Вскоре корсет встал на место, подчеркнув ее тонкую талию, и подпер и без того высокие груди, отчего твердые соски дразняще выставились вперед. Гарнер поспешно убрал руки, но потом решил закончить дело и спрятать эти соблазнительные бутоны. Тяжело вздохнув, он взялся за корсет и подтянул его еще выше, коснувшись гладкой нежной кожи, отчего по его телу пробежала сильная дрожь. Он напрягся, приказал себе не обращать внимания на свое состояние и с силой повернул ее к себе спиной, чтобы затянуть сзади шнурки. Уитни по-прежнему не сопротивлялась. У Гарнера так сильно тряслись руки, так оглушительно стучала в висках кровь, что он едва соображал, куда просовывать шнурки. Невольно его взгляд отрывался от шнуровки и с жадным восхищением устремлялся на изгиб ее стройной шеи, на ее обнаженные плечи, на затянутую корсетом талию и восхитительные округлости полных соблазнительных бедер. Его охватило непреодолимое желание прижать эти ягодицы к своему телу… обвить руками эту узкую талию… освободить эти пышные груди…

Он замер, внезапно осознав, что в этой борьбе Уитни предоставила сражаться вместо себя его импульсам. Без единой ласки и поцелуя она довела его до крайнего возбуждения. Она угадала его слабое место, его непреодолимое влечение к ней и воспользовалась им против него же. Ей ничего не стоило лишить его самообладания, все равно как развязать плохо завязанный узел. А что же дальше? Она окончательно подчинит его себе, лишит остатков воли и самоуважения?

Уитни почувствовала, как Гарнер весь напрягся, и медленно обернулась к нему, пытаясь угадать по его лицу, ждет ли он, чтобы она его обняла.

Но он неуверенно шагнул назад… еще один шаг… и еще. С каждым шагом смятение, отражавшееся на его лице, усиливалось. Он остановился только у самой двери.

— Атеперь, — с трудом выговорил он, — пусть они оденут тебя, как это подобает леди, черт побери!

Когда дверь за ним со стуком захлопнулась, Уитни охватил стыд и полная растерянность. Господи, как же заставить его снова ее обнять? Но вскоре она упрямо подняла голову, а в ее глазах зажегся решительный огонь. Очевидно, одной Далилы недостаточно. Здесь нужна еще и Дэниелс.

И вот портниха принялась бесконечно то одевать, то раздевать ее, заставляя поворачиваться так и сяк. Но после первоначального сопротивления и вмешательства Гарнера Уитни оказалась вполне послушной моделью. Маделайн согласилась помочь выбрать подходящие ткани только потому, что Гарнер отвел ее в сторону и пригрозил, что представит Уитни ее обществу голой, если она откажется помогать. Уитни покорно стояла, позировала, поворачивалась и примеривала наметанные платья. И когда перед ней разворачивали рулоны роскошной ткани, кружева и ленты, к ее удивлению, ей хотелось погладить и поднести их к свету, чтобы как следует рассмотреть.

Оказалось, что с тех пор как тетя Кейт уехала жить к ним на границу, в моде произошли значительные изменения. Корсеты были более короткими и не так стягивали тело, в моду вошли платья с приподнятой талией, а нижние юбки теперь крахмалили меньше и не делали их слишком пышными, так что они уже не слишком сковывали движения. Стали модными более мягкие ткани, которые ложились изящными красивыми складками. Чулки были шелковыми и прозрачными, и Уитни помедлила, прикрепляя подвязку, припомнив слабость Гарнера и к подвязкам. Тогда ей показалось странным, что его возбуждает такая обыкновенная вещь, как чулки. Но ведь она не видела таких тонких и гладких чулок!

В процессе обсуждения каждого предмета одежды, фасона и цвета каждого платья у Уитни постепенно проявлялся интерес к дамским нарядам. И поскольку при этом о деньгах речь не заходила, она успокоилась и с удовольствием выбирала фасоны платьев, удивляясь тому, как много их требуется для того, чтобы одеваться как настоящая леди: для верховой езды, для дома, для визитов и даже отдельные утренние, дневные и вечерние. И хотя Маделайн уверяла, что о бальных платьях можно не думать, маленькая портниха отвергла ее советы, заявив, что мистер Таунсенд особо оговорил их… «он сказал что-то насчет бала у Хэнкоков». Вырвавшийся у Маделайн стон досады можно было услышать на границе Уэстерморлендского графства.

