В своей практике я использую пятибалльную шкалу, по которой естественная сохранность целой кости или крупного фрагмента с хорошо сохранившимся поверхностным слоем компакты оценивается в пять баллов. На нем обычно еще нет отпечатков процесса естественного разрушения, обусловленного жизнедеятельностью почвенной микрофауны и — флоры, и ясно видны все следы искусственного воздействия. Тафономическое состояние хрупкой — пусть даже сохранившей свою форму — кости с полностью разрушенным поверхностным слоем оценивается в один балл. При этом, особо подчеркнем, что достоверное видовое определение может быть осуществлено и для фрагмента с плохой естественной сохранностью (1–2 балла), и наоборот — бывают случаи, когда прекрасно сохранившийся костный фрагмент оказывается неидентифицируемым до видового уровня.

Для характеристики искусственной раздробленности остатков археозоологи используют довольно разные параметры: это и взвешивание костей с последующим вычислением среднего удельного веса одного фрагмента [ Morales et al.1994]; и индекс раздробленности (ИР), как число фрагментов в единице стандартного объема — 1 дм ³[ Антипина1999]; и «коэффициент дроблености», как соотношение фрагментов разного размера по каждому из видов [ Асылгараева2002] и др. Несмотря на внешние различия этих оценок, они могут быть вполне сопоставимы между собой в рамкам универсальной пяти-десятибалльной шкалы.

При такой подробной фиксации состояния костей и самых разных следов на них становится очевидным, что любая остеологическая коллекция обычно включает неодинаковые по своему происхождению категории материала (табл. 1, пункт 4). Это — прежде всего, кухонные остатки; затем — кости животных из ритуальных комплексов; далее — свидетельства использования их в качестве сырья для косторезного ремесла; а также — останки животных, попадание которых в культурный слой не связано напрямую с хозяйственной деятельности жителей поселения [ Klein & Cruz-Uribe1984; Gautier1987; Davis1987; Morales1987]. Последняя группа может быть представлена как синхронными археологическим отложениям остатками грызунов, насекомоядных, птиц пресмыкающихся и других — симбионтов и комменсалов («сожителей» и «сотрапезников»), так и более поздними включениями в слой костей разных видов норных животных [ Klein & Cruz-Uribe1984; Антипина1993]. Все указанные категории археозоологических материалов могут быть корректно проанализированы только в рамках своей по происхождению группы: кухонные остатки сравниваются с кухонными, ритуальные — с ритуальными и т. д. Разделение же костных остатков на кухонные, ритуальные или ремесленные обязательно строится на рассмотрении археологического контекста этих находок, их тафономического состояния, особенностей их раздробления и других следов искусственного воздействия, позволяющих судить о причинах попадания их в слой [ Klein & Cruz-Uribe1984; Антипина2003, в печати]. Эта задача бывает достаточно сложной, и иногда только специалист-археозоолог может распознать, например, ритуальный или естественный характер появления остатков некоторых животных в погребениях человека. В южных регионах Восточной Европы известна утка-пеганка (Tadoma tadoma), которая нередко использует рыхлое заполнение могил для устройства своих достаточно глубоких гнездовых нор, где и откладывает яйца [ Дементьев1952]. Поэтому, в пределах гнездовой территории этой утки, обнаруженная в захоронении скорлупа яиц рядом с человеческим скелетом не может считаться объектом ритуального комплекса без дополнительного археозоологического исследования. Аналогичная проверка требуется также и для всех находок змеиных костей как на поселениях, так и в погребениях. Последнее тем более необходимо, поскольку существование очень древнего культа поклонения змее подталкивает авторов раскопок сразу же объявить такие находки ритуальными [ Шишлина1996]. Тогда как, змеи и другие пресмыкающиеся просто могут устраиваться на зимовку в могилах, склепах, погребах, проникая туда по трещинам и полостям грунта, где часто погибают.

