Этот пассаж приведён здесь для того, чтобы по обозначенным в нём вехам подробно рассказать о событиях и опровергнуть последовательно те наветы, которые повесил на Корнилова автор вышеуказанных откровений.
А.П.Жандр пишет, что по возвращении из Англии «Корнилов чувствовал в себе много сил и способностей, он горел нетерпением приложить к делу свои обширные сведения, и потому был очень недоволен производством в контрадмиралы… Для его кипучей натуры обязанность, не налагавшая прямой ответственности, казалась бездействием; и несмотря на ласки, которыми осыпал его Михаил Петрович Лазарев, эта второстепенная роль (назначение по особым поручениям при Главном командире и с правом голоса в общем присутствии Черноморского интендантства. — С.К.) была для Корнилова до того невыносимою, что он стал помышлять об отставке. Скоро горизонт его расширился: назначенный исправлять должность начальника штаба Черноморского флота и портов, он смело вступил в эту обязанность 23 апреля 1842 года.
С того же дня Владимир Алексеевич начал осмотры подведомственных ему учреждений, госпиталя, казарм нижних чинов, учебных и адмиралтейских заведений в Николаеве; всё виденное он записывал подробно в свою памятную книжку, отмечая внизу каждой страницы, на что должно обратить особенное внимание для усовершенствования каждой части. 5 мая он представил Главному командиру проекты: о порядке назначения судов в кампанию и на суда офицеров, об инспекторских смотрах отрядам, возвращавшимся из крейсерства у восточного берега Чёрного моря и т. п. Все эти проекты утверждены Михаилом Петровичем, который отправился со своим новым начальником штаба 17 мая в Одессу, Севастополь, Новороссийск и в двухдневное практическое плавание с флотом. Памятная книжка Корнилова свидетельствует, что госпитали, училища, казармы всех команд, блокшифы, острог, магазины, склады, мастерские, сухарный завод, водопроводы, доки, работы, административные учреждения, мелкие суда на рейде, корабли в гавани, — всё осмотрено им в Севастополе, и осмотрено внимательно».
Если автор статьи под выражением «ему не оставалось желать ничего более» имел в виду эту деятельность Корнилова, успевшего всё перечисленное сделать за три недели со дня своего назначения, то безусловно он прав — человек оказался на своём месте. «Черноморские офицеры, — продолжаем читать у Жандра, — давно уже видели в Корнилове будущего начальника штаба и ожидали этого назначения, но несмотря на то все были поражены необыкновенной способностью к управлению, которую он выказал при этом в новом, ярком свете. Все, кого он опередил, и даже бывшие его начальники увидели ясно, что имеют дело не с новичком, знакомящимся с должностью, а с опытным начальником, которому известны все подробности дела. Я хорошо помню, как восхищался тогда Павел Степанович Нахимов умением Корнилова оживить приветливым словом энергию благородного труженика. В то время у нас было много даровитых офицеров, тянувших лямку из одной только страстной любви к морскому делу, которую адмирал Лазарев вселял в черноморцев, но не имевших никаких надежд в будущем, потому что их не мог заметить сам Михаил Петрович, начинавший чувствовать в последние годы жизни бремя многосложных административных занятий и одолеваемый мало-помалу подступами своей страшной предсмертной болезни. Отрадно было видеть, с каким вниманием принялся Владимир Алексеевич отыскивать этих офицеров, как старался он поддержать во флоте дух рвения и любви к делу: правильными назначениями за границу и к Абхазским берегам, поощрением отличившихся ревностью к службе и справедливым выбором в командиры, почти исключительно из старших офицеров кораблей, которых он отличал особенно, говоря, что считает их выше командиров мелких судов и что нет просьбы, в которой бы он отказал старшему офицеру.
