– Что за лекарство? – спросил я, подходя к нему.

Прочие узники скрылись во тьме.

– Лекарство. Оно спрятано в моем доме.

Я вгляделся в лицо нищего: он явно лгал. Губы его дрожали, несмотря на ледяной ветер, на пожелтевшем лбу выступили капли пота. Прожив на свете больше восьмидесяти лет, он все еще боролся, чтобы избежать смерти.

– Ты лжешь, – обвиняющим тоном произнес я.

– Клянусь Священным Евангелием, что не лгу. Отец моего отца привез его из Египта. Если я солгал, можешь убить меня завтра.

Я оборотился к Руджеро:

– Пусть этого человека доставят во дворец вместе с его лекарством.

Перегнувшись через зубцы стены, я, уже не питая надежды, бросил последний взгляд на пляшущие в ночи огни. Тишину разорвал страшный крик, он донесся от западной стены.

– Возвращаемся! – резко повелел я.

Катерина сидела в углу у камина, завернувшись в одеяло; она шила при свете факела. Когда я вошел, она не подняла глаз.

– Отец, – пролепетал Танкред, – Кунак больше не шевелится.

– Заснул. Дай ему поспать, – сказал я.

– Он уже совсем, совсем не шевелится.

Наклонившись, я дотронулся до блеклого бока старого пса:

– Он умер.

– Умер! – повторил Танкред.

Его румяное личико сморщилось, и из глаз полились слезы.

– Пойдем отсюда. Не плачь, – сказал я. – Будь мужчиной.

– Он умер навсегда, – сквозь плач выговорил сын.

Он зашелся в рыданиях. Тридцать лет благоразумия и страха, и однажды мне так или иначе предстоит протянуть ноги, от меня больше ничего не будет зависеть; Кармона окажется в руках слабого правителя. О как коротка даже самая долгая жизнь! К чему все эти покойники?!

Я подсел к Катерине; она штопала какой-то лоскут исколотыми пальцами. Я нежно окликнул ее:

– Катерина…

Она подняла безжизненное лицо.

– Катерина, проклинать меня нетрудно. Но попытайся хоть на миг представить себя на моем месте.

– Убереги меня Господь от такого! – проронила она. Не отрываясь от шитья, она заметила: – Нынче ночью подморозит.

– Да.

Я смотрел на бледные колеблющиеся тени, трепетавшие на висевшем на стене гобелене; внезапно меня охватила сильная усталость.

– Дети… – сказала она, – перед ними долгая жизнь.

– Ах, прекрати!

Я думал: они все умрут, но Кармона будет спасена. А если умру я, спасенный город попадет в руки флорентийцев или Милана. Я спасу Кармону, или мне ничего не удастся сделать.

– Раймондо, позволь им вернуться в Кармону. – В голосе Катерины звучала мольба.

– Тогда нам всем конец, – глухо ответил я.

Она склонила голову. Опухшими покрасневшими пальцами она воткнула иголку в рукоделие. Мне хотелось положить голову ей на колени, гладить ее ноги, улыбаться ей. Но я разучился улыбаться.

– Осада была долгой, – сказала она. – Генуэзцы устали. Отчего бы не попытаться начать переговоры?

В груди у меня что-то болезненно дрогнуло; я спросил:

– Ты действительно так думаешь?

– Да.

– Ты хочешь, чтобы я открыл ворота генуэзцам?

– Да.

Я провел по лицу рукой. Они все так считают, я знал это. Так за что же я сражаюсь? Чем была Кармона? Это бездушные камни и люди, которые страшатся смерти. В них, как и во мне, живет тот же страх. Если я сдам Кармону, они, быть может, пощадят нас, мы проживем еще несколько лет. Год жизни… Нищий старик умолял меня об одной ночи… Одна ночь, вся жизнь. Дети, у которых вся жизнь впереди… Мне вдруг захотелось отказаться от продолжения борьбы.

– Монсеньор, – сказал Руджеро, – вот давешний старик со своим зельем.

Придерживая Бартоломео за плечо, Руджеро протягивал мне пыльную бутылку с зеленоватой жидкостью. Я взглянул на нищего: морщинистое лицо, грязная борода, моргающие глаза. Если мне удастся избежать яда, удара кинжала, болезни, то когда-нибудь я стану таким же.

