Новый роман благожелательно встретили друзья Уэллса, но другие люди отнеслись к нему холодно. Критики называли его «чересчур дидактическим, чтобы иметь успех». У широкой публики он действительно успеха не имел. Но Томас Гарди, великий романист, написал Уэллсу, что с наслаждением читал «Джоанну и Питера». «Меня поражает Ваше понимание людей и их поступков. Мне кажется, что Вам достаточно просто пройти по улице одну милю и издали поглядеть на фасады домов, чтобы описать жизнь каждого их обитателя». Уэллс никогда не считал психологию своей сильной стороной, но именно за психологизм «Джоанну и Питера» очень хвалил также Рэй Ланкастер, который просил не обращать внимания на нападки.
Чуть раньше «Джоанны и Питера» вышел из печати первый роман Ребекки Уэст — «Возвращение солдата», история о том, как две любящие женщины, жена и сестра, ждут солдата с фронта: он вернулся с амнезией, ему кажется, что на дворе 1901 год, он не помнит войны и счастлив. Но память возвращается — и счастью конец. Война убила милый старый мир безвозвратно. Книга получила прекрасную прессу. Эйч Джи в своей рецензии очень высоко оценил сюжетный ход и идею. Когда Уэст опубликует свой второй роман — «Судья» — он отзовется о нем хуже, а в «Опыте» скажет о своей подруге: «Она пишет как в тумане, возводит обширное, замысловатое здание, едва ли представляя, какую форму оно в конце концов обретет, тогда как я пишу, чтобы заполнить остов своих замыслов. Как писатели мы были вредны друг другу. Она бродила в зарослях, а я всегда держался поближе к тропе, ведущей к Всемирному Государству». (Ребекка впоследствии замечала: «В моих книгах он никогда не прочитывал больше двух страниц…»)
Их отношения продолжали портиться: «Мы постепенно отдалялись друг от друга, и мне было горше потерять ее, чем ей избавиться от меня. <…> Не будь у нас сына, мы расстались бы раньше». Из-за чего, собственно, они ссорились? Первая причина очевидна: Ребекка хотела совместной жизни, а Эйч Джи отказывался не только развестись с Кэтрин, но и оставить ее (это привело к тому, что Ребекка начала свою соперницу ненавидеть). Вторая столь же банальна: «не сошлись характерами». Оба были изрядные эгоисты, никто не хотел уступать. Несмотря на все это, связь продолжалась как раньше; после войны виделись чаше, хотя в переезде в Лондон Ребекке по-прежнему было отказано.
Дома в тот период было более-менее спокойно, мальчики были здоровы. Джип поступил в Кембриджский университет. Отец выбрал для него Тринити-колледж: он до сих пор считается самым аристократическим и солидным из всех кембриджских колледжей. В нем обучались Бэкон, Ньютон, Байрон, Неру, бесчисленные принцы и герцоги; незадолго до поступления Джипа Тринити окончил будущий король Георг VI. Джип с блеском выдержал экзамены и поступил на отделение зоологии [71]; в первый же год он получит звание старшего научного сотрудника. Он специализировался в сравнительной физиологии (как Хаксли), работая с беспозвоночными. Отец был счастлив, ведь важнее хорошего образования ничего нет.
Разумеется, Уэллс вовсе не «вдруг», не при виде толпы подвыпившего пролетариата, пришел к мысли о том, что образование должно спасти мир. О роли этого процесса в совершенствовании нашей расы он много писал в молодости. Свернул с этого пути, когда ему показалось, что возможна иная очередность: вечером — революция, утром — образование. Потом вернулся к прежним идеям. С 1905 года в Лондоне функционировала общественная группа под предводительством лорда Милнера, занимавшаяся вопросами реформы среднего и высшего образования; в 1914-м эту организацию возглавил Рэй Ланкастер и тогда же образовалась другая группа под началом Ричарда Грегори — «Британская научная гильдия». Уэллс участвовал в деятельности обеих групп; начиная с 1915-го они объединили свои усилия в борьбе за то, чтобы приблизить образование к жизни, то есть: 1) улучшить уровень преподавания естественных и общественных наук; 2) сделать образование социально необходимым — то есть допускать людей на государственную службу лишь при условии сдачи экзаменов; 3) провозгласить целью образования не накопление знаний, а совершенствование интеллектуальных и моральных качеств.
