Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Напомним, это слова человека, который уже написал «Мистера Бритлинга». Если бы после гибели брата младший сын Бритлинга попытался уклониться от службы — настаивал бы Бритлинг на том, чтобы сына предали трибуналу? Что бы сказал сам Эйч Джи, если бы его сыновья были постарше? Он так замечательно умел представлять «что было бы, если бы» — но, похоже, умел по желанию включать и выключать это умение. А самое любопытное в этом злобном пассаже то, что бунтарь Уэллс говорит о британском правительстве «мы»…

Он разделил пацифистов на три группы. Первая — квакеры, вегетарианцы, — «ничтожная группка, не заслуживающая внимания». Вторая — «безответственные неудачники, социалисты по названию, но анархисты по духу, озлобившиеся против общества». Так Уэллс охарактеризовал лейбористов, чей орган «Лейбор лидер» призывал к прекращению военных действий: «Они не хотят делать ничего. Прекратить войну — даже ценой победы Германии! Если бы этим псевдосоциалистам передать власть в Западной Европе завтра — они разбежались бы в ужасе. <…> Они — воплощенное недовольство и ненависть, им просто нравится быть оппозиционерами». Третья группа — «благородные либералы», то есть такие люди, как Рассел, Вайолет Пейджет и журналист-пацифист Эдмунд Морель. Их Уэллс описал с особенным презрением: «Такой тип с рождения ничего не делает. Обычно он даже не женится и не имеет детей. Он не торгует, ничего не производит (упомянутые люди производили то же самое, что и Уэллс, — книги. — М.Ч.), а только размышляет о вульгарности и грубости мира».

Как же это понимать — «я пацифист», но «пацифисты плохие»? Оказывается, есть четвертая разновидность пацифизма. «Я считаю себя абсолютным пацифистом. Я — против людей, берущихся за оружие. Я ненавижу войну. Это разрушение вместо созидания, грязная, кровавая глупость. Обязанность каждого человека сделать все, чтобы она закончилась. Но для этого нужно победить Германию. Я ненавижу Германию, которая подтолкнула человечество к войне, как ненавидел бы опасную заразную болезнь». (Уэллс так ненавидел болезни, словно это были наделенные разумной волей существа.) Истинный пацифист должен иметь кулаки: «Жизнь — это борьба, и единственный путь к всеобщему миру лежит через подавление и уничтожение любой самой незначительной организации, связанной с применением силы».

В «Опыте» Уэллс покаялся в своем отношении к пацифистам, извинился за нападки на них (а ему, упрямому, было очень трудно извиняться!), но в его словах остался вопрос: что же все-таки делать, когда на вас идут с оружием? Позволить себя убить? В пацифистах Уэллса отталкивало то, что он назвал «бесплодностью чистого отрицания». Легко болтать о мире. А делать-то что? Был, правда, один англичанин, пацифист, пятидесяти пяти лет от роду, слабого здоровья, который призывал к миру, протестовал против патриотического угара и защищал немецкую культуру, а сам завербовался во французскую армию — шофером санитарной машины. Вывозил раненых из-под огня. Звали его Джером Клапка Джером. Одни пишут об аристократизме духа; другие обладают им.

* * *

В Лондон Уэллс вернулся в начале сентября — к публикации «Бритлинга» издательством «Кассел»; еще до рождества роман выдержал 13 переизданий. Успех книги был громадный, необыкновенный. Восторженные письма прислали Черчилль, Голсуорси, даже Конан Дойл, который Уэллса терпеть не мог; Хэмфри Уорд, насмешливо замечавшая, что Уэллс пишет, «словно обращаясь к скопищу идиотов, которых он один может наставить и научить», заявила, что «во всей современной литературе нет ничего более прекрасного, чем некоторые сцены из „Бритлинга“». Книгу перевели на французский, немецкий [66]и русский языки; ею восхищался Роллан. Горький опубликовал русский перевод в основанном им журнале «Летопись» — правда, цензура вырезала фрагменты, где содержались пророчества касательно будущих революций.