Весьма естественно, что такое направление нового начальника штаба приобрело ему ещё большее доверие благородного Михаила Петровича, и Корнилов, деятельность которого всегда усиливалась, когда он видел, что ему оказывают более доверия, трудился необыкновенно, почти не зная отдыха; ежедневно четыре и даже пять часов времени около полдня он занимался в Штабе текущими делами, а ранним утром и вечером, иногда до глубокой ночи, пересматривал прежние планы и предложения Михаила Петровича или выслушивал доклады офицеров, имевших разные поручения. Направляя деятельность многих, он занимался в одно и то же время самыми различными предметами, и всегда находил время переговорить обстоятельно с каждым сотрудником, указывая только главные черты и предоставляя полную свободу обрабатывать частности. Таким образом он возбуждал желание трудиться во многих деятелях и приносил службе пользу несравненно большую той, какую может приносить человек, одарённый всевозможными способностями, если он трудится день и ночь, обдумывая сам каждую частность».
…В феврале 1850 года в жизни Владимира Алексеевича произошло знаменательное событие — встреча с императором Николаем I. Лазарев командировал его в столицу для утверждения некоторых проектов Черноморского управления у начальника Главного морского штаба князя А.С.Меншикова; тогда же и состоялась эта аудиенция у царя. Об этих и других событиях Корнилов писал жене, Елизавете Васильевне:
«Вот тебе несколько строк, краткость их ты извинишь, когда прочтёшь, что я здесь делаю. Вот неделя от дня прибытия, и, кажется, ни одного дня не проходило, чтоб я не наряжался с утра в футляр. Сию минуту от представления Государю, которому угодно было вторично принять меня в кабинете. Признаюсь, я вышел от него очарованным. До Государя был у графа Орлова, а после надо было отдавать визит князю Меншикову, вчера утро — также в представлениях. Государь было назначил вчера, но ему что-то помешало меня принять, и я только даром съездил. Вчера тоже я представился молодым Великим Князьям, но лучше напишу тебе кратким журналом:
15 февраля. В 10 часов вечера приехал и остановился у Беклешова, где пристал брат.
16 — Являлся к князю Меншикову, обедал у тётушки и провёл у неё вечер.
17 — Ездил представляться к Великому Князю Константину Николаевичу, но не застал. Делал визиты Перовскому, Рикорду и другим адмиралам. Обедал у В.Сергеевского. Вечер — у Т.Фёдорова.
18 — Представлялся Великому Князю. Был у князя Меншикова, обедал в Английском клубе. Вечер — с братом у Беклешова. Переехал к Лутковскому.
19 — Представлялся Наследнику в кабинете его и Государю у развода. Обедал с братом у Норова, вечер дома, чтобы уснуть, потому что всё это время не удалось выспаться. При представлении Государю был милостиво принят. Царь расспрашивал о доках.
20 — Ездил с визитами и в Министерство внутренних дел. Обедал с Лутковским и отправился в Кронштадт на смотр по приглашению Великого Князя.
21 — В Кронштадте — при Великом Князе, который делал ученье, развод, смотр и прочее.
22 — В Кронштадте осматривал всё, вечером возвратился и был в Географическом обществе, а после, то есть в двенадцатом часу, у князя Меншикова.
23 — Ездил в Аничковский дворец вторично представляться Государю, но не был принят. Представлялся Великим Князьям Николаю и Михаилу. Обедал у графа Толстого с братом. Вечером заезжал к тётушке и был на маскараде в Дворянском собрании.
24 — Представлялся Государю и теперь дома, еду с визитами и обедать к Пущину. Здоровье покуда служит. На первой неделе хочется выехать домой…
Скажи Михаилу Петровичу, что аудиенции с Государем кончились самым счастливым образом и Его Императорское Величество много расспрашивал об адмирале лично и о делах. Как только удосужусь, то не замедлю дать отчёт. Прощай, мой дружок.
Весь твой В.Корнилов».
А вот как прошла эта встреча, описанная самим Корниловым в его памятной книжке, которой воспользовался А.П.Жандр для своих «Материалов».
«24. Достопамятный день в жизни. Был приглашён к Государю в кабинет, и в первый раз разговаривал с Его Величеством на распашку.
