— Ну… ты же знаешь, как я к ним привыкла, тетя Кейт. — Уитни поднялась и вытерла руки о бедра с недобрым предчувствием, что ей угрожает еще более глубокое погружение в «женское» существование.

— И имеешь в них исключительно неприличный вид. Они слишком узкие и слишком обтягивают… И они дают тебе слишком много простора для мыслей и действий! — Обе понимали, что именно последнее соображение заставляло Уитни цепляться за право носить штаны.

— Но я вовсе не веду себя неприлично, тетя Кейт! — Уитни удалось выглядеть шокированной, пока она пыталась сообразить, как ей спасти от покушений привычную манеру одеваться и одновременно свою свободу. — Просто мне в них удобно. Ты же сама всегда говоришь: приличную женщину всегда можно узнать по ее поступкам, а не по модным тряпкам. Помнишь, я пыталась надевать корсет и юбки, которые ты мне дала. Они мне совсем не подходят. Я чувствую себя в них связанной, как свинья перед тем, как ее зарежут. Верно говорится в старой пословице: «Каждой паре ног нужна своя обувь». И скажу тебе, тетя Кейт, когда человек привык носить мягкие кожаные штаны…

— Уитни, башмаки и штаны! — Покраснев от гнева, Кейт вскочила на ноги и указала пальцем на пол у своих ног. — И никакие увертки Дэниелсов не помогут тебе и не изменят моего решения. Настало время, чтобы ты одевалась и вела себя как подобает приличной молодой женщине.

— А в чем же я буду лазить на чердак за овсом или чистить амбар от навоза, запрягать волов, в чем буду пахать? Я не обойдусь без башмаков, тетя Кейт, у тебя самой тоже есть старые башмаки на тот случай, если вокруг грязи становится по щиколотку!

— Уитни!

— Я не вижу в этом смысла, тетя Кейт, честное слово. — Понимая, что ее возражения не достигли успеха, Уитни инстинктивно прибегла к знакомым и надежным приемам торговли. — Но я послушная девушка и поэтому готова променять свои штаны на эти мучительные юбки… по субботам. И буду сидеть, одетая подобающим образом, и читать Библию, не вертеться и не скрипеть сту…

— Ты не будешь носить юбки только по субботам, молодая леди. — Кейт шагнула вперед, устремив на племянницу суровый взгляд. — Ты будешь носить их каждый день!

— Значит, мне ничего нельзя будет делать? — Уитни придала своему лицо выражение настоящего ужаса. — Кто же тогда будет кормить скотину, носить воду и доставать птенцов с деревьев? Но это же будет с твоей стороны страшной жертвой, тетя Кейт! Ты не можешь обойтись без моей помощи больше чем один день в неделю.

— Ничего, со временем приучишься всю работу делать в юбках. Да к ним и невозможно привыкнуть иначе, чем сразу надеть на себя и носить каждый день.

— Каждый день? Но я просто задохнусь, если мне придется каждый день напяливать на себя все эти несчастные тряпки! Тело должно к этому привыкнуть, тетя Кейт, а если сразу намотать на него столько всего, можно ужасно его натереть! — Уитни пристально следила за глазами тетки и заметила в них вспыхнувший огонь, которого так боялась.

— Каждый божий день, Уитни Дэниелс! — Кейт сурово выпрямилась и выставила вперед подбородок, готовясь к неминуемому спору.

— Не больше двух дней в неделю.

— Каждый день… но для работы можешь оставить башмаки.

— И штаны, тогда я буду носить юбки два дня в неделю после обеда и всю субботу.

— Каждый день, — упрямо настаивала Кейт, но, увидев упорство в сверкающих глазах Уитни, не удержалась и добавила: — После работы по дому и всю субботу.

— Без корсета.

— Нет, с корсетом. Как подобает женщине. Каждый день, — возразила Уитни, — после ужина и всю субботу.

Они стояли и не мигая смотрели в глаза друг другу. Но в конце концов знаменитое умение Уитни вести сделку, чему она научилась у своего неподражаемого отца, умеющего заговорить любого, привело ее к победе. На ее лице невольно появилась медленная озорная усмешка, зеленые глаза завлекали в себя, как в сети, и сопротивление Кейт Моррисон было сметено. Это было решающим и безотказным приемом в огромном арсенале Дэниелсов — усмешка, которая сочетала в себе признание поражения соперника и выражение торжества. И не существовало на свете человека, невзирая на возраст или пол, который смог бы устоять против этого приема, когда кто-то из Дэниелсов прибегал к нему в полной мере.

