— Слушай, подойди на пару слов, — окликнул его я.

Он даже не остановился.

Мы подошли к лаборатории в тот момент, когда Бонни и Гидеон уже уходили. Она прижимала ватный тампон к сгибу локтя, откуда брали кровь, и не заметила меня, пока я не спросил: «Ну как все прошло?» Тут она подняла глаза и перепугалась — этакая девушка из фильма ужасов, только что столкнувшаяся с монстром.

Я для нее и был монстром. Она бросилась бежать от меня с такой скоростью, что выскочила из туфли и упала бы, если бы Гидеон вовремя не подхватил ее под руку. Ей пришлось повиснуть на нем, чтобы удержаться на ногах.

На секунду ее глаза встретились с моими. Так и есть: в них я прочел ужас. Взгляд ее блуждал, зрачки расширились. А потом она стремительно направилась прочь, к холлу. Ее размашистую и быструю походку сдерживала только узкая юбка, и только поэтому Гидеону удалось ее догнать.

Когда они скрылись за углом, Робби сказал:

— Я пойду к окружному прокурору, возьму ордер на арест.

И собрался уходить.

Я вцепился в рукав его мерзкого костюма:

— Погоди.

— Чего погоди?

— Зря мы это все закрутили.

— Нет, не зря.

— Зря.

— Нет!

— Робби, сколько человеко-часов ты затратил на поиски винтовки? Думаю, пока недостаточно. Надо этим вплотную заняться.

Его верхняя губа поползла вверх, он оскалился, как собака. Зубы у него были в цвет бежевому костюму и мокасинам.

— Что, черт побери, с тобой происходит? — завопил он. — Что ты сопли распустил? Допрыгаешься: она от нас сбежит.

— Куда это она сбежит?

— Да куда угодно. Если хочешь знать, когда я рылся у нее в стенном шкафу, я наткнулся на альпинистские ботинки! И рюкзак!

— Ос-с-поди, она же ведь из еврейской семьи. Что она, по-твоему, может такого-эдакого предпринять? Бежать в лесную чащу?

Я уж не стал ему рассказывать, что именно этого-то я и боялся. И от подобного кошмара накануне ночью пять часов не мог заснуть. Бонни и вправду могла скрыться. Я чуть было не удавил себя жгутом потной скрученной простыни, пока ворочался. Она могла сбежать, пробраться на север, украсть лодку и уплыть с Лонг-Айлэнда к чертовой бабушке.

— Или ты думаешь, пидор-адвокат станет прятать ее в своем винном погребке?

— Она может вернуться в Юту.

— И что с того? У нас есть адреса ее братьев и папаши в Аризоне. Ей негде скрыться.

— Если мы сцапаем ее прямо сейчас, до субботы, мы с тобой будем героями. Проклятье, неужели тебе плевать на свою карьеру?!

— Затолкай ее себе в задницу, Робби.

Робби треснул кулаком об стену. Удар получился глухой и невпечатляющий. Зато заорал он так, что эхо разметалось по коридору — думаю, нас услышали все.

— Ты угробишь все дело!

— Ничего подобного. Я буду делать свое дело, отслеживая все возможные версии. И я не собираюсь никому лизать задницу и срезать на поворотах только потому, что мечтаю о повышении по службе. — Я громко чмокнул губами. — Кушать подано, капитан Ши. Вот вам разгадка ужасного убийства, которое приковало внимание всей Америки. Пользуйтесь ради Бога, но учтите, что вам предстоит отвечать за все последствия. А я жажду вознаграждения за отлично выполненную работу…

Робби сжал кулаки и поднялся на цыпочки. В карманах его брюк зазвенели ключи.

— Боже милостивый, Робби, только не бей меня!

— Заткни свой поганый рот, Бреди!

— Не обижай меня, мне уже пятый десяток пошел.

— Слушай, ты, козел, сукин кот, пьянь подзаборная, я все равно пойду в прокуратуру за ордером. Прямо сейчас.

Валяй. Канай отсюда. А пока ты пилишь в прокуратуру, я пойду к Ши и расскажу ему, какая ты ленивая сволочь и как ты сразу хватаешься за пушку и пытаешься впаять ему дело, которое развалится на куски через пять минут после того, как им займутся серьезные юристы.

Все это, я вам скажу, выглядело как в кино. Я не сдвинулся с места. Робби с минуту еще посжимал кулаки, но в конце концов медленно их разжал. Он растопырил пальцы — вот-вот меня задушит. Наконец, я посоветовал:

— Охолони.

— Да пошел ты, алкаш.

— Послушай меня. Не гони волну. Ты нажмешь на Ши, а потом прокуратура штата обнаружит кучу сомнительных моментов. Например, например, Микки Ло Трильо. Или Линдси.

