Во время своего последнего путешествия Бентхэм много думал об Аманде; он понял, что мужчина не должен заставлять свою «mate» смотреть на мир его глазами. Но это не означает, что ему следует принять ее такой, какая она есть, напротив: надо от нее отказаться. «Опыт любви для Бентхэма закончился. Он полностью посвятил себя делам мировой важности. Влечение и ревность больше не должны отвлекать его; как и страх, они должны быть преодолены или по крайней мере сведены к минимуму». Неужели Уэллс не видел, как карикатурно все это звучит? Видел, конечно; потому и написал в параллель к идеальному Бентхэму — живого Протеро, который, дав обет чистоты, совершает падение с каждой встречной юбкой.

Итак, мужчина должен освободиться от любви, ограничиваясь страстной (хотя правильнее было бы называть ее бесстрастной) дружбой; к похожим выводам пришла и Уэст — в то самое время, когда Уэллс работал над «Великолепным исследованием», она продолжала журналистскую деятельность и, в частности, написала знаменитое эссе «Худший в мире провал». Нужна ли женщине любовь? — спрашивала Уэст. Полюбив мужчину, она лишается привычного образа жизни, она занята обслуживанием ребенка, а он остается свободным как ветер; ее помыслы сосредоточены на нем, а она занимает лишь некоторую часть его души, являясь не более чем дополнением к его «настоящей» жизни. Так что, дамы, займитесь настоящими делами, а если уж не можете обойтись без мужчины, по крайней мере не отдавайте ему всего своего сердца. К чести Уэллса нужно сказать, что он не оспаривал права Ребекки на собственное мнение.

С «Великолепного исследования» для Уэллса начался период богостроительства. Бентхэм-подросток взбунтовался против «придуманного людьми Бога, который является всего лишь оправданием существующего порядка вещей»; повзрослев, он понял, что есть и другой Бог — «бессмертный дух авантюризма во мне, Бог, что призывает людей оставить свой дом и страну и идти в большой мир, Бог… что преодолел смерть и прибыл к нам, дабы нести не мир, но меч». Пока это не концепция, а просто красивые слова: любопытно в них лишь то, что Бентхэму, посвятившему жизнь борьбе за мир, в Боге больше всего нравится его воинственность. Но когда Уэллс писал «Великолепное исследование», у него была конкретная причина призывать к мечу. Наивный в одних вопросах, в иных он мыслил ясно и, в отличие от многих профессиональных политиков, понимал, к чему ведет наращивание военной мощи Германии. «Современный мир пребывает в заблуждении… Ему кажется, что с открытием анестезии наступил конечный триумф цивилизации уюта и невинных развлечений, что достижение этих идеалов детской комнаты и было целью человечества». Заблуждение окончилось: в день, когда Энтони сделал первый вдох, Англия объявила Германии войну.

Начиная с 1898 года Уэллс писал о возможности мировой войны; в 1908-м он утверждал, что войны XX века «сотрут линию фронта, а вместе с ней — и различия между гражданскими и военными, а также саму возможность полной победы». В 1913-м он предсказывал, что война начнется с германского вторжения во Францию через Бельгию; в том же году он опубликовал в «Дейли мейл» три статьи, составившие брошюру «Война и здравый смысл». Британии, предупреждал он, не стоит надеяться ни на свой флот — с ним легко справятся немецкие субмарины, — ни тем более на пехоту с артиллерией. Надеяться можно только на технику и науку; войну выиграют не генералы, а инженеры, и не в окопах, а в лабораториях. Соответственно и деньги следует тратить не на содержание устаревшей армии, а на модернизацию. Если же ничего этого сделано не будет, Англии придется воевать не только с немцами: потом на нее могут напасть славяне и азиаты.

3 августа Германия объявила войну Франции и Бельгии. С Францией Британию связывало соглашение 1904 года; тогда же Британия обязалась вступиться за Бельгию в случае вторжения. В тот же день Британия предъявила Германии ультиматум, требуя прекращения военных действий против своих союзников. Срок ультиматума истекал на следующий вечер. 4 августа был праздник — летний Bank Holiday [56], леди Уорвик в этот день обычно устраивала выставку цветов с угощением и концертом. Соседи приходили со своими гостями. Никто не подумал отменить праздник — в войну не верили, но говорили, конечно, только о ней. Уэллс был мрачен и предрекал ужасные последствия. Германия молчала; в 23 часа было объявлено о вступлении Англии в войну. Это известие вызвало бурю патриотического восторга у большей части англичан, то же самое несколькими днями раньше произошло и в России. Эйнштейн, наблюдая эти восторги, сказал: «У Европы ампутировали головной мозг».