— Каждый день за ужином! — Кейт покраснела, сердясь на свою уступчивость. Она злилась оттого, что Блэкстон и Уитни постоянно ухитрялись вовлекать ее в торговые переговоры, и еще больше раздражалась из-за своего неизбежного проигрыша. — А по субботам весь день. — Уитни посмотрела на нее выжидающе, и она неохотно добавила: — Без корсета.

— Ура! — Просияв, Уитни хлопнула себя по бедру, и ее зеленоватые глаза заискрились золотыми огоньками. — Ну а теперь, когда мы договорились, надеюсь, мне уже не нужно выдавать тебе свои штаны? — Она замолчала и посмотрела на тетю Кейт с простодушием, которое выводило ту из себя. — Ты уже уходишь, тетя Кейт? Я могу засыпать огонь и зажечь для тебя свечку.

Кейт приняла еще более неприступный вид. Ее губы беззвучно шевельнулись, она испытывала сильнейшее унижение. Она терпеть не могла, когда Уитни одурачивала ее, после чего сразу становилась такой благонравной и заботливой.

— Спасибо, не надо!

Уитни поднялась к себе и опять устало прислонилась к двери, как будто в очередной раз неслась изо всех сил, спасая свою жизнь. В полной тишине она слышала свое учащенное дыхание и отдававшееся в ушах биение крови. Радость, которая обычно следовала за удачной сделкой, быстро испарилась, и она чувствовала себя разбитой и недовольной. Она стянула с себя башмаки, на ощупь пробралась по темной комнате к широкой кровати и рухнула на нее лицом вниз.

Через минуту она перевернулась на спину и уставилась на кружевной полог над кроватью, причудливо пронизанный лучами лунного света. Когда глаза ее привыкли к полумраку, она различила за пологом покатый наклон крыши. Медленно повернув голову, она стала всматриваться в знакомую обстановку комнаты: темная громада дубового комода, изящный умывальник с мраморным верхом, призрачно белеющий в серебристом свете, стул с тремя ножками и шкаф для белья… Почему все это кажется ей прежним, ничуть не изменившимся?

Теперь ей придется носить юбки каждый день; как бы там ни было, но Дэниелсы всегда держали данное слово. Тяжело вздохнув, она снова перевела взгляд на узорчатый полог, пытаясь представить, как доберется в платье по горам до винокурни, когда ее снова позовут старики. Настроение ее испортилось при мысли, что придется расхаживать в стесняющих свободу движения женских одеждах, хорошо еще, что удалось свести это ограничение до нескольких вечерних часов.

А все-таки стоило полюбоваться на тетушку Кейт, когда ее в который раз вынудили торговаться! Бедная тетя Кейт; кажется, она никогда не бывает готова к этой словесной схватке, что у самой Уитни и ее отца выходит само собой. В темноте губы Уитни растянулись в озорную улыбку. Слава Богу, хоть это в ней не изменилось!

Постой, постой! Значит, ее дар речи, ее безошибочный коммерческий инстинкт… он остался нетронутым, не изменил ей. Она ликовала. Значит, она по-прежнему оставалась настоящей дочерью Дэниелса, унаследовавшей от него умение сообразительно и бойко торговаться, не лезть за словом в карман… хотя ей и пришлось признать факт своего превращения в женщину и примириться с унизительной необходимостью носить платье.

Рассвет следующего утра был ясным и морозным, за ночь земля покрылась узорной льдистой корочкой, которая быстро таяла на солнце. С утра Уитни была уже на ногах, занимаясь домашними делами в своих любимых штанах. Несмотря на беспокойную ночь, она оставалась настроена решительно, и движения ее были легкими и проворными.

Ночью в темноте спальни в ее воображении вставали жуткие картины будущего противостояния населения долины федеральным войскам. Но в итоге все ее тревоги сосредоточились на образе солдата… с темными вьющимися волосами… Странно, что она так хорошо запомнила его рот с четко очерченным контуром губ…