After B.A. Kolchin had worked out archaeometallographic investigational method archaeological artifacts produced of metal have become a valuable historical source. Introduction of the new method borrowed from natural science into the researches of early craft production has made it possible to answer not only the question what was produced, but also how it was produced.

During the recent decades voluminous banc of archaeometallographic data from different epochs and territories has been complied. Among the actual problems now we face those of systematization, synthesizing and consideration of abundant, but varied data relating to the technique and technology of ferrous metalworking in Eastern Europe starting from the earliest times till the Middle Ages. This work was undertaken by B.A. Kolchin’s pupils, the members of the Metallographic group in the Laboratory of natural sciences of the Institute of Archaeology, RAS. The results are published in the monograph by N.N. Terekhova, L.S. Rozanova, V.I. Zavyalov and M.M. Tolmacheva «Essays on the history of ancient ironworking in Eastern Europe» (1997).

Now the problem of traditions and innovations in producing culture of ancient peoples (according to the data of blacksmith’s craft has been chosen as the basic investigational theme in the Metallographic group in the Laboratory of natural sciences of the Institute of Archaeology. This work presupposes stage-by-stage accomplishment of a series of interrelated scientific projects.

После выхода в свет фундаментальных работ Б.А. Колчина в области исследования техники и технологии древнерусского кузнечного ремесла, его производственной организации и социальной структуры, интерес к этой проблематике не угас. Ученики и последователи Б.А. Колчина продолжили широкомасштабное изучение древнерусской кузнечной продукции. За последние десятилетия значительно расширилась география исследований, накоплен огромный банк аналитических данных, в результате чего появились новые перспективы для характеристики металлообрабатывающего производства Древней Руси. Наиболее существенным следует считать постановку и решение проблемы о путях формирования производственных традиций в различных землях древнерусского государства.

Почти два десятилетия тому назад было высказано предположение о региональных различиях в технологии изготовления кузнечных изделий, которое затем переросло в безусловное утверждение тезиса о своеобразии технологических традиций в кузнечном ремесле северорусских и южнорусских земель ( Вознесенская, Коваленко,1985. С. 95–109; Розанова,1988. С. 57–59; Вознесенська, Недопако, Паньков,1996. С. 80–124; Розанова,1997. С. 265–295; Вознесенская,1999. С. 117–126).

Своеобразие технологических традиций в кузнечном ремесле севера Руси состоит в широком освоении сварных конструкций из железа и стали и значительной доле среди них трехслойного пакета. В кузнечном ремесле южнорусских земель, несомненно, преобладают простые технологические решения: отковка изделий целиком из железа или стали, сохранение древней технологической традиции цементации изделия и заготовки.

Огромный аналитический материал по средневековой металлообработке, накопленный и опубликованный европейскими исследователями, в значительной степени учеными бывшего СССР, позволяет наметить пути формирования производственных традиций в различных древнерусских землях.

Техническая культура кузнечного ремесла славянского и древнерусского населения Юго-Восточной Европы складывалась при сохранении предыдущего наследия скифской металлообработки и определенного влияния кельтской технологии, особенно заметного в позднеримское время (Вознесенська, Недопако, Паньков,1996. С. 17–23, 42–60; Вознесенская,1995. С. 47–52).

Технологическая культура кузнечного ремесла северорусских земель, несомненно, связана со скандинавской производственной традицией, где в VII–XI вв. господствовала технология сварных многослойных лезвий. Об этом свидетельствует анализ кузнечной продукции, происходящей из раскопок торгово-ремесленных поселений и могильников Северной Европы (Tomtlund,1973. Р. 42–63; Pleiner,1983. S. 63–92; Arrhenius,1989. S. 79–92; Lyngstrom,1995. S. 81).

Инструменты, в основном хозяйственные ножи, с многослойными клинками наиболее характерны для кузнечной продукции тех древнерусских памятников, где фиксируется активное славяно-норманнское взаимодействие.

