Только после анализа информации по всем трем указанным выше вопросам становится возможной приблизительная оценка (аппроксимация) численности каждого вида среди разводимых животных и экстраполяция полученных данных на особенности состава стада. При этом, конечно же, необходимо учитывать специфику циклов воспроизводства и различную плодовитость у крупных и средних по размерам сельскохозяйственных копытных. Особое значение имеют возрастные данные, показывающие степень соответствия установленной доли потребляемого на мясо поголовья законам устойчивого воспроизводства вида. В настоящее время только для крупных домашних копытных — крупного рогатого скота и лошади — показана правомерность экстраполяции преобладания их костей в выборке (более 50 % по каждому виду) на численное доминирование в стаде [ Антипина1997]. Высокая доля остатков мелкого рогатого скота, вплоть до резкого их преобладания в материале, прямо указывает лишь на значительный объем потребления мяса этих животных, что чаще всего наблюдается при устойчивой и вполне заметной их численности. Однако такая численность не всегда означает доминирование этого вида в стаде, особенно когда население широко использует тягловых и транспортных животных, например, лошадь, поголовье которых как раз и должно быть максимальным. При низком уровне потребления мяса мелкого рогатого скота также не корректно прямо переносить остеологические данные на малую его численность среди разводимых животных. Поголовья овец и коз в данном случае может оказаться и значительным, если производилась интенсивная эксплуатация их прижизненной продукции — шерсти, пуха и молока. Только остатки свиньи, как исключительно мясного с точки зрения человека животного, по-видимому, непосредственно отражают масштабы ее разведения и относительную численность.

И еще об одном весьма дискуссионном и наиболее сложном в методическом плане аспекте археозоологических исследований хотелось бы упомянуть. Речь идет о реконструкции типов скотоводства, определяемых формой содержания животных. Хорошо известно, что форма содержания домашних копытных обусловлена возможностями обеспечения их полноценными кормами и выражается в той или иной степени подвижности стад. Биологическая сторона этого явления достаточно ясна, а именно — копытные животные, съедая растительность вокруг себя, всегда и везде вынуждены перемещаться по некой территории, площадь которой зависит от численности самих животных и сезонности произрастания зеленой биомассы (трав и/или деревьев и кустарников). Человек может пасти домашних копытных на огромном пространстве, передвигаясь вместе с ними. Он может удерживать их на ограниченной территории (минимально — на территории одного двора или даже в стойле), обеспечивая при этом основными или дополнительными кормами, особенно, в зимний или засушливый периоды. Первая форма (или тип) скотоводства обычно обозначается, как подвижная, а вторая — как придомиая (оседлая). Для всех видов домашних копытных теоретически возможны обе формы их содержания. Однако в конкретных природных условиях определяющим фактором преобладания того или иного типа скотоводства становится его рентабельность при разведении конкретного вида животных. Например, трудно предполагать передвижение огромных стад овец или верблюдов по лесам Восточной Европы, тогда как в теплом поясе равнинных и горных степей и полупустынь исторически подтверждена эффективность масштабного подвижного овцеводства и верблюдоводства, которые сохраняются почти в первоначальном виде и у современных кочевых племен [ Barfield1993, р. 57–130]. Вместе с тем еще в недавнем прошлом у заведомо оседлого населения Северной Евразии наблюдалось значительное смешение типов скотоводства. Так, в этнографических источниках упоминаются стойловая, придомная, выгонно-стойловая, хуторская, придомно-отгонная, полуотгонная, яйлажная и другие формы содержания разных видов домашних животных и даже трансюманс [ Зыков1989, с. 8–39; Османов1990; Зеленин1991, с. 86–100; Pastor, Portela (ed.)2003]. Иными словами речь идет об очень разных временных периодах содержания стад на подножном корму, т. е. в подвижном состоянии, масштабы которого могут приближаться к максимально возможным у кочевников. Поэтому вопрос о том, каким образом разные типы скотоводства были связаны с подвижностью или оседлостью древнего населения, остается пока открытым. Несомненно одно: степень подвижности форм скотоводства и подвижный или оседлый образ жизни населения — это различные явления. Вместе с тем при обсуждении особенностей древнего скотоводства в литературе нередко используется само соотношение остатков свиньи и мелкого рогатого скота, как индикатор оседлого или подвижного образа жизни обитателей того или иного поселка. Преобладание в этой паре видов свиньи экстраполируется на оседлый образ жизни населения, а мелкого рогатого скота, напротив, — на подвижный [ Пряхин1976, с. 119; Шилов1975; Косищев, Варов2001; Косищев, Рослякова2002; и др.]. Отсутствие свиньи в хозяйстве кочевников является реальным фактом, который позволяет отчасти считать этот вид индикатором придомного содержания. В то же время поголовье мелкого рогатого скота может быть вполне заметным в хозяйстве и кочевого, и оседлого населения. Поэтому напрямую связывать повышенную долю костей коз и овец в кухонных остатках с кочевой жизнью населения было бы некорректным. Даже обитатели одного поселка могут сочетать придомное содержании свиней и коз с выгонным выпасом некоторого количества овец Подобная ситуация в настоящее время достаточно типична для частного сельскохозяйственного сектора в степных и лесостепных регионах Украины и России. Сколько костей и от каких видов будет в этом случае в кухонных остатков зависит от намерений самих хозяев, т. е. от того, с какими экономическими целями они разводят этих животных.

И в заключение, замечу, что продемонстрированная выше методическая сложность и неоднозначность археозоологического исследования выглядит, конечно же, непривычно, по сравнению с теми краткими и простыми результатами определения остеологических коллекций, которые обычно приводятся в виде приложений в археологических работах. Однако за этой сложностью стоит совершенно новый уровень достоверности получаемых остеологических данных и их обобщения. Археозоологическое исследование уже не ограничивается только рамками преподнесения биологических данных, но включает и археологическую информацию, и результаты всех других методов изучения памятников. Пока на этом пути мы сталкиваемся больше с дискуссионными вопросами и неясностями, чем с понятыми фактами и явлениями. Поэтому я считаю крайне важным сформулировать нерешенные проблемы и обсудить их. И если мне удалось внести нечто новое в обсуждение, то это стало возможным только благодаря моим коллегам — сотрудникам лаборатории естественно-научных методов ИА РАН.

Антипина Е. Е.Облик и история фауны наземных млекопитающих и птиц равнинного Крыма в позднем голоцене. Диссертации на соискание ученой степени канд. биол. наук (на правах рукописи). МГУ. М., 1993.

Антипина Е. Е.Методы реконструкции особенностей скотоводства на юге Восточной Европы в эпоху бронзы // РА. № 3.1997. С. 20–32.

Антипина Е. Е.Костные остатки животных из поселения Горный (биологические и археологические аспекты исследования) // РА. № 1.1999. С. 103–116.

Антипина Е. Е.Проблемы обработки и интерпретации археозоологических материалов из памятников скифского времени на территории Северного Причерноморья // Скифы и сарматы в VII–III вв. до н. э. Палеоэкология, антропология и археология. М.: ИА РАН, 2000. С. 80–86.

Антипина Ек. Е., Маслов С. П.К вопросу о хозяйственном использовании моллюсков и крабов населением хоры Херсонеса /У Памятники железного века в окрестностях Евпатории. М.: изд. МГУ, 1991. С. 162–169.

Антипина Е. Е., Маслов С. П.Системы земледелия и размер домашних животных Древней Руси // Общество, экономика, культура и искусство славян. Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. ИА РАН. Т. 4. М.: «Эдиториал УРСС», 1998. С. 52–60.