Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Казалось, больше сделать было уже невозможно, люди выбивались из сил, но, видя воодушевлявшего своими постоянными трудами, присутствием и словом Корнилова, снова брались за дело.

«Крепко любили его солдаты за привет и доброе слово, — писал один из севастопольцев. — При каждой встрече и прощанье с ним солдаты говорили между собой: «Вот так енерал; отец, а не енерал!»»

«Корнилов не сходит с лошади, — писал один из участников этих горячих дней в Севастополе. — Распоряжения самые быстрые, благоразумные, внимание ко всему и во всём доставили ему доверенность не только моряков, но общую. В Севастополе не найдётся ни одного человека, который бы не чувствовал, не понимал благодетельного влияния на все дела нашего несравненного адмирала».

«Корнилов, — пишет его биограф, — глубоко продумал и разработал обширный комплекс мероприятий, направленных на мобилизацию всех сил и средств для защиты города. В основу их было положено взаимодействие армии и флота. Сам Корнилов, как образно выражались севастопольцы, «совокуплял в себе взаимодействие всех отраслей обороны: инженерной, морской, сухопутной и артиллерийской».

Оставшиеся в строю парусные корабли и пароходофрегаты было решено использовать для усиления обороны города с моря и артиллерийской поддержки сухопутных войск. Для этого все они были расписаны по огневым позициям, которые назначались с учётом наиболее эффективного использования корабельной артиллерии и на самых ответственных участках обороны.

Как всегда, Корнилов уделил особое внимание разработке инструкций и наставлений по использованию разнородных сил в обороне базы и способах их действий. В одной из первых инструкций, введённой в действие 26 сентября, Корнилов писал: «При дневной атаке батарейным огнём или при бомбардировании иметь необходимых людей при орудиях, кои по своему положению могут отвечать неприятелю; остальных же всех стараться расставить так или удалить, чтобы неприятельские ядра и бомбы как можно менее вредили войску». В другой инструкции Корнилов вновь напоминал начальникам: «При предстоящей осаде и бомбардировании, как я уже объявлял, главная забота дистанционных и других начальников должна состоять в сбережении людей».

Эта забота о подчинённых и их безопасности в предстоящих кровопролитных боях красной нитью проходит через все боевые инструкции, составленные Корниловым в период подготовки Севастополя к обороне. Эту же цель он преследовал, выступив в качестве одного из инициаторов широкого строительства блиндажей при создании сухопутной обороны города.

В приказах, инструкциях и наставлениях, изданных и разработанных Корниловым, давались подробные указания защитникам Севастополя об использовании артиллерии и стрелкового оружия, о способах отражения атак противника, о взаимной выручке в бою. Например, о применении артиллерии он писал: «При дневной атаке штурмованием артиллеристам должно быть внушено, чтобы палили в толпы или колонны по мере достигания ядрами или бомбами и гранатами, и, когда неприятель подойдёт на картечный выстрел, то картечью, продолжая действия даже и тогда, когда часть неприятеля ворвётся; когда же он отобьёт от орудий, то, не оставляя их, обороняться холодным оружием… Действовать артиллерией против неприятельских работ только тогда, когда ею можно принести действительную пользу; в других случаях стрелять без видимой пользы воспрещается».

В отражении атак противника важное значение имели стрелковые части. «Стрелки, — писал Корнилов, — обязаны держать беглый огонь, направляя его в подступающие массы, и когда неприятель взойдёт в ров и на вал, то отражать его штыками, не покидая мест и не собираясь в кучки… При отбитии штурма войскам не увлекаться и не выходить из оборонительной линии, дабы не мешать действию артиллерии, которая должна преследовать отступающего неприятеля».

Вице-адмирал Корнилов был моряком и большим знатоком военно-морского искусства, но тактикой сухопутных войск он никогда не занимался. Однако, возглавив оборону Севастополя, он с большой ответственностью отнёсся к выполнению возложенных на него обязанностей и в короткий срок, напряжённо работая, преимущественно по ночам, он настолько глубоко и всесторонне изучил тактику сухопутных войск, что смог разработать ряд тактических документов, сыгравших важную роль в подготовке войск к обороне Севастополя и в ходе самой обороны».

Офицер его штаба обороны Попов вспоминал: «В те сентябрьские дни на рабочем столе морского шефа нашего вместо истории Нельсоновских сражений теперь можно было видеть описание кампаний Веллингтона в Португалии и его знаменитой защиты оборонительных линий Террас-Ведрас».

Корнилов стал волей и мозгом укрепляющегося города.

