Царь Алексей Михайлович решил пересмотреть старые законы, улучшить их и дополнить с помо­щью «общего совета» на земском соборе. «Общим советом» называли выборных людей (нечто вроде Думы), которые вносили предложение князю Одо­евскому, выполнявшему функцию премьер-мини­стра, а затем -«входили к государю по поводу их че­лобитья». Если царь соглашался, новый закон вно­сился в «Своды и уложения». Умный, образован­ный и деятельный князь Никита Одоевский стре­мился упрочить экономическое положение России и упорядочить сословные взаимоотношения. Именно им были предложены многие важные за­коноположения.

1.  Духовенство было лишено права впредь при­обретать земли, а также многих судебных льгот.

2.  Бояре и духовенство потеряли право селить около городов, в так называемых «слободках», сво­их крестьян и холопов, а также принимать к себе «закладчиков».

3.  Посадские общины получили право возвра­тить всех ушедших от них «закладчиков» и удалить из посадов всех «нетягловых» людей (то есть тех, кто жил на территории общины, но, занимаясь ка­ким-либо ремеслом, не платил «со всем миром» налогов).

4.  Дворяне получили право искать своих беглых крестьян без «урочных лет» (до принятия этого закона, если за 15 лет беглый холоп не был найден, он становился свободным).

5.  По просьбе купцов иноземцам было запреще­но торговать «внутри Московского государства, где бы то ни было, кроме Архангельска».

Новый свод законов, называемый «Соборным уложением», был издан в огромном по тем време­нам количестве в 2000 экземпляров и распростра­нен по всему государству.

Из упомянутых выше нововведений понятно, что законы создавались для поддержки среднего класса. Служилые люди закрепили за собой земли (которые прежде забирало духовенство) и кресть­ян (которые все еще переходили с места на место). Посадские люди ликвидировали закладничество и «замкнули посады от пришлых», что облегчило им выплату налогов в казну. Однако духовенство и бояре были крайне недовольны новыми порядка­ми. Они утверждали, что эти уложения созданы «боязни ради и междуусобия от всех черных лю­дей, а не истинной правды ради», и подстрекали к бунту простолюдинов и крестьян. Черни тоже ра­доваться было нечему, ведь они лишились всего, что примиряло их с несвободной жизнью, — права закладывать имущество и возможности выхода из «крепости» (рабства). Начались волнения. Люди бежали с насиженных мест на Дон, укрывались в поместьях недовольных бояр. А во многих городах вспыхнули настоящие бунты.

Каким образом мог оказаться простой деревен­ский знахарь в гуще политических событий? Как ни странно, благодаря своему милосердию. Вот что написано в рукописи: «Дом их (Тита и Улиты) пре­вратился в гостиный двор (гостиницу). Денно и нощно странный люд приходил к избе, столовал­ся, а потом исчезал, будто и не было их вовсе. Кое- кого потом видали то „в людях" боярина Агаркова, то в урусовской челяди (в прислуге князя Урусо­ва), а иной раз и в самой Москве у Морозовых или Сретневых». Неизвестный автор указывает фами­лии самых богатых бояр того времени, которые, конечно, более всех были недовольны реформами Одоевского и, как могли, сопротивлялись новым порядкам. Хотя в записях в связи с деятельностью Тита упомянут только Онисим Агарков (сына ко­торого Нилов вылечил от эпилепсии), можно пред­положить, что и остальные бояре каким-то обра­зом бывали с ним «в сношениях» — либо лечились у Тита, либо «гадали» (то есть получали предска­зания). Именно поэтому деревенский знахарь имел возможность «пристраивать беглых под сильную руку».

Конечно, односельчане были недовольны «по­литической деятельностью» знахаря. Ведь раз упо­мянуто, что они «всем миром» платили подати, зна­чит, деревня была свободна «от холопского ярма», и наверняка крестьяне боялись потерять свои «пра­ва и свободы». «Стали они против Тита роптать и говорить, что его надо гнать с земли, пока не при­шли государевы стрельцы и судейские дьяки. И Улитин отец был в той хуле самым громким го­лосом», — читаем в рукописи. То есть они хотели избавиться от Тита, чтобы царь не прислал своих людей для судебного разбирательства, которое мог­ло быть чревато самыми разными последствиями — от прикрепления деревни в «крепость» государю (или кому-нибудь из его фаворитов) до казни каж­дого второго жителя, «как крамольных укрывате­лей». Однако до расправы дело не дошло, и Тит с женой не были изгнаны из общины. Неужели не нашлось ни одного «добропорядочного» крестья­нина, который бы не донес на Тита властям, ведь «хулы против него немало было»?