Многочисленны находки ножей с трехслойным клинком при раскопках торгово-ремесленных поселений протогородского типа, возникновение и существование которых на Руси, так же как близких им торговых городов Балтийского Поморья, связано с бурным развитием трансъевропейских торговых связей в IX–X вв.: Сарском городище (Колчин,1953. С. 221, 222), Гнездове (Розанова, Пушкина,2001. С. 77–82), Крутике (Розанова,1991. С. 166–181), Городке на Ловати (Вознесенська,2000. С. 18–28). Самые ранние трехслойные ножи среди восточноевропейских древностей происходят из Старой Ладоги, где эта технологическая схема определена как основная для клинков из слоев конца VIII–IX в. (Хомутова,1984. С. 208).

Исследователи, занимавшиеся проблемами становления древнерусского города, едины во мнении о том, что в открытых ремесленно-торговых поселениях сосредоточивалось разноэтничное население, главным занятием которого была дальняя торговля, военные походы, ремесло ( Толочко,1989. С. 50–59; Носов,1993. С. 59–78; Носов,2002. С. 5–42). Среди ремесленной деятельности наиболее ярко выражена обработка железа, в производственных традициях которой наблюдаются явно привнесенные извне технологические приемы (система трехслойного пакетирования). Историки отмечают, что «…вплоть до середины XI в. норманны на Руси выступают в качестве наемных воинов в составе великокняжеских войск, либо заезжих купцов, либо мастеров-ремесленников в древнерусских городах» (Кирпичников, Лебедев, Дубов,1981. С. 7).

В городах Северной Руси в X–XI вв. ведущей конструктивной схемой в железообработке была технология трехслойного пакетирования, что можно считать непосредственным влиянием скандинавской производственной традиции. Наиболее четко выражена эта технологическая особенность в кузнечном ремесле Великого Новгорода и городов Новгородской земли ( Завьялов, Розанова,1990. С. 154–172; Розанова,1989. С. 73–76).

В технологии кузнечного ремесла южнорусских городов домонгольского времени сварные трехслойные клинки встречаются несравненно реже, там, как указано выше, преобладают другие производственные традиции. Однако заслуживает упоминания находка 8 хозяйственных ножей с многослойными клинками в жилищах и культурном слое X — начала XI в. на Старокиевской горе (Киев), которые представляют собой известный тип узколезвийного ножа удлиненных пропорций с толстой спинкой и трехпятислойным клинком, который получил широкое распространение в европейской кузнечной технике в последней четверти I тыс. н. э. (Вознесенская,1981. С. 267–284). Конечно, именно эти клинки могли попасть в древний Киев вместе с пришлыми людьми с Севера или при торговых операциях. Но находка в Киеве нескольких экземпляров трехслойных ножей (один из них в слое начала XII в.), по форме ничего общего не имеющих с вышеописанными клинками X — начала XI в., может свидетельствовать о заимствовании этой производственной идеи кузнецами древнего Киева (Вознесенська, Паньков,2004. С. 55–68).

Таковы, в нескольких словах, итоги технологических исследований древнерусской кузнечной продукции к тому моменту, когда была начата работа с материалами Шестовицкого археологического комплекса в урочище Коровель, расположенного под Черниговом у села Шестовица в 18 км ниже города по течению Десны. Городище Шестовица также относится к кругу торгово-ремесленных поселений протогородского типа, расположенных на важнейших водных магистралях. Его главной функцией, как полагают исследователи, было держать Чернигов под контролем киевских князей при помощи располагавшейся там небольшой профессиональной дружины (Коваленко, Моця, Сытый,2003. С. 51–67). Дружина по своему составу была полиэтничной «при заметном доминировании на уровне социальной верхушки скандинавских элементов» (Коваленко,2001. С. 190). Время функционирования Шестовицкого комплекса относится к концу IX — началу XI в., расцвет приходится на X в., и хотя жизнь там позднее не замирала совсем, она не достигала уже прежнего уровня ( Коваленко, Моця, Сытый,2003. С. 63).