— А какого цвета?

— Не помню. Я не очень много внимания обращаю на одежду.

— Неправда. Все вещи, которые у меня есть, куплены тобой, и все они — как раз то, что мне нужно: и по размеру, и по фасону, и по цвету. Макс, скажи, пожалуйста, какого цвета одежда была на мне в тот день? Из какой ткани была сшита юбка? А блузка?

— Из хлопка. На тебе была белая блузка и юбка в красно-черную полоску.

— Где я их покупала?

— Понятия не имею. Может быть, во Франции.

— А ты не видел, были на них ярлыки или нет?

— Нет. — Он пристально посмотрел на нее. — В больнице ты таких вопросов не задавала.

— Тогда я о них не думала. Так ты видел ярлыки на тех вещах, что были на мне, или нет?

— На борту ты достала из чемодана вечернее платье от Валентино и две блузки от Кристиана Диора.

— И все?

— Мы не до конца распаковали чемоданы. Я хотел, чтобы ты полюбовалась видом Монте-Карло из гостиной, и мы с тобой вышли из каюты.

— Больше ты ничего не видел? Никаких ярлыков, принадлежащих конкретным лицам?

— С чего это тебе пришло в голову?

— Если бы у меня была своя портниха, она сразу бы меня узнала.

— Нет, никаких ярлыков не было.

Испытующе глядя ему в лицо, Стефани нахмурилась. Она ему не верила. Что-то было не так; она чувствовала это, хотя и не знала, что именно и с какой стати ему лгать ей. Она чувствовала себя неблагодарной, ставя его искренность под сомнение после всего того, что он для нее сделал, но не могла отделаться от убеждения, что так оно и есть.

— У меня была с собой сумочка?

— Конечно, но не в моих правилах заглядывать в женские сумочки.

— Я пользовалась косметикой?

— Чуть-чуть. Совсем немного. Тебе она ни к чему.

— А какие у меня были волосы?

— Длинные. Роскошные. Если захочешь, ты снова отрастишь их.

— Наверное, я так и сделаю. — Она посмотрела на свои руки. — Ты сказал, что я не была замужем. Когда я тебе об этом сказала?

— Вскоре после того, как мы с тобой познакомились. Почему ты спрашиваешь об этом?

— Не знаю. Мне кажется… может быть… возможно, это не так.

— В самом деле? С чего ты взяла?

Она замолчала, внезапно ощутив, что не хочет поверять ему новые мысли, которые приходили на ум теперь каждый день.

— Чем ты занимался после того, как умерла твоя мать?

Он помедлил, размышляя, стоит ли ему повторять свой вопрос. Необязательно, подумал он; чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше.

— Мы с отцом все время переезжали с одного места на другое: какое-то время провели в Испании, потом перебрались в Лондон. Я же рассказывал тебе вчера о матери. Видишь, ты все помнишь.

— Ой! — Она подалась вперед. — Макс, я вспомнила! — Впервые с тех пор, как она пришла в себя в больнице, она улыбнулась, медленно растянув губы в улыбке, от которой у Макса перехватило дыхание. Его захлестнуло желание, и голова пошла кругом. С прошлой недели, когда они только приехали в Кавайон, не было ни минуты, когда бы он не желал ее, но он осадил себя и отвел ей отдельную спальню, сдерживаемый отрешенным выражением, которое появлялось у нее в глазах всякий раз, когда она поворачивалась к нему: это был взгляд незнакомого человека, взгляд человека, не испытывающего ни малейшего желания быть рядом с ним. Он знал, что на самом деле она не такая; их роман, который начался за месяц до того, как на яхте произошел взрыв, был самым страстным из тех, что выпали ему в жизни, полной сексуальных приключений.

Они встретились в Лондоне, через несколько лет после их первого знакомства. А впервые Макс встретил ее, когда они с Дентоном сразу после свадьбы гостили у него на яхте. Тогда она чуралась их образа жизни, отказывалась от наркотиков и случайных любовных приключений, которые остальные считали в порядке вещей. Когда же он снова увидел ее в компании Брукса и Габриэль в ресторане «Аннабел» — дело было в конце сентября, — ему почудился голодный блеск в ее глазах, выдававший жажду приключений, какое-то безрассудство, словно она хотела бы успеть как можно больше за короткий промежуток времени. Это ему понравилось; именно этим правилом он сам руководствовался всю жизнь.

Он обратился к ней с просьбой отделать и обставить мебелью свой новый особняк, и она прекрасно справилась с порученным делом. А потом вышло так, что он стал и ее домом — после того как она осталась там на выходные. И в тот раз ее поведение поразило его каким-то необузданным безрассудством, словно они в последний раз были вместе.

