятое решение, он подрывает авторитет капитана.

— Да послушай, Фердинанд, — подойдя ближе и уже тихим голосом, чтобы не привлекать внимания других, продолжал убеждать Матюшкин, — этот Тогояпу себе на уме. Мне показалось, он что-то замышляет.

— Мичман Дейбнер получил необходимые инструкции, — сухо отрезал Врангель и, повернувшись спиной к лейтенанту, дал понять, что разговор окончен.

Спущенная на воду четверка, подчиняясь дружным взмахам гребцов, удалялась от корабля.

Все, что произошло после того, как ялик под командой Карла Дейбнера отправился на берег, Фердинанд Врангель вспоминал впоследствии как дикий, кошмарный сон. Вооружившись подзорной трубой, он видел, как лодка приблизилась к песчаной полосе и замерла, не подходя ближе. С нее бросили якорь. Несколько островитян, положив на плечи большую свинью и погружаясь в воду до пояса, пошли к шлюпке. Следом за ними показался и сам Тогояпу и через посредство отправленного вместе с Дейбнером в качестве толмача англичанина Джеймса Редона заговорил с мичманом.

Чья-то тень наложилась на палубе на тень Врангеля. Он оглянулся. Это был Кеотете, и на лице колдуна играла зловещая улыбка.

Тревожный крик «Наших бьют!» заставил капитана вновь припасть к трубе. Вокруг шлюпки шла ожесточенная схватка. Островитяне, пришедшие вместе с Тогояпу, с копьями в руках атаковали матросов. Крепкий помор по фамилии Лысухин отбивался от нападавших румпелем, другой — примкнутым к ружью штыком. В кустах показалась новая группа вооруженных туземцев, спешивших на помощь сородичам.

С побелевшим лицом Врангель скомандовал:

— Шлюпку на воду! Лейтенант Лавров — в баркас, к Дейбнеру!

Колдун Кеотете вдруг сделал попытку прыгнуть за борт, но его стерегли, и подавший тревогу штурманский помощник с двумя матросами повалили островитянина на палубу и заломили руки.

Спущенный на воду баркас с тринадцатью вооруженными матросами уже отвалил от корабля. При подходе к берегу из кустов вдруг началась, к изумлению всех на корабле, частая ружейная пальба. Один из гребцов, выпустив весло, упал на дно лодки. Остальные, взяв ружья, открыли ответную стрельбу. Кто-то из команды Дейбнера подплыл к баркасу, ухватился, и ему помогли перебраться через борт. Видимо, на баркасе были раненые, и лейтенант Лавров повернул назад. Чтобы прикрыть отход, Врангель приказал палить по островитянам картечью всеми пушками обращенного к берегу борта. Судя по мелькавшим в кустах и за камнями многочисленным группам туземцев, их собралось уже несколько сотен, и это наводило на мысль, что нападение на корабль планировалось заранее.

— Фердинанд, в воде есть кто-то еще из наших! — не отрывая глаз от трубы, вскричал Матюшкин. — Дозволь за ним, на шестерке.

— Давай! — не перечил на этот раз Врангель. Теперь и он видел с трудом плывущего к кораблю человека.

Баркас вернулся первым. Лавров доставил на нем двух спасенных — матроса Зонова и англичанина Джеймса Редона. Но пулей, попавшей в грудь, был убит один из матросов, ходивших на баркасе к берегу.

Через некоторое время к кораблю подошла и шестерка под командой Матюшкина. На борт был осторожно поднят тяжело раненный матрос Лысухин. В спине у него торчал обломок копья. Всего же доктор Кибер насчитал на теле и голове Лысухина более десятка ран. Казалось чудом, что при такой потере крови он мог еще плыть.