Всё, что было намечено им в начале обороны, как прочный фундамент, выдержало последующие 11 месяцев, что простоял Севастополь. Нахимов говорил, что созданный Корниловым план обороны существовал в том же виде и весной 1855 года. «Этот плод продолжительных трудов и глубоких соображений, — повторял герой Синопа, — увенчанный уже успехом, заслуживает только удивления».

Приведу здесь один занимательный эпизод из воспоминаний штабного офицера, относящийся к последним месяцам обороны Севастополя 1855 года:

«Мне лично стоило немало изобретательности и хлопот, чтобы исправлять и поддерживать наши перевозочные средства, которые надобно было, однако, содержать в возможной исправности. Павел Степанович, который в это время уже заменил адмирала Станюковича и сделался в свою очередь главным начальником морской части, видел, конечно, и сознавал сказанное неудобство, и вот что он мне раз сказал:

— Ну, вот-с, ваш Владимир Алексеевич наделал разных распоряжений, а сам и умер…

Удивлённый этой выходкой, я ответил адмиралу, что если Владимир Алексеевич и сделал в этом случае ошибку, то я не сомневаюсь, что он её давно бы уже и исправил, если бы был жив. Теперь же, от него, Павла Степановича, и ни от кого другого зависит сделать все перемены, какие он сам признает за нужное. Адмирал подумал и сказал:

— Нет-с; знаете, что Владимир Алексеевич сделал, то нам, маленьким людям, трудно переделывать…

В этой наивной форме выразилась, с одной стороны, мальчишеская слабость критиковать действия своего соперника, а с другой, искреннее, чистосердечное признание его высоких способностей, а для нас делается привлекателен и люб доблестный образ Нахимова, со всеми его маленькими человеческими слабостями».

Глава пятнадцатая

Тем временем союзники, поражённые размахом оборонительных работ осаждённых, решили, что сразу им будет трудно штурмовать Севастополь. Если ещё 1 сентября генерал Кэткарт категорически отвергал решение объединённого командования подготовить штурмовые орудия, негодуя: «Ставить на платформы осадные орудия! Но, мой дорогой лорд Раглан, какого чёрта они должны будут здесь разрушать?» [169]— то уже через неделю, наблюдая этих «проклятых русских», которые, как писал корреспондент «Таймc», работали, как пчёлы, командование было обеспокоено. «Женщины и дети подносят новые корзины с землёй, и вот уже можно видеть, что высящуюся перед нашими позициями белую башню окружают двойные ряды укреплений для пехоты и артиллерии» [170]. К тому же артиллерийский обстрел из города становился день ото дня всё более сильным, а по ночам русские солдаты совершали разведывательные вылазки.

Наконец союзное командование приняло решение: приступить к установке осадных батарей, затем — подавить русские орудия, разрушить укрепления и с малыми потерями занять город.

«Разделив свою армию на две части — осадный и обсервационный корпуса, они с 19 сентября начали занимать позиции. Французские дивизии осадного корпуса стали лагерем перед 4, 5, 6 и 7-м бастионами на расстоянии трёх вёрст от города. От Сарандинакской балки до Чёрной речки расположились английские войска, они также входили в состав осадного корпуса. Над обрывами Сапун-горы, фронтом к Балаклаве и Федюхиным высотам, обосновались французские дивизии обсервационного корпуса под командованием генерала Боске. Его задача заключалась в охране осадного корпуса от нападения русских войск со стороны Балаклавской долины и Чёрной речки. В случае необходимости обсервационный корпус должен был оказать помощь английской армии. Турецкая дивизия, расположенная на правом фланге обсервационного корпуса, находилась в резерве.

Закончив обустройство лагерей, союзники с 27 сентября приступили к установке осадных батарей. Французы заложили траншеи на Рудольфовой высоте в 450 саженях [171]от 5-го бастиона, а англичане — на Зелёной горе в 1200 саженях от 3-го бастиона и 1050 саженях от Малахова кургана. Такое значительное удаление осадной артиллерии от русских позиций на Корабельной стороне свидетельствовало о её большой мощи.

29 сентября французы приступили к устройству ещё пяти батарей, а англичане начали рыть траншеи на Зелёной горе в 600–700 саженях [172]от 3-го и 4-го бастионов» [173].

вернуться

169

Хибберт К.Крымская кампания 1854–1855 гг. М., 2004. С.124.

вернуться

170

Там же. С.133.

вернуться

171

Русская мера длины, равная трём аршинам (2,13 метра). Таким образом, 450 саженей — 958,5 метра; 1200 саженей — 2556 метров; 1050 саженей — 2236,5 метра.

вернуться

172

Приблизительно в 1278–1491 метрах.

вернуться

173

Скориков Ю.А.Севастопольская крепость. СПб., 1997. С.168–169.

77
{"b":"157184","o":1}