Учитель Сандерсон выступал на собраниях обеих групп — делился передовым опытом. Уэллс тоже выступал. Его единомышленникам удалось добиться того, чтобы госчиновники сдавали экзамены, но дальнейшие реформы застопорились (они начнут реализовываться лишь в 1924-м, когда лейбористы выиграют выборы); ждать он, как известно, не умел и скоро охладел к деятельности групп. В мае 1919 года этот певец человеческого единения и совместного труда написал Гилберту Меррею: «Я создан для работы в одиночку».
С осени 1918-го он работал над новым грандиозным проектом: учебником всемирной истории. Книга называется The Outline of History, что обычно переводят как «Очерк истории», но это не совсем точно: не расплывчатый очерк хотел написать автор, а четкую схему выстроить, так что будем называть текст «Схема истории». Объем работы предполагался гигантский: нужно было как минимум год посвятить ей, больше ничем не занимаясь, ничего не зарабатывать и рассчитывать на убытки. Уэллс посоветовался с женой — можно ли идти на такой риск? Да, вполне. Денег в доме хватало: до войны были накоплены сбережения в 200 тысяч фунтов, инфляция их сильно обесценила [72], но «Мистер Бритлинг» возместил все и даже с прибылью.
«Мы писали эту книгу — говорит Уэллс в „Опыте“, — не сказать, что мы были особенно подготовлены для такой задачи, а потому нам обоим пришлось изрядно потрудиться». Этот второй в «мы» — Кэтрин Уэллс! Он составлял план; она просматривала горы энциклопедий, делала конспекты; он писал; она правила черновики; он вносил исправления; она перебеляла текст. Если бы речь шла о беллетристике, мы сказали бы, что ее роль ничтожна. Но это был научно-популярный труд; он просто не смог бы написать такую вещь без ее помощи, и сам это признавал.
Сперва он предложил соавторство четверым ученым: Гилберту Меррею, Эрнесту Баркеру, Рэю Ланкастеру и Генри Джонстону; поскольку книга должна была содержать рисунки и карты, участие в деле предложили Франку Хоррабину, известному иллюстратору. Хоррабин будет иллюстрировать книгу, но остальные от официального соавторства откажутся, однако согласятся помочь частным образом. (Их имена будут значиться на обложке.) На такой вариант сотрудничества согласились также старые друзья — Грегори и Беннет — и новые: востоковед Денисон Росс, историк Генри Кэнби, юрист и литератор Филипп Гедалла. Уэллс бомбардировал их вопросами, они его консультировали; он отсылал им фрагменты, они указывали на ошибки. Ляпов у Уэллса было полно — ведь он, не будучи специалистом, черпал сведения из доступных источников. Ланкастер, бывший в этой компании главным специалистом по древности, уберег друга от серьезной ошибки. Перед войной нашумела находка черепа так называемого «пидлтаунского человека»: Уэллс в этого человека верил и написал о нем, но Ланкастер вовремя объяснил, что это — мистификация. Меррей консультировал по вопросам античности, содействовал с переводами и служил своего рода почтальоном, перенаправляя вопросы Уэллса, на которые не мог ответить сам, своим знакомым профессорам во все концы света. Джонстон, подолгу гостивший в «Истон-Глиб», помог написать главы об эволюции. Баркер давал консультации по Востоку. Общались по большей части в письмах, но, когда требовалось обсудить сложный вопрос, встречались в лондонских клубах или у кого-нибудь на квартире.
Хоррабин, как и Джонстон, проводил в «Истон-Глиб» много времени, так как его содействие требовалось ежечасно; он описал, как проходил обычный рабочий день. С утра Эйч Джи писал «как сумасшедший» в своем кабинете. После обеда следовала длительная прогулка или спортивные игры на воздухе. Затем было обсуждение и работали втроем (с Кэтрин) или вчетвером (если присутствовал Джонстон) — до ужина. Вечером играли в карты, слушали музыку, иногда принимали гостей. Уэллс о книге в это время не говорил и всех просил о ней забыть, а когда расходились спать, он брал с собой пять-шесть книг и читал за полночь, чтобы подготовиться к следующему дню.
