К инакости пастуха— из дневниковой записи Пришвина под 13.1.1914:
Почтальон Николай был пастухом, а теперь почтальон — целая карьера. Пастух в деревне — дурачок. Кто же возьмется быть почтальоном? Конечно, только дурачок. Теперь эта должность перешла к Николаю, и тут в этом дурачке оказалось шестое чувство--.
Николай вдруг преобразился, когда стал почтальоном (столкнулся с другим классом людей). И теперь родные очень обижаются, когда спросит кто-нибудь из прежних:
— А дурачок ваш с вами?
И от пастуха-дурачка до священника-пастыря один шаг. А по Хайдеггеру человек — «пастух бытия». О пастухе см. Т. Цивьян, Движ. балк ., 9—13.
Карты и книга. Противопоставленность карт (церковной) книге при общем для них слове листобыгрывается в выражении читать часослов/книжку в пятьдесят два листа(Лесков, Маленькая ошибка , 2 и 6; ПРН, с. 825) — «ходячем травестирующем обозначении» игры в карты, ср. у Рабле (1.22 и.18) «прекрасные деревянные Евангелия, то есть шашечные доски» и «святая водица из погреба» [3]— это, сказал Бахтин, «ходячее травестирующее обозначение вина» ( Творч. Рабле 2 , с. 240). Сюда же глумливые переносы в блатном языке ( Сл. блат ., с. 107) книга«бутылка водки или вина», книги читать«пить спиртное», книжник«пьяница», книжничать«пьянствовать». Есть гадание по книге (по Псалтири, Евангелию) и есть на картах, карты заменяют молитвенник или Библию в сказках типа АТ 1613, а изготовленные из книги карты были у лагерных блатарей. Вот забавный пример соотнесения книг и карт из Лескова ( Смех и горе , 51): священник защищает свои книги удачной игрой в карты (в дураки и в короли).
Извольте, вам и книги в руки, — вы хозяин,
Мы гости
— говорят игроки у Лермонтова ( Маскарад , 1.1.2), имея в виду карты. Писемский:
— Что ж, господа, ученое звание, про вас и говорить! вам и книги в руки! — сказал Прохоров, делая кочергой на караул.
Петру Михайлычу это показалось обидно.
— Что ж книги в руки? В книгах, сударь, ничего нет худого; тут не над чем, кажется, смеяться, — заметил он.
— Что ж, плакать, что ли, нам над вашими книгами? — сострил Прохоров.
Все засмеялись.
(Тысяча душ, 2.1) — этот Прохоров не только чисто делает ружейные артикулы, он и картежник (см. 2.8); так и в начале Выдержки Вяземского: Мой ум — колода карт. — | Вам, господа, и книги в руки!
Близорукий.Поговорка тебе и карты в рукии слово близорукийоба возникли от шутовской подмены: карты вместо книг, руки вместо глаз. Варианты близорукого: близкорукий, близоглазый, близорокий, близорочник, близорочный, близыйв СРНГ 3, близкозоркий, близкозорый, близоглазый, близорокий, близорочныйв Псков, сл . 2, близ(к)оокий, близкорукий, близоглазыйв СРЯ-XVIII 2; «-- прилаг. близорукий,переделанное из близорокийили правильнее близзорокий(зоркий), которое до сих пор сохранило свою настоящую форму в Псковской губ. (см. Опыт областного словаря)» — Филол. разыск . Я. Грота, прим. на с. 158. Еще один случай подмены это ироническое значение «побои» у слова рукоприкладство«подпись». Не «народная этимология» в снисходительном смысле невежественного сведения чужого к своему образовала форму близорукий,а народная ирония, ср. насмешливые очкарик, четырехглазый;сюда же прозвание очкив записи Е. Иванова: И очки наш Иван Петров! Пришел плешивый, а он говорит «позвольте щипцами волосики подправить?» И, что думаете, подвил бока! Мы со смеху чуть не перемерли. Вот вертушка!( Моск. слово , с. 220, на с. 222 очкипояснено как «плут, насмешник», а вертушкакак «чудак»).
