Аналитичность самопознания. Познание синтетично, а самопознание аналитично. Толкование это анализ слова через синтез значения, это разложение своего слова в собственном значении на род и отличие, но через синтетическое словосочетание, метафору; герменевтика служит самопознанию через познание. Синтетическое сочетание познавательно, а аналитическое самопознавательно, то есть самоотличительно.

Обращение метафоры. Если чаша это щит Диониса, то щит — чаша Ареса, согласно Аристотелю метафора «по аналогии» должна допускать обращение ( Риторика, 1407а). Так и корабль это плавучий остров, а у Вячеслава Иванова остров — стоячий корабль ( Острова из Света вечернего ), метафора могла быть ему подсказана этимологизацией греческого νŋσος «остров» как «пловец», от ν`ŋχω «плыть, плавать»; другие зеркальные пары см. во Взаимном переносеБ. Мильорини. Но при искусственном обращении первой метафоры во вторую аналитичность и синтетичность меняются местами, переворачивается порядок старшинства. Метафора думания «говорить себе» или «про себя» предполагает, что сперва слово, причем вслух другому, потом мысль, а зеркально обратная ей метафора говорения «думать вслух» (пословица «Говорить — это значит думать вслух» в Книжном обозрении от 16.12.1997) и незеркально обратная «выражать мысли» предполагают, что сперва мысль, причем про себя, потом слово. Но хотя моя мысльстарше моего слова, чужое слововсё равно старше моей мысли. Обосновывая обращение метафоры «абсолютно произвольной связью звука и значения», B. Просцевичус, Прямое знач. (с. 24–39), ничего не сказал о том, что эта поэтическая вольность создает анахронизмы. Вот еще «железное дерево», очень твердой породы, но «деревянная железка», про бессмыслицу: зеркальность лишь внешняя.

Непарные аналитические сочетания.Усилительное выведение отличия наружу противоположно эллипсису, опущению, втяжению. Вот концовка БорисаГ одунова:

Здесь сразу два аналитических сочетания, отравили себя ядоми мертвые трупы,не просто отравилисьили трупы,но и не уморили себя ядомили мертвые тела.Эти сочетания приняты за плеоназм и мотивированы волнением в статье М. Гаспарова Ритор. сист ., 9; к аналитичности Пушкина см. А. Пумпянский, Исчерп. дел . Мосальский хочет убедить, он говорит усиленно, а народ в ответ усиленно молчит. Два русские мужикав начале Мертвых душ тоже аналитическое сочетание. Владимир Федоров остроумно рассматривает его как парное: «Этим уточнением читатель ставится в такое положение, когда вынужден предположить, что мужики могли оказаться и не русскими, а иностранными»; «наше предположение, что они могли оказаться „иностранными“, неожиданно оправдывается такими фактами, как „иностранец“ Василий Федоров, „турок“ Савелий Сибиряков, знаменитый Фемистоклюс, оказавшийся греком и римлянином одновременно, и др.» — Поэт. реальн ., с. 91 и 105 сл., ср. о носовых ноздряхМанилова на с. 92. Но считать ли нам парными и мертвые трупы,произведя их от веры в живые трупы? А как насчет русской харчевнив начале Исторического эпизодаХармса — «Иван Иванович Сусанин-- зашел однажды в русскую харчевню--» ( Случаи )? Всё это вряд ли противопоставляющие уточнения, хотя, конечно, и не плеоназмы, не обмолвки, это аналитические сочетания, но непарные. Непарное аналитическое сочетание отличается от парного своей усилительностью.

Аналитическое, бывшее синтетическое. Непарное аналитическое думать себеэто бывшее синтетическое «говорить себе»; А. Потебня, Зап. р. грам. 3, с. 60–64, 103 и 217 сл., даже считает, что всё аналитическое и безобразное раньше было синтетическим и образным. Таков постоянный эпитет моря синее,если море виделось как «синее поле» жителю полей, ср. у Горенштейна:

( Псалом , 1); наоборот в анекдоте АТ 1290 Плавают в поле льна , еще см. В. Топоров, Поэт, комплекс моря . Аналитичен постоянный эпитет, синтетичны сравнение, метафора, кеннинг, загадка.

