Русская поговорка гласит: «Каков поп, таков и приход». Тит понял это сразу же. «Ничем никонов­ские слуги не брезговали. Брали все, что им давали (то есть брали взятки)». Наверняка ни у знахаря, ни тем более у инока больших денег не было. Как же им удалось попасть к «бедствующему» патри­арху? Вот что написано в рукописи: «Сказал тогда келейный служка (Титу), что польстить Никону можно, поднеся ему осетров мерою в два аршина с четвертью. Подивился Тит, где такая рыба-кит во­дится, но спорить не стал и пошел к Шексне (до­вольно большая река в Вологодской области). Три дня и три ночи пел он на берегу (видимо, читал за­клинание-ключ), и приплыли в его сеть четыре рыбы, ровно такие, как было надо». Эти четыре двухметровых осетра и послужили пропуском к патриарху Никону. По всей видимости, никто ни­когда таких огромных рыб не видел, потому что «собрались вокруг Тита и чернецы, и монахи, и все дивились чудесному улову». Снизошел до встречи с удивительным рыбаком и сам Никон. «Он гово­рил Титу, чтобы оставался тот в его челяди, и со­блазнял жалованьем и почетом». Но знахарю нуж­но было переговорить с патриархом наедине. Как было это сделать, если Никон, по свидетельству современников, «во всяком видел смутьяна и зло­умышленника против него»? В рукописи об этом ничего не сказано, но если вспомнить, что Тит был ясновидцем, скорее всего, он что-то такое сказал патриарху, что тот «полдня провел в беседе с ним с глазу на глаз». О чем они говорили, можно прочесть в рукописи: «Жаловался Никон на обиды, чинимые ему монастырями, мол, и грабят его, и обсчитыва­ют, и провизию посылают дурную. И никто не по­мнит о святом назначении патриаршества. Гнутся в полспины и по чину ие величают». Да уж, любил святейший свою персону сверх меры, раз даже в заточении требовал себе царских почестей. «Тит тем жалобам удивлялся безмерно. Столы патриар­шие ломились от яств, во дворе стояли сытые, хо­леные кони. Да и челядь (слуги) была гладкая и упитанная».

Тем не менее он посочувствовал «голодающе­му» и напомнил о «многих бедствовавших круче». Судя по всему, Тит долго рассказывал Никону о злоключениях старообрядцев и «склонял его сер­дце к кротости и говорил, чтобы вернулся в Мос­кву, помирился с государем и выхлопотал милос­тей невинным мученикам». Он рассказал Никону и то, к чему привела церковная реформа: «Бесчин­ствуют они (новые церковники) и лютуют насиль­ным причащением. Тайну исповеди поругали, ибо доносят обо всем услышанном „тайному прика­зу"». Действительно, был издан указ, в котором священникам предписывалось доносить граждан­скому начальству об «открытых на исповеди пред­намеренных злодействах — умышлениях на тело Церкви и другие воровства». Новый Синод оправ­дывал эти меры словами Самого Господа: «Ибо сим объявлением духовник не объявляет совер­шенной исповеди и не преступает правил, но еще исполняет учение Господне, тако реченное: аще согрешит тебе брат твой, иди и обличи его между собою и тем единым; аще тебя послушает, приоб­рел еси брата твоего. Аще же не послушает, под- веждь Церкви». На самом деле имелось в виду не церковное разбирательство, а донесение «сыскным дьякам». А в новом «Регламенте» было прямо написано: «Несть лучшего знамения, по чему рас­познать раскольников, как насильно их прича­щать».

Что же такое «новое причащение»? Новая фор­мулировка «отведать Тела Христова и Крови Хри­стовой» вызывала ужас у людей, придерживавших­ся старых правил. Чтобы избежать этого, люди вы­думывали самые большие грехи, за которые долж­ны были быть отлучены от причащения на десятки лет. Однако это не помогало, и их насильственно причащали, выявляя по «выказанному отвраще­нию крамольников».

Нам трудно судить, что было более верным — новое учение или старое. Если бы церковная рефор­ма проводилась мягко, сопровождалась разъясне­нием и толкованием «новых чинов и укладов», на­верное, можно было бы избежать и упорства ста­роверов, фанатично принимающих муки, и крово­пролития, да и самого церковного раскола. Но в нашей стране нововведения никогда не проводят­ся мирным путем, и, хотя настал уже XXI век, лю­бая реформа сопровождается изрядным количе­ством пострадавших людей.

Итак, Тит «поведал Никону ужасы и беззако­ния. И напомнил, как христоборцы насильно мученикам христианам вливали в горло идоложер- твенное, и что на Руси так никогда не было, и дея­ние такие свершали римские и немецкие языч­ники». Что же патриарх — устыдился или возму­тился? Ничуть не бывало. Вот что, по свидетель­ству биографа, он ответил Титу: «Раскольники те хуже жидов, ибо все воры и бунтари против Бога и государя. Верно с ними делают, и того мало. Надо пущие меры применять. Жечь их и казнить самым лютым способом». Видимо, Тит понял, что его рас­сказ не произвел должного впечатления на патри­арха. В рукописи описана последняя попытка зна­харя «привлечь ум Никона»: «Стал тогда Тит про­рочить судьбу патриарху и много нелестного ему предрек». Что же такого он ему сказал? Скорее все­го, предсказал будущее патриарха.

