Она наконец отказалась от идеи выгодно преподносить себя у окна и присела на стул, поджав ноги и сложив руки на коленях, как это делают истинные леди.

— Послушайте, я уже и так сообщила все, что могла, — сказала Линдси. — Мне больше ничего не известно.

Ай да голос! О таких голосах можно только прочесть, да и то в старых детективах. Такой голос мог быть у какой-нибудь девушки-шпионки по имени Велма: сочный, тягучий, как сироп. Но вот что удивительно: несмотря на все свои достоинства — молочную просвечивающую кожу и офигенные сиськи, на белокурые локоны и темные таинственные глаза, Линдси Киф меня совершенно не волновала. Не сомневаюсь, она бы вполне устроила заурядного обожателя сногсшибательных блондинок. Но на работе или вне ее, я был не из тех, кто с легкостью сносил оскорбления.

Я подумал, может, Линдси из кожи вон лезла, стараясь скрыть некую ранимость или невоспитанность, которую, как она опасалась, ей приписывали. Но скорее всего она просто стерва, высокомерная, грубая и бесчувственная.

— Так что же? — спросила она. — Какие еще вопросы?

Робби еще держался на ногах, но, казалось, он в одночасье позабыл, что работает следователем по убийствам отделения полиции Саффолк Каунти и является возлюбленным супругом Конопатого Декольте. Он нервно сглотнул.

— Думаю, мы вроде все обсудили на настоящий момент, — сказал он.

— Вот и хорошо, — обрадовалась она и встала. Робби тоже вскочил, разумеется, треснувшись ногой о белый мраморный столик.

Я не сдвинулся с места.

— Скажите, пожалуйста, мистер Спенсер когда-либо упоминал при вас о ком-нибудь из своих бывших коллег по кошерному бизнесу?

Во взгляде Линдси промелькнуло легкое любопытство. До этого вопроса я предоставил все бразды правления Робби, а сам не проронил ничего, кроме «Добрый день» и «Извините».

— Мисс Киф, будьте добры, задержитесь ненадолго.

Она села. Робби тоже.

— Мясной, колбасный бизнес, — напомнил я.

— Нет, — ответила она. — Я почти уверена, что он не виделся ни с кем из этих людей. Для него это было уже в прошлом. Но я бы сказала, следователь… Напомните, как ваше имя?

— Стив Бреди. Скажите, кто-нибудь из кошерного бизнеса вкладывал деньги в его фильм?

— Да, один или двое.

— Вы можете назвать их имена?

— Только одно. Микки. Полное имя, думаю, Майкл.

— А фамилия?

— Понятия не имею.

— Вы когда-либо слышали, чтобы Сай встречался с этим Микки?

Она отрицательно покачала головой.

— Или беседовал с ним?

— Обычно Сай звонил из своего кабинета.

— Пусть так, но, возможно, вы проходили мимо и случайно услышали, как он говорит с Микки?

— Действительно, однажды так и случилось. И я именно шла мимо, а не подслушивала. Я до такого не опускаюсь.

— Ладно. И что же вы услышали, проходя мимо?

— Сай уверял этого человека, что все складывается нормально.

— А что, Микки беспокоился, что все складывается неудачно?

— Разумеется, нет. Это был один из таких утешающих, поглаживающих звонков, просто для того, чтобы оказать почести важной персоне. Сай был мастером по этой части.

— Значит, никаких проблем со «Звездной ночью» не было? — спросил я.

Она тряхнула головой так, чтобы один из длинных платиновых локонов упал на плечо. И принялась накручивать этот локон на указательный палец. Наверное, хотела, чтобы мой взгляд описывал круги вслед за этим вращением, пока я не был бы совершенно загипнотизирован. А я в это время глаз не мог оторвать от родимого пятна на шее; черное-пречерное, оно напоминало мне недоразвитый третий глаз.

— Так был ли мистер Спенсер доволен ходом работы? — спросил я.

— Вполне.

— И никаких проблем с постановщиком? С кем-нибудь из актеров?

— Ничего такого, что выходило бы за рамки обычных дрязг.

— А ваша игра, он был ей доволен?

— Конечно. — Она произнесла это слово отрывисто, с нажимом. — А почему вы спрашиваете?

— Просто пытаюсь расставить точки над i, — ответил я.

— Давайте будем откровенны, следователь Бреди. Мне неизвестно, какие слухи до вас дошли, но на площадке всегда сплетничают об исполнительнице главной роли. И иногда это переходит все границы. Я уверена, что есть люди, рассказывающие обо мне всякие ужасы, вроде того, что я жуткая стерва. Только потому, что я серьезно — исключительно серьезно — отношусь к своей работе. Или болтают, что в моей игре чего-то не хватает. Или что мои отношения с Саем были… скажем так, взаимовыгодными. А что я человек жесткий — это правда. Но точно так же иногда я бываю ранимой, и ничто человеческое мне не чуждо.