Слово как услышанное мною
Слово есть сказанное другимчеловеком и услышанное мною, это чужое слово по преимуществу. М. Бахтин (ЭСТ Гс. 347): «Я живу в мире чужих слов.» А свое слово — мысль. Я сам не говорю, говорящий — другой мне или же я как другой, по-бахтински «я для другого», а «я для себя» — слушатель, понимающий и думающий; так и в поразительном рассказике Борхеса Борхес и я об именитом я-для-других с «его литературой» и безымянном я-для-себя. Сюда относится пословица Слушай больше, а говори меньшеили На то два уха, чтоб больше слухать, один рот, да и тот много врет, а как бы два было?(ПРН, с. 407 и 317; ППЗ, с. 158) и правило для детей «Молчи и слушай, что взрослые говорят», сюда же слушаться, послушание.Слово по природе «хочет быть услышанным» (Бахтин, 1961 год. Заметки в БСС 5, с. 338 и 359), Краснá речь слушаньем(ПРН, с. 407 и 645), а можно сказать и крепкаили стоúтслушаньем, и если славянское слово слово,родственное слухи слава,значит «слышимое, услышанное (мною)», ср. пословный— то же, что послушный(СВРЯ, ст. Пословесный),оно дополняет обозначения слова в разных языках как «говоримого, сказанного (другим — тв. ед.)», например сказ, сказка.Другой говорит и я слышу слова, я же говорю словами, выражаю мысли своим Я думаю, что--;мое слово для меня есть мысль. — Илиада и Одиссея начинаются с призыва к Музе: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса» [4], ăειδε θεá, и «Муза, скажи мне о том многоопытном муже» [5], μοι εννεπε, Μονδα, но Вергилий начинает Энеиду от себя: «Битвы и мужа пою», сапо, — это целый переворот в идее слова, судя и по резкому противопоставлению cantaboи die miht, Musaу Горация, Искусство поэзии , 136—44. В сказителе различаются говорящий (Муза Гомера) и слушатель-рецитатор, а в писателе к ним присоединился записывающий, писец. Записанное посторонним божественное слово сказителя превратилось в написанное собственноручно собственное слово писателя. Чéм стало для говорения бывшее чисто вспомогательным записывание, показывает, кроме слов «писатель» и «литература»«письменность», отчаянное определение языкового слова как цепочки букв между двумя пробелами. Всё же близок сказителю образ Данте, пишущего под диктовку, у Ахматовой в стихотворении Муза и у Мандельштама в Разговоре о Данте ; Ахматова и сама стихи записывала, не писала, а Мандельштам даже диктовал.
Бахтинское «чужое слово».Бахтин для ненаписанной статьи о чужом слове (в записях 1970/71 — ЭСТ 1с. 347 слл.):
Я живу в мире чужих слов. И вся моя жизнь является ориентацией в этом мире, реакцией на чужие слова (бесконечно разнообразной реакцией), начиная от их освоения (в процессе первоначального овладения речью) и кончая освоением богатств человеческой культуры (выраженных в слове или в других знаковых материалах). Чужое слово ставит перед человеком особую задачу понимания этого слова (такой задачи в отношении собственного слова не существует или существует в совсем другом смысле).
Ср. под именем В. Волошинова о «задачах, которые ставит именно чужое слово сознанию, — разгадать и научить разгаданному» — Маркс, филос. яз ., 2.2. «Это распадение для каждого человека», продолжает Бахтин,
всего выраженного в слове на маленький мирок своих слов (ощущаемых как свои) и огромный, безграничный мир чужих слов — первичный факт человеческого сознания и человеческой жизни, который, как и всё первичное и само собой разумеющееся, до сих пор мало изучался (осознавался), во всяком случае, не осознавался в своем огромном принципиальном значении. —
-- В жизни как предмете мысли (отвлеченной) существует человек вообще, — но в самой живой переживаемой жизни существуем только я, ты, он,и только в ней раскрываются (существуют) такие первичные реальности, как мое словои чужое слово,и вообще те первичные реальности, которые пока еще не поддаются познанию (отвлеченному, обобщающему), а потому не замечаются им.