«Целое больше части». Και τό δλον τού μέρους μειζον [έστιν] — восьмая аксиома, точнее «общее понятие» (κοινή έννοια), Начал (1) Эвклида. Задолго до того как эта здравая мысль была высказана и стала «аксиомой», ее предполагало и от нее энергично отталкивалось «в высшей степени верное изречение Гесиода, что часто половина больше целого» ( Труды и дни , 40: νήπιοι, οΰδέ ισασιν σω πλέον ήμισυ παντός— «Дурни не знают, что больше бывает, чем всё, половина» [33]). Платон дальше поясняет: «например когда захватить целое опасно, а половины вполне достаточно, то, думал он, достаточное больше чрезмерного, так как оно лучше его.» [34]— Законы (690е), сюда же Государство, 466bс, а еще Диоген Лаэртский, 1.75, где высказывание «Половина больше целого» отдано мудрецу Питтаку. Изречение Гесиода/Питтака Τό ήμισυ τού παντός πλέον/πλεΐον, конечно, бывшая пословица, судя и по русским «Малой ломоть лучше болшева», «Заработанный ломоть лучше краденого каравая» (ППЗ, с. 95, и ПРН, с. 160), которая перевернула, но только внешне, «общее понятие» о том, что целое больше части. Не вопреки этой очевидности, а вопреки сопутствующему детскому понятию о большем как лучшем в слове πλέον (архаичная идея блага-выросшего, ср. плеоназм)и передразнивая его пословица говорит, что часто малое лучше большого. А между замысловатой пословицей и «голой» аксиомой Эвклида («Голая речь не пословица» — ПРН, с. 859 и 972) находится известный по аристотелевой Физике софизм Зенона Элейского о равенствеполовины времени целому, τω διπλασίω (6.9/240а); Зенон пользовался для своих апорий открытием, что при умозрительной бесконечной делимости на точки их количество в целой величине и в ее части одинаково, ср. парадокс Галилея: Множество натуральных чисел равномощно множеству их квадратов. Путь от пословицы через софизм Зенона к восьмой аксиоме это путь от чисто оценочного возражения на архаичную мысль о том, что целое больше-лучше части, к безоценочному, чисто описательному выражению этой мысли словом μεîζον, или от синтетической «поэзии» к аналитической «правде» (если вспомнить Гете). Или же от слова мирового человека к его мысли. Восьмую аксиому Эвклида молчаливо предполагает уже Платонов Парменид (131d): «--благодаря части великости, меньшей чем сама великость» и «--малое будет больше», μεîζον, «этой своей части» [35]. — «Но при развитии геометрии аксиомы высокой степени очевидности выплывают только постепенно; можно даже сказать, что чем более очевидной являлась аксиома, тем позднее она включалась в систему геометрии.» — Д. Мордухай-Болтовской в Началах 1–6, с. 239. О восьмой аксиоме в связи с Зеноном см. А. Сабо, Начала греч. мат.,3.24, по-русски в ИМИ 12, с. 370—83.

«В сердце нет окнá», «Человека видим, а души/ума его не видим», «Как в кремне огонь не виден, так в человеке душа», говорят пословицы (ПРИ, с. 304 сл.), но «Лицо — зеркало души» ( Р. посл, погов ., с. 57, и Жемч. мудр ., с. 103), особенно глаза, «эти окна души, как их называли поэты, — окна, в которые внутренний человек смотрит на свет из своего футляра» — Лесков, Островитяне (3), у него же ( Заячий ремиз , 18): «Глаза человека это есть вывеска души». Параллелизм лица и имени, например в ахматовской цитате «без лица и названья» ( Поэма без героя , 1.1 и.4), приводит к сравнению псевдонима с маской (так у Цветаевой — Пленный дух , 2) и к высказыванию «Имя — зеркало души», как будто взятому из Имен Флоренского, еще ср. иконопочитание и имеславие. «Глаза — зеркало души», и можно сказать даже: Я его по глазам всего насквозь вижу(СВРЯ, ст. Насквозь); но что видно в этом зеркале? Человечек, отражение собеседника, другого. «Когда мы глядим друг на друга, два разных мира отражаются в зрачках наших глаз.» — Бахтин, Автор игерой (ЭСТ, с. 22).