Роже пояснил, обращаясь к Дюлаку:

– Мы встретили в Руане бедного посвященного, решившего, что он йог. Регина взялась за него, пытаясь вернуть ему рассудок.

– И ей это удалось? – спросил Дюлак.

– Ей удается все, за что она ни возьмется, – сказал Роже. – Это опасная женщина.

Регина улыбнулась.

– Прошу прощения, я отлучусь на минутку, – сказала она. – Пойду взгляну, как там ужин.

Идя через студию, она затылком чувствовала, что Дюлак смотрит ей вслед; взглядом знатока он оценивал форму ног, округлости фигуры, изящество походки. Одним словом, барышник. Она открыла дверь в кухню:

– Все в порядке?

– Да, – отозвалась Анни. – Но что делать с суфле?

– Поставь в духовку, как только прибудет мадам Лафоре. Она, вероятно, скоро появится.

Регина окунула палец в кастрюльку: утка в апельсиновом соусе удалась на славу.

– Как я сегодня выгляжу?

– Мне больше нравится, когда вы с косами, – критически оглядев ее, ответила Анни.

– Знаю, – сказала Регина. – Но Роже посоветовал мне приглушить все, что есть в моей внешности особенного. Они предпочитают банальных красоток.

– Жаль, – сказала Анни.

– Ничего, вот снимусь в двух-трех фильмах и заставлю их принять мое настоящее лицо.

– И что, Дюлак очарован?

– Их не так-то легко очаровать. Ненавижу барышников! – процедила Регина сквозь зубы.

– Только не устраивайте скандала, – с тревогой сказала Анни. – Не пейте много и не теряйте контроль над собой.

– Я буду терпелива, как ангел. Буду смеяться над каждой шуткой Дюлака. Если надо переспать с ним, я готова.

Анни расхохоталась:

– Не стоит заходить так далеко!

– Не важно. Я продамся и оптом, и в розницу. Она бросила взгляд в зеркальце на стене над раковиной. – У меня нет времени ждать, – сказала она.

В дверь позвонили. Анни метнулась в прихожую, а Регина продолжала рассматривать себя в зеркало; она терпеть не могла эту прическу и макияж в духе кинозвезд; она ненавидела приклеенные улыбки и светские интонации. «Это унизительно! – рассердилась она, но потом подумала: – Позже отомщу за себя».

– Это не мадам Лафоре, – сообщила Анни.

– А кто же? – спросила Регина.

– Это йог.

– Фоска? Зачем он сюда явился? Ты хоть не провела его в гостиную?

– Нет, он ждет в прихожей.

Пройдя туда, Регина закрыла за собой дверь кухни.

– Дорогой мой Фоска, – холодно произнесла она, – мне жаль, но я никак не могу принять вас сейчас. Я просила вас не приходить сюда.

– Я только хотел справиться, не больны ли вы. Я вас не видел вот уже три дня.

Во взгляде Регины сквозило раздражение. Он мял шляпу в руках. В габардиновом плаще он выглядел ряженым.

– Можно было позвонить, – сухо произнесла она.

– Я хотел знать.

– Ну вот, теперь вы знаете. Прошу меня простить, но сегодня вечером у меня званый ужин, и это очень важно. Я загляну к вам, когда улучу минуту.

Он улыбнулся:

– Ужин – это не так важно.

– Речь идет о моей карьере, – пояснила она, – о сенсационном дебюте в кино.

– Кино – это тоже не столь важно.

– Значит, то, что вы собираетесь мне сообщить, куда важнее? – резко бросила Регина.

– Ах, это ведь вы так захотели, – сказал он. – Прежде для меня ничто не имело значения.

Вновь позвонили в дверь.

– Пройдите сюда, – сказала Регина, подталкивая его к кухне. – Скажи, что я сейчас буду, – велела она Анни.

Фоска улыбнулся:

– Славно пахнет!

Он взял из вазы лиловый птифур и отправил в рот.

– Если у вас есть что мне сказать, говорите, но поскорее, – сказала она.

Он ласково посмотрел на нее:

– Вы заставили меня приехать в Париж. Вы не оставляли меня в покое, стремясь вернуть к жизни. Так вот, теперь следовало бы сделать эту жизнь сносной. Не стоит тянуть три дня, воздерживаясь от визитов ко мне.

– Три дня – небольшой срок, – сказала она.

– Для меня долгий. Поймите, у меня нет другого дела, кроме как ждать вас.