Из истории мы знаем, что его тоже не минула мученическая судьба. После смерти Алексея Ми­хайловича Романова на Никона стали писать «срамные доносы», из-за которых он был осужден на «тяжелое заточение» — его перевели в Кирил­лов монастырь. Здесь для него начался «сущий ад». Д. Л. Мордовцев в своем замечательном труде «Ве­ликий раскол» так описывает жизнь патриарха в этот период: «Старцы постоянно сердили сварли­вого старика (Никона), то привозя ему в пищу гри­бов с мухоморами, то „напуская в келью чертей", то говоря, что он у них в монастыре „всех коров переел"». Тит еще добавил, что «умрет он на стру­ге (вид лодки) проклинаемый одними и благослов­ляемый другими, но увидит Свет и войдет в Божье царство с миром (в душе)». Действительно, патри­арх перед кончиной попросил о милости поплыть по Шексне вниз к Ярославлю (наверное, чтобы в последний раз увидеть родную деревню). Вот как описывает последнее путешествие «державного заточника» Д. Л. Мордовцев: «Впереди его бежала весть, что везут Никона, имя, тридцать лет гремев­шее на Руси, благословляемое и проклинаемое; имя, когда-то возглашавшееся вместе с царским, а потом опозоренное, поносимое, отверженное. Одни тянулись к нему за благословением, несли дары и корм, другие приходили, чтобы увидеть апокалип­сического зверя, что пустил по Руси „пестрообраз­ную никонианскую ересь". Однако Никон протя­нул к толпе руки и сказал: „Се почайна, а се люди мои, Господи". И народ, не знающий чувства меры ни в любви, ни в ненависти, обезумел от умиления и восторга, и все бросились целовать ему руки». Умер Никон под звон колоколов, благословляемый народом и в присутствии отпевших его архиманд­ритов Сергия и Никиты.

Но до этого было еще далеко, и, как написано в рукописи, «Никон не поверил Титу и велел его из­рядно наказать». Наказания в монастырях мало чем отличались от светских — ослушников секли, «рва­ли ноздри и уши», бросали «на цепях в погреба». Тита Никон приговорил к «вечному заточению». И умереть бы ему в сыром монастырском подвале, но не зря же послала судьба ему «в сотоварищи» Соловецкого инока. Как написано в рукописи, «возмутил он умы монахов, говоря о Тите. И ска­зывал им про поступки его и славные подвиги. А как повели Тита в цепях бросать в подвалы, те монахи не подчинились Никону и отпустили Тита из монастыря». На самом деле «отпуск» Тита был по тем временам сродни мятежу. Что же сделал «грозный затворник» тем, кто ослушался его при­каза? Читаем записи: «И те праведники ушли с Титом и Соловецким чернецом в Соловки и там подняли возмущение противу неправды и беззако­ний».

Борьба против церковной реформы в Соловецком монастыре

Из истории мы знаем, что Соловецкий мона­стырь действительно восстал против нововведе­ний. Монахов пытались уговорить подчиниться царской воле, однако они были непреклонны. Тог­да правительство выслало вооруженных стрельцов. Однако иноки «замкнули» ворота и не впустили их.

Восемь лет пытались власти подавить мятеж. Каким же образом им удалось так долго продер­жаться? Во-первых, стоит вспомнить, что монас­тырь находился (и находится) на острове, то есть со всех сторон окружен водой, а значит, добраться до него можно было только на кораблях. Во-вто­рых, в те времена каждый монастырь был своего рода «государством в государстве», многие даже имели на содержании вооруженные отряды стрель­цов. По свидетельству летописей, Соловецкий мо­настырь был так богат, что имел еще и собствен­ный небольшой военный флот. В-третьих, продо­вольственные запасы были огромными, ведь в не­урожайные годы монахи должны были «ссужать смердов и зерном и пищей», то есть голодная смерть защитникам обители не грозила. К тому же многие староверы, бежавшие от царского гнева, нашли убежище именно на Соловках. Это были не только крестьяне или «тягловые посадские» люди, но и бояре, и дворяне, которые, как известно, с рож­дения обучались военному искусству, то есть мог­ли и сражаться, и обучить монахов и простой люд обращению с оружием. По свидетельству истори­ков, монастырь был настоящей цитаделью и опло­том старой веры. А героическое «стояние» защит­ников обители послужило примером многим недо­вольным реформами Никона людям и повлияло на настроение всего Севера. Во всяком случае, люди в тех местах и сейчас придерживаются «древлеп­равославной веры».