Примером того, к чему приводит обобщенное рассмотрение материала без разграничения его по указанным выше категориям, можно считать ситуацию с интерпретацией находок костей собак на памятниках железного века в Северном Причерноморье. Остатки собак оказываются поразительно многочисленными как на скифских, так и на греческих поселениях, особенно в сравнении с остеологическими коллекциями предшествующих и последующих исторических периодов [ Цалкин1960-а; 1966]. Значительная их часть — это отдельные раздробленные кости, хотя обнаруживаются и довольно многочисленные части целых или разрозненных скелетов, причины попадания которых в слой в публикациях, как правило, не обсуждаются. Естественно, что все эти остатки не включаются в соотношение домашних видов животных, мясо которых использовалось в пищу, хотя сравнение их доли со вкладом некоторых сельскохозяйственных видов, например с лошадью и свиньей, демонстрирует почти равные их пропорции в видовом спектре [ Цалкин1960-а]. Однако на ряде разновременных поселений юга Восточной Европы, в том числе и на греческих, зафиксированы несомненные следы потребления мяса собак в пищу [ Журавлев1981; Morales & Antipina2003, in press]. Таким образом, отсутствие в публикациях достоверной информации об археологическом контексте находок и, соответственно, о принадлежности их к категориям кухонных или же ритуальных остатков препятствует в настоящее время полноценному изучению вопроса о необычном для нашего восприятия варианте использования собак в хозяйстве.

Другим примером ненамеренного смещения информационных акцентов может служить общепринятая интерпретация находок раковин съедобных моллюсков на древних поселениях Северного Причерноморья. Причины попадания и накопления их в слое обычно не анализируется, и все они считаются свидетельством потребления мяса моллюсков в пищу [ Кругликова1975; Щеглов1978; и др.]. Вместе с тем изучение конкретных коллекций остатков таких моллюсков из памятников III вв. до н. э. — II вв. н. э. (Евпаторийское побережье Крыма) показало, что большинство из них принадлежало животным, погибшим еще в море. Об этом свидетельствовали следы оката и микроскопические бентосные обрастания на внутренней стороне створок. Иными словами — на поселениях были обнаружены не остатки съеденных моллюсков, а просто пустые раковины, принесенные жителями с побережья [ Антипина, Маслов1991].

Таким образом, основные параметры коллекции — исходное количество и тафономическое состояние костей, степень искусственной раздробленности и следы искусственного воздействия на них, а также разнообразие категорий остатков в материале — даже вне рамок видовой идентификации фрагментов — дают ту первичную археозоологическую информацию, которая предопределяет методы всего последующего количественного анализа.

Все без исключения археозоологи единодушны в оценке зависимости достоверности получаемых результатов от количественного объема остеологической выборки. Огромное влияние фактора случайности на формирование облика малой археозоологической выборки из 10 костей ни у кого не вызывает сомнений. Результаты же обработки коллекций, включающих более тысячи определимых костей животных, с очевидностью считаются достоверными.

Однако такое единодушие не решает вопроса о минимальном объеме остеологической выборки, который мог бы достаточно полно отражать характеристики всей совокупности костных материалов на памятнике. Зарубежные исследователи используют в своих работах так называемое «правило Дэвиса» [ Davis1987], из которого следует, что увеличение числа костей из раскопок в 10 раз дает уже принципиально новую информацию. И для выборки уже в 500 определимых костей можно говорить не только о полном видовом составе, но и о реальном соотношении тех видов животных, которые активно использовались в хозяйстве. Меньший объем в 200–300 определимых костей рассматривается П. А. Косинцевым [ Косинцев, Стефанов, Труфанов1989] как вполне представительный для адекватной характеристики всего костного материала памятника. Сходная цифра от 250 до 300 определимых фрагментов получена T. Amorosi, но уже только для кухонных остатков,при которой соотношение основных сельскохозяйственных видов становилось устойчивым в материалах из разных участков конкретного поселения [ Amorosi et al.1996].