— Ну, разумеется, не чуждо.

— И я любила Сая очень, очень сильно.

— Понимаю.

— Надеюсь, вы понимаете также, что Сай высоко ценил мою работу.

Она на секунду опустила голову, сыграв минуту молчания. А потом сказала, глядя мне прямо в глаза:

— А он любил меня.

— У меня нет в этом ни малейшего сомнения, — уверил ее я и тут же вспомнил те длинные темные волосы, что застряли в изголовье кровати в спальне для гостей.

— Мы собирались пожениться.

Я спросил:

— Вам известно что-нибудь о его бывших женах?

— Ни одну из них не имела счастья встречать.

— Но он хоть что-нибудь о них рассказывал?

— Не особенно много. Первую звали Филис. Он женился на ней после окончания колледжа. Она как раз защитила диссертацию в Колумбийском университете. Кажется, блестяще. Из высокопоставленной семьи. Куча денег.

— Что же произошло?

— На самом деле?

— Да, пожалуйста.

— Тоска зеленая.

— Он в последнее время ей звонил, встречался?

— Нет. Я почти в этом уверена. Они развелись в конце шестидесятых. Она вышла замуж во второй раз.

— А его вторая жена? — спросил я.

— Бонни. Откуда-то из западных штатов.

— А об этом браке вам что-нибудь известно? — спросил Робби.

— Это был мезальянс. — Линдси сжала пальцы левой руки правой ладонью, то ли хотела их помассировать, то ли изучала свой маникюр. — Она сценарист. У нее вышел один фильм, как раз тогда, когда они познакомились с Саем. Думаю, его покорило то, что она казалась ему тогда живой и бесхитростной натурой. Очень энергичная и с придыханием цитирует пьесы Джозефа Манкевича. Это его увлекло. Впрочем, ненадолго.

— А потом? — спросил я.

— По правде? В ней и было-то заряда всего на один фильм. Она вышла из моды уже к тому дню, когда они поженились.

— Вам не известно, он с ней виделся? — спросил Робби.

— Нет. Разумеется, нет. Но она где-то рядом живет. Когда они расстались, она получила их старый летний коттедж. Хотя, постойте-ка, она объявилась несколько месяцев назад. Прислала Саю новый сценарий.

Я спросил:

— Он собирался ставить по нему фильм?

— О Господи, нет, конечно.

Я судорожно сглотнул.

— Он отказал ей?

— Конечно. Мне он сказал, что у него не было другого выхода. Очень любезно и, думаю, даже великодушно. Но я в этом твердо убеждена. Хотя, секундочку… Да, верно. Совсем забыла. Она заявилась на съемочную площадку в Ист-Хэмптон и пыталась его уговаривать. Я сама ее не видела, но знаю, что она приехала и стучалась в его трейлер. Это было ужасно. Но он сказал, что довольно недвусмысленно объяснил ей: «До свиданья. Держись подальше от съемочной площадки. И держи свои сценарии при себе». Может, это прозвучало резко, но у него не было выбора. Кинобизнес просто как магнит притягивает всяких убогих людей.

— Но Сай хорошо ее знал, — возразил я. — Она ведь его бывшая жена. Что ж, он считал ее убогой?

— Нет. Насколько мне известно, он просто думал, что она неудачница. Но стоило бы ему сказать ей хоть слово одобрения, она бы тут же в него вцепилась: «Полюби мой сценарий. Полюби меня. Старайся для меня. Сделай меня богатой, знаменитой. Сделай меня звездой». Она из породы ущербных. Саю ничего не оставалось, как избавиться от нее.

Так уж вышло, что встреча следственной группы по убийствам обернулась посмешищем: шестеро копов расселись вокруг стола и всю дорогу пожимали плечами. Робби не удалось побеседовать с Истоном, потому что он с головой ушел в поиски кошерного спонсора, ссудившего Сая деньгами на фильм. Тот, кого Линдси окрестила «Микки», оказался Толстяком Микки Ло Трильо, сущим ангелом. Подобно Шпигелям-Спенсерам, семейство Микки владело крупным мясокомбинатом, к тому же он был тесно связан с другим семейством — Гамбинос. В его блестящем послужном списке оказались задержания за вымогательство и вооруженное нападение с отягчающими обстоятельствами, — что называется, наш человек. Но на него никогда не заводили дела.