«Несомненно, это лучшая, наиболее смелая, правдивая и гуманная книга, написанная в Европе во время этой проклятой войны! — писал Горький Уэллсу в конце 1916 года. — Я уверен, что впоследствии, когда мы станем снова более человечными, Англия будет гордиться тем, что первый голос протеста, да еще такого энергичного протеста против жестокостей войны, раздался в Англии, и все честные и интеллигентные люди будут с благодарностью произносить Ваше имя. Вы — большой и прекрасный человек, Уэллс, и я так счастлив, что видел Вас, что могу вспоминать Ваше лицо, Ваши великолепные глаза». За комплиментами следовала просьба «написать книгу для детей об Эдисоне, об его жизни и трудах». Это была одна из идей Горького — издавать полезные книги для детей. Уэллс на словах ратовал за то же самое, но книгу об Эдисоне написать поленился.

«Мистера Бритлинга» прочел один из его персонажей — Карл Бютов. На должность гувернера он не вернулся, но сохранил добрые отношения с Уэллсом на всю жизнь. До 1935 года они вели регулярную переписку. Когда в послевоенной Германии началась инфляция, Уэллс послал Бютову значительную сумму; педантичный немец составил план погашения долга (хотя Эйч Джи эти деньги долгом не считал) и возвращал в течение многих лет. Из Америки писал Уолтер Липпман — благодарил за «потрясающую» книгу и обещал, что США вступят в войну после президентских выборов осени 1916-го (это произойдет на полгода позднее). Огромное количество писем присылали так называемые «простые читатели», особенно те, кто потерял сыновей на войне.

Одобрительную рецензию написала даже Ребекка Уэст. Сама она еще в начале года не вынесла жизни в Олдингтоне и перебралась поближе к цивилизации — в городок Мейденхед на Темзе, час езды от Паддингтонского вокзала. Она не желала больше снимать дом и поселилась в отеле с Энтони и няней, жила в комфорте, но Уэллсу эта затея не нравилась — в отель он приходить не хотел. Летом Ребекка снова переехала — на островок Манки-Айленд, в миле от Мейденхеда, — и было то же самое: она жила с сыном в гостинице, Эйч Джи приезжать к ним не мог. Осенью он наконец-то снял квартиру в Лондоне, на Клавертон-стрит — там они и встречались. Через несколько месяцев, в марте 1917-го, состоится переезд Ребекки в очередной маленький городок — Саузенд-он-Си в графстве Эссекс; будет снят благоустроенный коттедж, и Ребекка с Энтони проживут там больше двух лет.

«Мистер Бритлинг» вызвал не только похвалы. Когда человек объявляет себя пророком, призванным объявить миру о пришествии Бога, это не может остаться незамеченным. Журналист Рэндольф Берн обсуждал богостроительство Уэллса в журнале «Дайел»: «Поначалу при чтении „Бритлинга“ мы находим ту пленительную ясность ума, которому всегда удавалось обрести устойчивость и передать эмоциональные сложности, не разрушая их. Но привычное волшебство Уэллса сохраняется недолго — по нему проходится грубая рука. Слишком быстрый скачок к религии, открытие хлябей небесных письмом родителей убитого Генриха, падение героя в бездну эмоций, из которой он не может вырваться, — все это вызывает у нас вздох разочарования». Недоумение по поводу «обращения» Уэллса в печати выразили богословы Леонард Элиот Биннс и Джозеф Ллойд Томас, а критик Уильям Арчер написал о богостроительстве Бритлинга целую книгу — «Бог и мистер Уэллс». «Уэллс претендует на то, чтобы в качестве апостола новой веры занять место святого Павла и Магомета».

Наибольшее недоумение у свободомыслящего Арчера, как и у теологов, вызвало утверждение Уэллса о слабости и смертности Бога. Арчер полагает, что уэллсовский Бог — «порождение фантазии, проекция ума, которая творит Бога по своему образу и подобию», однако Уэллс пытается доказать, что его Бог — это «нечто фактическое и объективное», «не фигура речи, а индивидуум, реальное лицо, вроде Кайзера или президента Вильсона». «Что этот Бог делает? Чем он занимается? К чему он стремится? Ответ — в материальном отношении он не делает ничего. Он трудится исключительно в уме человека и посредством его ума, но даже через посредство этого ума он никак не влияет на внешние события. Где он был в июле 1914-го? И чем вообще занимался с июля 1870-го? По-видимому, он размышлял, или спал, или находился в отъезде». Слова Арчера остроумны — вот только те же самые замечания он мог сделать в адрес любого Бога, а не только того, которого придумал Уэллс.

вернуться

66

Продавалось немецкое издание преимущественно в Швейцарии и Турции.

80
{"b":"157029","o":1}