Тогда он в нее и влюбился. Когда она покинула его дом, ее образ стал преследовать его. Но в то же время все больше внимания требовали дела его компании «Уэстбридж импортс», так как Дентон пытался прибрать ее к рукам. Кроме того, поползли слухи, что журналисты готовят статьи о контрабандной торговле предметами антиквариата и подделках произведений искусства. Он был страшно занят, сворачивая свою деятельность в Лондоне, попутно создавая фирму «Лакост и сын» в Марселе и собираясь вот-вот оказаться за пределами Англии. Все это делалось для того, чтобы начать новую жизнь во Франции, выдавая себя там за другого человека. Из-за этого он не мог признаться самому себе, что влюбился в нее. В общем, скорее всего, он сделал бы ей предложение, если бы на яхте тогда не произошел взрыв.

Теперь, живя в Кавайоне, видя ее улыбку, видя по глазам, что она мало-помалу возвращается к жизни, он был не в силах больше ждать и заключил ее в свои объятия.

— Моя прекрасная, обожаемая Сабрина, — сказал он и прижался губами к ее губам.

Она позволила ему обнять себя, но губы у нее оставались вялыми, а руки по-прежнему лежали на коленях, и спустя мгновение он выпустил ее.

— Мне запомнилось, как хорошо нам с тобой было вдвоем, — пробормотал он, но тут же понял всю иронию, скрытую в этих словах. Она же ничего не помнит, и тут уж ничего не поделаешь: они могут и впредь оставаться вместе только в том случае, если она по-прежнему будет пребывать в состоянии амнезии, считая себя его женой и ничего не зная ни о том, что на яхте была подложена бомба, ни о том, что это было сделано, чтобы убить не только Макса Стювезана, но и Сабрину Лонгуорт.

— Запомнилось, — криво улыбнувшись, повторила Стефани. — И только-то! Нам должно было быть намного лучше.

— Нам и было лучше, у нас еще все впереди. Слушай саму себя, Сабрина, ведь ты сейчас впервые сумела посмотреть на себя с юмором. Ты поправляешься. — Он взял ее за руку, она не сопротивлялась. — Если ты не хочешь торопить события, если настаиваешь на том, что будешь спать у себя в спальне внизу…

— Да.

— Ну что ж, пусть пока так и будет. — Он коснулся губами кончиков ее пальцев и ладони. — Я обожаю тебя, Сабрина, мне никто больше не нужен, кроме тебя. Ты придешь ко мне, и обещаю тебе, мы станем всем друг для друга. Нам больше никто не нужен, здесь все, что нам с тобой надо.

Стефани пристально смотрела на его затылок, когда он склонил голову, чтобы поцеловать ей руку. Она чувствовала прикосновение его губ к своей коже, но ничего больше. Я должна что-то чувствовать, раз он мой муж. Должна желать его.И тут она поняла, что знает, что представляет собой сексуальное желание, и в прошлом один раз уже испытывала это ощущение, однако сейчас не чувствовала ничего.

Через две недели после их приезда погода переменилась: набежали свинцово-серые тучи, поднялся ветер, под напором которого деревья гнулись к земле и скрипели ставни. На террасу, сложенную из белого камня, то и дело заносило брызги дождя, в доме потянуло сквозняком. Впервые Макс и Стефани обедали в доме, в маленькой комнатке, рядом с кухней, где стояли круглый стол из оливкового дерева и четыре плетеных стула, на которых лежали подушки. Мадам Бессе перед этим пекла хлеб, и в комнате стало уютно от этого аромата, а за окном ветер пригибал траву к самой земле.

Со Стефани произошло нечто такое, от чего она почувствовала себя свободнее. Болезненная пугливость, которая терзала ее последние две недели, начала проходить, она расслабилась, откинувшись на украшенные цветными узорами подушки в кресле. Подняв бокал с вином, она вдруг заметила, как красиво смотрится бледно-золотое вино в золотистых отсветах, отбрасываемых люстрой. «Я жива, и дела мои идут на поправку, — мелькнула у нее мысль. — А если дела у меня все время будут идти на поправку, то очень скоро я смогу все вспомнить. Я уже могу вспомнить то, что было вчера и позавчера, и еще я знаю кое-что о себе самой». Она отметила про себя, что именно. «Я знала раньше женщину по имени Лора, которая, возможно, была моей матерью, я срезала розы, взяв ножницы из серебра, кроме того, я много путешествовала». Внезапно сердце у нее упало. «Не так уж это и много». По большому счету, она не помнит почти ничего.