В «Освобожденном мире» Уэллс уже описал подобный взрыв воинственной радости: «Однако весь этот энтузиазм был мыльным пузырем и не опирался ни на какие твердые убеждения; у большинства, говорит Барнет, как и у него самого, он был лишь бессознательным откликом на воинственные вопли и песни, колыхание знамен, ритм совместного движения, волнующее, смутное предчувствие опасности. К тому же люди были настолько подавлены вечной угрозой войны и приготовления к ней, что, когда она началась, они даже почувствовали облегчение». Однако самому Уэллсу воинственный пыл также оказался не чужд: ночью 4 августа (уже зная о рождении Энтони) он сел писать первую из серии статей, которые составят сборник «Война, что покончит с войнами» (The War That Will End War). Всего несколько часов назад он испытывал ужас; теперь, когда все решили за него, он почувствовал облегчение, о котором писал в романе. Все кругом говорили, что война закончится очень быстро; он думал так же.

2 сентября Мастермен, глава Бюро оборонной пропаганды, собрал два десятка видных литераторов (кроме Уэллса, там были Честертон, Голсуорси, Киплинг, Беннет, Гарди) на секретное совещание: писатели должны были поработать во славу британского оружия и помочь вербовке в армию. Уэллс охотно взялся за дело и в течение сентября — октября написал одиннадцать текстов патриотической направленности, которые войдут в упомянутый сборник. Он развивал мысль о том, что, хотя войны в принципе являются чудовищным злом, конкретно эта война — в случае, конечно, если она закончится разгромом Германии, — принесет миру не катастрофу, но спасение, ибо с милитаризмом будет покончено навсегда. Он предлагал меры по искоренению милитаризма: созыв международной конференции, на которой будет разработана «новая карта Европы», запрет на производство оружия частными фирмами — оружейная империя Круппа виделась ему главным «источником заразы». Раньше он писал, что милитаристский дух обитает в каждом из нас; теперь почему-то вдруг решил, что после победы над Германией этот злой дух исчезнет.

«Война, что покончит с войнами» была выпушена в октябре громадным тиражом; она распространялась в Англии и США по мизерной цене и переводилась на другие языки. Массы она вдохновляла: за правое дело приятней воевать. У автора, однако, периоды восторга чередовались с приступами уныния: его знакомая Лилиан Маккарти, гостившая в «Истон-Глиб» пару недель спустя после начала войны, вспоминала, что хозяин говорил ей: «Мир разваливается на куски… Я не знаю, что делать». «Когда я перебираю свои работы, поспешные, сбивчивые и многословные, написанные в начале войны, и делаю все возможное, чтобы воспроизвести подлинное состояние моего ума, мне становится ясно, что, не считаясь с моими предвидениями, мировая катастрофа на какое-то время поглотила мой рассудок, и я поневоле ответил этим ложным толкованием, — писал он в „Опыте“. — Мое воинственное рвение шло вразрез с предвоенными заявлениями и было противно моим глубочайшим убеждениям».

Позиция, занятая Уэллсом, поссорила его со многими людьми, одни из которых отдавали себе отчет в том, что война ведется обеими сторонами не за светлое будущее, другие были пацифистами, а третьи, связанные с немецкой культурой, болезненно воспринимали антигерманскую пропаганду. Уэллс призывал США ввести экономическую блокаду Германии. Вайолет Пейджет, которую он когда-то называл своей «сестрой в Утопии», отозвалась статьями в американских газетах: «Уэллс предлагает уморить Германию голодом ради скорейшего пришествия царства мира и доброй воли на Земле». Пейджет обвинила старого друга в ненависти к мирным немцам. Справедливо ли? Смит, защищающий Уэллса от обвинений в национализме, утверждает, что нет: Уэллс подчеркивал, что выступает не против немецкого народа, а против «милитаризма Круппа». Это не совсем точно. Уэллс не называл немцев, как Куприн, «профессиональными убийцами», говорил, что «мы боремся не с нацией, а с идеей зла», однако писал о немцах как о «нации, которая вся охвачена милитаризмом».