Наконец поздно вечером портниха удалилась, оставив Уитни с тремя готовыми платьями и обещанием сшить еще двадцать. У нее болела голова, а глаза пощипывало от сильного запаха краски, который исходил от новых тканей. Предусмотрительная

Мерси принесла ей поднос с ужином, и Уитни немного поела и, усталая, но довольная, забралась в теплую мягкую постель. Сегодня она должна как следует выспаться. Эта ночь будет последней, которую она проведет без Гарнера… если она хоть что-то в нем понимает.

На следующий вечер Гарнер вернулся из конторы домой с дурным предчувствием. Последние полтора дня он ходил в полувозбужденном состоянии и был положительно не способен работать. Казалось, в отсутствие Уитни все вокруг словно нарочно напоминало о ней. Запах пряностей, вырывающийся из булочной, напоминал вкус ее губ. Ореол вокруг горящей свечи заставлял вспомнить, как окружали пышным облаком волосы головку Уитни, взмахи метлы уборщика улицы напоминали покачивание ее бедер, а круглые сдобные булочки за завтраком представлялись ему… Черт побери! Достаточно было единственного намека на Уитни, и в нем начинала бурлить кровь. Что может быть ужаснее, чем оказаться в плену столь мощного соблазна!

Он бросил плащ на услужливо подставленные руки Эджуотера, решительно одернул сюртук и постарался принять как можно более уверенный вид. Перед ужином он зашел в западную гостиную поговорить с Байроном и Эзрой, и вскоре там появилась Маделайн с туманным намеком, что его жены не будет за ужином. Он с облегчением узнал от нее, что Уитни наконец покорилась и всячески помогала выполнить его желание одеть ее как полагается леди, хотя и подумал, не слишком ли уже поздно. Когда в дверях гостиной появилась расстроенная Мерси, Гарнер сразу понял, что предчувствие, которое мучило его весь день, имеет основательную причину. Он наклонился к низенькой горничной, чтобы выслушать ее сообщение, затем резко выпрямился.

— Черт побери! — зарычал он, бросился к лестнице и помчался наверх, перескакивая через две-три ступеньки.

Мерси передала оставшимся сообщение Уитни.

— Миссис Таунсенд… Она говорит, чтобы вы не ждали ее к ужину.

Уитни стояла у горящего камина в отделанном вышивкой зеленом шелковом халате, устремив на дверь взволнованный взгляд. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Гарнер, окинув Уитни возмущенным взглядом. У нее захватило дыхание от его статной решительной фигуры в черном сюртуке, подчеркивавшем ширину его плеч.

— Одевайся, — приказал он подрагивающим от гнева голосом.

— Не буду, — сказала она, упрямо вздернув подбородок и по его глазам читая, что он настроен не поддаваться ей.

— Не знаю, что за игру ты задумала, но я не намерен принимать в ней участие. Оденься как подобает и спускайся к ужину или… — Он замолчал, сообразив, что не может ей предъявить серьезного ультиматума. Что он сможет сделать, если она его не послушается? Снова сам ее оденет? Ему стало жарко. Нет, ни за что, даже если от этого зависела бы его жизнь! — Одевайся, иначе я позову слуг, чтобы они тебя одели, — наконец проворчал он, но она уловила в его враждебном тоне неуверенность, которая о многом ей говорила.

— Что ж, видимо… — Она расстегнула халат и повела плечами, позволив ему сползти с голого тела и сверкающими складками упасть у ее ног. — Придется тебе позвать их.

Уитни понадобилось мобилизовать все силы Далилы и Дэниелс, чтобы предстать перед Гарнером обнаженной и храбро предложить пригласить слуг, чтобы они силой надели на нее платье. Она видела, как он весь напрягся, видела, как пытается отвести от нее глаза… и не может. Есть! Торжествующее чувство в груди подсказало ей, что этот жадный блеск в его глазах был первым шагом, который она заставила его сделать, чтобы их супружеская сделка стала действительной.