При входе Государь поздоровался и начал так:
Ну рассказывай, что у вас.
За тем последовал вопрос о доках. Государь объяснил, что цель предложенной им машины для накачивания воды была мера вспомогательная; но вовсе не с тем, чтобы снабжение доков Чоргунскою водою отложить в сторону. Желал знать правда ли, что камень, которым обложены доки, уничтожается от солёной воды, — на что я отвечал, что это замечено на Екатерининской пристани, которая, впрочем, постоянно подвержена влиянию моря.
Вопрос: Что ж с ними делается, выветривается?
Ответ: Выветривается и образуются ямины.
В. Адмирал желает возобновления бассейна. Надеется ли он, что укрепят его достаточно. Князь полагает, что глубоки рытвины.
О. Надо надеяться, что укрепят, имея в виду предшествовавшее. Тот способ был действительно слаб.
В. Какой же способ теперь хотят употребить?
О. Кажется, усиленные контр-форсы; но направление плотины остаётся прежнее. Князь полагает, что протянуть её под углом будет надёжнее. Уменьшится самый напор воды, сделавшись косвенным.
Государь заметил, что он сам не великий гидравлик, чтобы судить об этом, и перешёл к погоде, стоявшей при открытии доков и вводе транспорта.
В. Что ж, очень было холодно 16° с ветром?
О. Это было один день, но другие было и легче. Операция продолжалась несколько дней. Адмирал Лазарев сам присутствовал во всё время.
В. Старик не простудился?
О. Нет, я его оставил здоровым.
В. А водолазу трудно было спускаться в воду, и что там случилось?
О. Нет, он был в колоколе. На пороге ворот нашли несколько камней, которые когда отняли — то ворота и притворились. Осмотр заранее был невозможен: ворота эти под водой, и покуда не будет сделан Bateau-porte, то с ними нельзя ничего делать. Впрочем, Bateau-porte имеется в виду и есть на него сумма.
В. Так есть и сумма, ну это хорошо. А вводить при таком холоде было трудно?
О. Когда вводили транспорт, то погода была мягче. Это было в последние дни.
В. А «Варшаву» адмирал считает нестоющею тимборовки?
О. Адмирал, зная желание Вашего Императорского Величества, наряжал несколько комиссий, и оне все нашли, что слишком гнила.
В. Что ж, подводная часть?
О. И подводная и надводная. Кроме того, Черноморское Управление нуждается в блокшифах, по недостатку казарм для нижних чинов.
В. Да, мне это известно, что у вас нет казарм. Но всё-таки надо вводить в доки старые корабли и чинить. Для того я завёл доки. Балтийский флот держится этим; есть корабли, которые выстроены в начале моего царствования.
О. Я передам волю Вашего Императорского Величества адмиралу.
В. А что у вас корабли?
О. Те, которые на лице — в исправности. Есть слабые, старые, но все могут идти в поход.
В. Какие ж постарее?
О. «Силистрия» и «Махмуд». «Силистрия» выслужил 15 лет. Прежде это не слыхано, чтоб корабль, без поддержки, мог служить так долго.
В. Да, это правда. Сколько же у вас стопушечных?
О. Кроме «Варшавы», два: «Три Святителя» и «Двенадцать Апостолов».
В. Они здоровы?
О. Совершенно, и тот и другой. Первый нынче исправлен в надводной части, где требовал.
В. У вас флот в комплекте?
О. Будет, когда выйдут в море новые корабли: «Париж» и «Чесма».
В. А когда будут готовы?
О. К осени.
В. А прежде нельзя? ведь там остаётся не важная работа?
О. Остаётся внутреннее устройство и вооружение.
В. Отчего же так долго?
О. Вооружение не долго; но есть недостаток материалов, которых Черноморский флот ждёт, особенно меди и парусины.
В. Да ведь корабли обшиты?
О. Обшита подводная часть, но часть над водою не обшита.
В. Ты говорил князю Меншикову?
О. Докладывал, и, кроме того, сам поеду на Ижорские заводы.