— Ха, Линдси, — усмехнулся он.

— А ты что, не сечешь? Одна паршивая газетенка на днях собирается опубликовать ее фотографию из фильма «Трансвааль», где Линдси несется на коне с винтовкой. И заголовочек: «Кто научил Линдси убивать?» А известно ли тебе, что «Дейли ньюс» планирует посвятить целую полосу связям Сая с мафией? Не приходит ли тебе в голову, что, если мы не сможем ответить на вопросы, которые возникнут в результате данного нами одного-единственного ответа, — я имею в виду Бонни Спенсер, — тогда наше отделение будут считать полным дерьмом, катящим баллон на эту бедняжку. И тогда мы с тобой окажемся как раз теми самыми кретинами, которых за это и вздрючат?

Робби не ответил. Он слушал меня не перебивая. Потом опустил руки, разжал кулаки и, шаркая своими каблукастыми мокасинами, поплелся в отдел убийств.

— Пожалуйста, Джерми, только не спрашивай меня об этом деле, — сказал я в телефонную трубку.

— А я и не собираюсь, — прогнусавил он своим хорошо поставленным голосом. — Я кинокритик, а не газетный сплетник. Я даже не спрашиваю, что там у тебя не заладилось в следствии. Я только спросил, что с тобой происходит. Ты какой-то — даже не знаю, как сформулировать, — потерянный. Усталый.

— Староват я для такого дерьма.

Изгнав Кислого Фрица с нашего общего письменного стола, я разложил перед собой все свои папки.

— Расскажи-ка мне про Линдси Киф.

— Мне это начинает нравиться. Классический «черный» жанр. Неотесанный коп «западает» на платиновую блондинку и притом далеко не простушку.

Ему удалось заставить меня улыбнуться на секунду:

— Я хотел узнать о «Трансваале».

— Это еще зачем?

Я замялся, а потом сказал:

— Я хорошо тебя знаю, Джерми: ты не станешь трепаться.

— Ты прав, Стив.

Я вдруг понял, что калякаю на обложке папки с документацией по Бонни. Параллелепипеды с тенями. Ее инициалы. Я обнаружил, что они зеркально повторяют мои собственные.

— Так и быть, я слыхал, что в одном из фильмов Линдси стреляла из винтовки.

Тут Джерми шумно и манерно выдохнул, издав что-то среднее между «ах!» и «ох!».

— Мой вопрос заключается в следующем: можешь ли ты — не тратя излишних усилий — назвать мне имя кого-либо, кто участвовал в съемках этого фильма?

— Кого-нибудь, кто может сказать тебе, действительно ли Линдси умеет стрелять, или она просто спускает курок, а за кадром кто-то кричит: «пиф-паф!»?

— Угадал.

— Позвони мне через час. — Он помолчал. — И еще, знаешь, я тебе как старый друг скажу… что-то ты сам не свой. Наплюй на все, идет?

— Постараюсь, — сказал я. — Все будет хорошо.

Я позвонил Линн, надеясь, что попаду на автоответчик. Но трубку взяла она сама.

— Алло?

Чрезвычайно приветливый голос. Мне нечего было ей сказать. Я повесил трубку и набрал номер брата.

— Истон, вот что. Послушай. Помнишь, ты мне говорил, что Сай ни за что бы не уволил Линдси? — спросил я.

— Угу, он хотел ее припугнуть, но никогда бы этого не сделал, — голос у Истона был какой-то простуженный, я бы даже сказал, полусонный.

Скорее всего, я прервал одну из его ритуальных марафонских спячек: держу пари, он валялся в постели в полосатых пижамных штанах, телефон стоял на подушке на полу, чтобы приглушить звонок, а шторы сколоты английской булавкой, чтобы в комнате царила полярная ночь. Он иногда залегал в такие спячки, и это был его способ убежать от реальности. Это длилось неделями и изредка перемежалось шаркающими посещениями кухни в кожаных шлепанцах, где он, не садясь, брал ложку и рассеянно съедал что-нибудь жидкое — мороженое или фруктовый десерт, словно кормил младенца, который вовсе не был голоден. Иногда он пытался оправдаться: доктор говорит, это простуда, — и слегка покашливал. Припадки сонливости случались у Истона как раз тогда, когда он вдруг обнаруживал, что ему не стать суперзвездой среди страховых агентов или светилом в сфере торговли мужской одеждой. Он обычно начинал опаздывать на работу и уходить пораньше — иногда сразу после обеда. Затем ему названивало начальство, сначала увещевая, а потом сообщая, что он уволен, а Истон мямлил в ответ: «Как хотите», вешал трубку и отправлялся спать дальше.