– И что за зелье? – спросил я.

– Я хотел бы говорить с тобой с глазу на глаз, – заявил Бартоломео.

Я сделал знак Руджеро:

– Оставь нас.

Катерина хотела подняться, но я придержал ее за запястье.

– От тебя у меня нет секретов. Что ж, говори, – велел я нищему.

Он взглянул на меня со странной усмешкой.

– В этой бутылке эликсир бессмертия, – сказал он.

– Всего-навсего!

– Ты мне не веришь?

Его грубая уловка заставила меня в свою очередь усмехнуться:

– Но если ты бессмертен, отчего ж ты боялся, что тебя сбросят в ров?

– Я не бессмертен, – бросил старик. – Бутылка нетронута.

– Так почему ты не выпил? – удивился я.

– А ты, ты осмелишься выпить это?

Я взял в руки бутыль; жидкость была мутной.

– Пей первым.

– Водится ли в этом дворце какая-нибудь мелкая живность?

– У Танкреда есть белая мышь.

– Вели ее отыскать, – сказал нищий.

– Раймондо, наш сын привязан к этой мышке, – предупредила Катерина.

– Принеси ее, Катерина! – велел я.

Она встала. Я насмешливо произнес, обращаясь к старику:

– Эликсир бессмертия. Отчего же ты раньше недо-думался продать его? Тогда у тебя не было бы нужды попрошайничать.

Бартоломео, проведя пальцем по пыльному горлышку флакона, сказал:

– Из-за этой проклятой склянки мне и пришлось просить милостыню.

– Как это?

– Отец мой был мудрецом. Он спрятал флакон на чердаке и забыл о нем. Перед смертью он открыл мне свой секрет, посоветовав также забыть о нем. Мне было двадцать лет, а мне предлагали дар вечной юности: с какой стати было о чем-то заботиться?! Я продал отцовскую лавку, растратил его состояние. Каждый день я повторял себе: выпью это завтра.

– И ты не выпил? – спросил я.

– Я впал в бедность, но так и не посмел выпить. Подступила старость и вместе с ней недуги. Я говорил себе: выпью перед смертью. Когда твои стражники обнаружили меня в лачуге, где я укрывался, я не выпил.

– Еще есть время, – заметил я.

Он покачал головой:

– Мне страшно умереть, но вечная жизнь это так долго!

Катерина, поставив на стол маленькую деревянную клетку, молча вернулась на прежнее место.

– Смотри внимательно, – сказал старик.

Он потряс бутылочку, капнул чуть-чуть себе в ладонь и поймал мышь. Она слабо пискнула и ткнулась мордочкой в зеленую жидкость.

– Это яд, – сказал я.

Мышь вытянулась на ладони старика, замерев, будто в нее угодила молния.

– Подожди.

Мы ждали. Вдруг маленькое неподвижное тельце дрогнуло.

– Она просто спала, – сказал я.

– Теперь сверни ей шею, – сказал Бартоломео.

– Не надо, – возразила Катерина.

Бартоломео положил мышь мне на ладонь. Она была живая и теплая.

– Сверни ей шею, – повторил он.

Я резко сжал пальцы: мелкие косточки сломались. Я бросил мертвую мышь на стол.

– Вот.

– Смотри-смотри, – прошептал Бартоломео.

Мгновение мышь недвижно лежала на боку. Потом она поднялась и засеменила по столу.

– Она была мертва, – задумчиво произнес я.

– Она теперь вообще не умрет, – объявил старик.

– Раймондо, прогони его. Он колдун. – Голос Катерины дрогнул.

Я ухватил старика за плечо:

– Нужно выпить все?

– Да.

– И что, со временем я состарюсь?

– Нет.

– Прогони его, – повторила Катерина.

– Если ты солгал мне, знаешь, что тебя ждет? – сказал я, недоверчиво глядя на старика.

Он кивнул и спросил:

– Но если я не солгал, ты сохранишь мне жизнь?

– О, тогда будущее твое обеспечено, – заверил его я и кликнул Руджеро.

– Да, господин, – сказал тот.

– Не спускай глаз с этого человека, – повелел я.

Двери за ними закрылись, я направился к столу и протянул руку к склянке.

– Раймондо, ты не станешь пить это! – воскликнула Катерина.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.