Нужно помнить о законах того времени и о тща­тельно соблюдаемой «субординации». Наверняка все «жалобы» шли через общинного старосту — отца Улиты, то есть он обладал правом пускать их в ход. Но в рукописи указано, что тесть Тита был одним из самых недовольных. Что же ему помеша­ло избавиться от нежеланного зятя? Оказывается, самое что ни на есть простое житейское дело: «Ули­та понесла (забеременела)». Сам ли староста был чадолюбив или супруга старосты вступилась за дочь, неизвестно, однако «делу не был дан ход». Тит тоже перестал принимать и пристраивать беглых, и, может быть, по той же причине.

Но всем известно, что, стоит только возникнуть какому-нибудь «недовольству», оно рано или позд­но вырастет в открытое гонение человека — его будут обвинять во всех бедах и невзгодах. «И пяти лет не прошло с той поры, — пишет биограф, — как снова Титу стало нечем вздохнуть». Что же за это время случилось в государстве? Дело в том, что начался так называемый «медный бунт», который, на свою беду, предсказал Тит: «Берегите серебро и, тем паче, золото. Как заменят их на медь — идти тогда нам по миру с протянутой рукой». Что же такое этот самый «медный бунт» и каковы причи­ны его возникновения? Приходится снова вернуть­ся к историческим событиям этого периода.

Царь Алексей начал войну с Речью Посполитой и повел войска на Литву. В это время страну пора­зила «моровая язва» (по всей видимости, чума). Болезнь опустошила страну, совершенно расстро­ив с таким трудом введенный Одоевским новый общественный порядок и разрушив уже вполне сложившуюся экономику. В условиях эпидемии невозможно стало собирать деньги в государствен­ную казну, и она «оскудела». Сказалось и несвое­временно принятое Думой решение о запрете ино­странцам торговать в стране (приток импортного серебра иссяк). Не зная, откуда брать деньги, пра­вительство придумало следующие меры: мелкую монету (копейки и деньги) стали делать из меди. Если до этого нововведения в одном рубле было 100 копеек и 200 денег, теперь «мелочь» стала в 20 раз дешевле. Медные монеты появились в огром­ных количествах, и на первых порах никто не за­метил их разрушительного влияния на рыночные отношения. Однако вскоре появились «воровские деньги»: мошенники-дьяки, служащие при монет­ном дворе, стали чеканить «себе и товарищам» мо­неты из собственной меди (этот металл, в отличие от золота и серебра, был легкодоступен). Медные монеты стали резко обесцениваться: за 100 сереб­ряных стали давать 200 медных денег. Товары на­чали резко подниматься в цене. Испуганное инф­ляцией правительство новым указом о том, чтобы в казну поступало только серебро, обострило фи­нансовый кризис. Требуя уплаты налогов серебря­ными рублями, народу тем не менее платили толь­ко медные деньги. «И установился такой порядок: за 100 серебряных монет требовали и тысячу и пол­торы тысячи медных». Начались разорение сред­него класса и голод среди бедноты. «Совсем поги­баем и помираем голодной смертью. На медные деньги ничего не продают, а серебряные взять не­где», — писали в челобитных царю подданные. И начался великий мятеж — «медный бунт». Уго­воры царских чиновников не оказали должного воздействия, и тогда в ход были пущены войска. «Много мятежников было убито и казнено, а и мно­го утонуло в реках (очевидно, во время бегства) и сгинуло у степняков (видимо, попав в рабство)». События эти кажутся далекими от размеренной жизни Титовой деревни, однако все, что происхо­дило в стране, так или иначе отражалось на быте даже самого далекого и укромного уголка государ­ства.