В. И это уладится. Какая же часть канавы для доков не окончена?
О. Та, которая идёт от водоочистительного бассейна до машины. Канава вырыта, но не обложена. Тут не большое расстояние.
В. Насчёт бассейна в Чоргуне я бы рад, да денег нет в настоящее время, скопилось много расходов важнейших.
О. Адмирал Лазарев очень был опечален отказом сумм на новое адмиралтейство.
В. Что ж делать, я сам люблю всё приводить в порядок и очень хотел бы дать вам, да не из чего. Большие расходы были.
О. Жаль, что мы должны лишиться подрядчика, предлагающего выгодные условия; того самого, который срывал гору и известен уже своею исправностью и толковитостью.
В. На будущий год, может быть, будет, и тогда он же может взять.
О. Будут другие условия; он не возьмёт уже по тем, которые предлагает ныне.
В. Отчего?
О. У него остались и материалы от срытия горы, и инструменты, и рабочие и смотрители, которых он сформировал. Теперь он всё это распускает.
В. А гора совсем срыта и хорошо смотрит?
О. Очень хорошо. Прекрасная площадь, ожидает только адмиралтейства.
В. Ты меня соблазняешь, хотел бы — да не из чего; за что ни возьмёшься, везде требуется монета. А террасы делают?
О. Кончают и будут засаживать деревьями.
В. Хорош ли грунт, будет ли держать?
О. Надеются. Они теперь отлоги.
В. Довольны ли вы вашими пароходами, выписанными из Англии? Из хорошего ли лесу?
О. Очень. Все они обещают долгую службу, и новые и 1842 г.
В. А механическое заведение, не лучше ли его сделать в Севастополе? Я не в состоянии вам устроить два, а как часто бывает, что в Николаеве запирает навигацию льдом.
О. Адмирал вероятно имел в виду отдаление такого заведения от неприятеля.
В. Да скажи ему, что двух заведений не могу дать ему: впрочем, я ведь во всём покоряюсь адмиралу. Я слышал, что у вас госпиталь плох?
О. Один из старых флигелей совершенно развалился, а о новых не думаем, за недостатком сумм.
В. Где ж вы держите больных?
О. Мы, когда их много, помещаем в казарму; в одну из так называемых Александровских.
В. Это ты говоришь о Севастопольском госпитале, а я разумею Николаевский.
О. Николаевский очень ветх. Он из старых Потёмкинских казарм, и его продувает при холодных ветрах.
В. Что же вы делаете и какое средство этому пособить? На новый денег нет.
О. Надо защитить его новою стеною от севера. Тогда он будет тёпел и сносен.
В. А что, это большое здание, в котором предполагалось поместить Учебный экипаж?
О. Это был дом собрания Флагманов и капитанов. Оно и теперь отделано под тот же предмет, потому что учебный экипаж поместился в одной из новых казарм против адмиралтейства, где ему очень хорошо.
В. Так он в большой казарме. А Штурманская рота?
О. Имеет самое жалкое помещение в старом здании, которое и поддерживать трудно.
В. А это большое артиллерийское?
О. Требуется большая сумма на его возобновление, и потому оно остаётся по-старому, что весьма жалко. Здание капитальное и разрушается от неподдержки его. Прежде в нём случайно квартировали флотские команды; ныне оно так заброшено, что никто не может жить.
В. А всё денег нет; что делать с этим, когда их так много нужно. Но каковы офицеры, довольны ли ими?
О. Очень довольны. Занимаются службой, любят службу; а там много службы. Вообще хороший дух моряков.
В. Это всё так; я знаю, что у вас они служат. Но есть, которые любят погулять, подпить.
О. Когда об этом доходит, то от таких очищают.
В. Да, должно. Офицер дурного поведения бесчестит мундир. Наблюдай за ними строже и не щади дурных. Что служба, как идёт?
О. Стараемся и усердствуем.
Затем Государь простился и отпустил меня, сказав: очень рад, что с тобою познакомился; надеюсь, что у вас всё будет исправно».