– Тем хуже для вас, – ответила она. – У меня масса дел… Не могу же я заниматься вами с утра до вечера.

– Вы сами этого хотели, – сказал он. – Вы пожелали, чтобы я смотрел на вас. Все прочее отступило в тень. Но вы существуете, а во мне пустота.

– Так я ставлю суфле? – спросила Анни.

– Сейчас сядем за стол, – сказала Регина. – Послушайте, – обратилась она к Фоске, – давайте поговорим позже. Я скоро навещу вас.

– Завтра, – сказал он.

– Ладно, завтра.

– В котором часу?

– Около трех.

Она легонько подталкивала его к выходу.

– Мне хотелось бы увидеться с вами прямо сейчас, – сказал он и с улыбкой добавил: – Я ухожу. Но вы должны прийти ко мне.

– Приду, – сказала она и захлопнула за ним дверь. – Каков наглец! – сказала она Анни. – Он способен дожидаться меня вечно. Если вдруг заявится сюда, не впускайте.

– Бедняга, совсем с ума сошел, – сказала Анни.

– Да нет, выглядит он нормально.

– У него такие странные глаза.

– Но я ведь не сестра милосердия, – заметила Регина.

Войдя в гостиную, она, улыбаясь, направилась к мадам Лафоре.

– Простите меня, – сказала она, – представьте, меня удерживал йог.

– Надо было пригласить его сюда, – предложил Дюлак.

Все дружно рассмеялись.

– Еще водки? – предложила Анни.

– Охотно.

Отпив глоток, Регина свернулась калачиком у камина. Тепло разлилось по телу, ей было хорошо. По радио на «ТСФ» нежно играл джаз. Анни зажгла небольшую настольную лампу и принялась раскладывать карты. Регина просто смотрела на пламя, на стены студии, где плясали угловатые тени, и чувствовала себя счастливой. Репетиция прошла отлично. Обычно скупой на комплименты, Лафоре сердечно поздравил ее; «Розалинда» должна иметь успех, а после этого можно надеяться на многое. «Я близка к цели», – подумала она, улыбаясь. У себя дома, в Розэ, устроившись у огня, она не раз клялась себе: «Я буду любима, я прославлюсь»; теперь ей хотелось взять за руку ту пылкую девочку, привести в эту комнату и сказать ей: «Я сдержала твои обещания. Вот кем ты стала».

– Звонят в дверь, – сказала Анни.

– Пойди посмотри, кто там.

Анни метнулась в кухню. Там, встав на стул, можно было в квадратное окошечко увидеть, кто стоит на лестничной площадке.

– Это йог.

– Этого я и боялась. Не открывай, – велела Регина.

Звонок раздался снова.

– Он всю ночь будет звонить, – сказала Анни.

– Ему надоест в конце концов.

После паузы последовала серия коротких и долгих звонков, и вновь наступила тишина.

– Вот видишь, он ушел, – сказала Регина.

Она закуталась в халат и вновь устроилась на ковре. Но дверного звонка оказалось достаточно, чтобы омрачить совершенство минуты. Теперь надоедливый мир стоял за дверью и уединение Регины было нарушено. Она оглядела обтянутый пергаментом абажур, японские маски, все некогда выбранные ею безделушки, напоминавшие о драгоценных мгновениях; все это умолкло, воспоминания о пережитых минутах увяли, и нынешний миг был тоже загублен. Пылкая девочка умерла, жадная до жизни молодая женщина умирала, и той великой актрисе, которой она так страстно хотела стать, предстояло то же самое. Может, люди какое-то время еще будут помнить ее имя, но тот особый вкус жизни на ее губах, красоту и фантасмагорию алых языков пламени воспоминание не сможет воскресить.

– Послушайте, – растерянно выговорила Анни, оторвавшись от карт, – в вашей комнате какой-то шум.

Регина посмотрела на дверь. Дверная ручка повернулась.

– Не бойтесь, – сказал Фоска. – Простите, вы, кажется, не слышали, как я звонил в дверь.

– Вот чертовщина! – воскликнула Анни.

– Нет, – ответил Фоска, – я просто забрался в окно.

Регина встала:

– Мне жаль, что окно оказалось открытым.

– Пришлось разбить форточку, – пояснил Фоска.

Он улыбнулся. Она тоже.

– И вы не побоялись? – спросила она.

– Нет, мне вообще не страшно. Впрочем, это не моя заслуга.