Она ответила на поцелуй с жадностью, которой никогда в себе не подозревала. Как можно отвергать то, к чему стремилось все ее существо? От сознания собственной слабости на глазах появились слезы, и она безвольно опустила руки. Но ей было удивительно приятно ощущать его губы, скользящие по ее шее… Вероятно, он, как и Хаджи, не чурается любой доступной в пустыне женщины.

При мысли, что она поддалась чарам очередного сластолюбца, Сью охватил гнев, придавший ей необходимые силы.

Отчаянно отталкиваясь от Мэтта, она сквозь слезы взглянула на него и едко заметила:

— Вы всегда добиваетесь своего, не так ли?

Он слегка дрожащей рукой коснулся волос и пошел к выходу. Уже стоя в дверях, распорядился:

— Держитесь подальше от этого балкона!

Затем повернулся, захлопнул дверь и ушел.

Заливаясь слезами, Сью подошла к двери и повернула ключ в замке. Затем также заперла дверь балкона, скинула пеньюар, выключила свет и бросилась в постель.

Рассвет медленно окрашивал небо лимонным цветом. Вдоль улицы дул прохладный легкий ветерок, и три «лендровера» стояли наготове. Сью с отцом ждали возле своей машины. Нетерпеливо расхаживая и потирая руки, отец был единственным веселым человеком в группе.

Сью, делая вид, что озябла, за все утро ни разу не улыбнулась. Хаджи, вероятно получивший хорошую головомойку за то, что повел ее с собой вчера вечером, с виноватым видом осматривал машины. Мэтт был мрачен и сосредоточен. С бесстрастным лицом он открыл Сью дверь. Она приняла его помощь с таким же непроницаемым видом.

Луи, появившийся в выцветшей ночной пижаме и шлепанцах, пожал на прощание руку отцу и пожаловался, что теперь, когда они уедут, единственные постояльцы, на которых он может рассчитывать, — это продавцы фиников и проезжие чиновники. Его усы, шевелящиеся на ветру, висели ниже обычного.

К середине утра путешественники снова выехали на верблюжий путь и, когда вдали показались деревни, вернулись к прежнему образу жизни. Мэтт с Хаджи занимались проблемами проведения электричества, а Сью, когда могла, ходила с отцом делать закупки. На стоянке все собирались, только чтобы поесть да поспать.

Оазисы сменялись один за другим. В Рабате, крупном поселке с оживленной главной улицей, они пересели на верблюдов. Мэтт оставил «лендроверы» на попечение местного чиновника и его помощников, которые должны были перегнать их к пустынной дороге, чтобы путешественники могли забрать машины на обратном пути.

Взвалив на трех верблюдов все снаряжение, необходимое для жилья и работы, и минимум личных вещей, они шли вдоль высохшего русла реки, усыпанного камнями и булыжниками. Высокие берега иногда делали дорогу узкой, как ручеек. Изредка попадались обширные равнины с деревнями, затерянными в зелени пальм.

Сью быстро привыкла к раскачивающимся движениям верблюда. Она обучилась искусству садиться в дамское седло, когда он становился на колени, и держаться, когда он неуклюже поднимался. Мэтт в таких случаях всегда находился рядом и поддерживал ее. Если они ехали по горной дороге, он шел впереди, держа ее верблюда за вожжи. Хаджи, ведя двух вьючных животных, шел пешком и болтал с отцом, которому езда на верблюде доставляла такое же наслаждение, как и вообще все новое.

Они двигались от оазиса к оазису. Глядя на отца, Сью иногда спрашивала себя, уменьшится ли когда-нибудь в нем ненасытный интерес к людям и жизни? Хотя они купили в этом уголке мира все, что им понадобится для торговли, он постоянно ждал, что принесет следующая остановка, и был всегда готов исследовать новую деревню и познакомиться с новыми людьми.

Иногда, глядя на отца, Сью молила Бога, чтобы его внутренняя энергия не шла вразрез с физическим состоянием. И хотя он улыбался и проявлял интерес ко всему, вечерами она нередко замечала, что у него изнуренный вид. От его слабости у нее временами щемило сердце. Не единожды, когда бывали разбиты легкие хлопчатые палатки, Сью видела, как внимательно смотрит на отца Мэтт.

Однажды утром, проехав совсем немного, Сью заметила, что отец, едущий рядом с ней, особенно вял. Несколько раз он снимал шляпу, отирал лоб и добродушно говорил:

— Сегодня, кажется, жарче обычного!

Сью же утренний ветер казался прохладным. Она знала, что Мэтт не поедет по руслу реки в разгар дневной жары, но услышала, как он, ведя ее верблюда, согласился.

— Действительно жарко! — Потом посмотрел на отца, взглянул на небо и задумчиво проговорил: — Слишком жарко, чтобы ехать дальше. Может быть, разумнее пораньше разбить лагерь и дать несколько часов отдохнуть ногам?

Отец вяло кивнул. Сью посмотрела на Мэтта, и тот понял: она благодарна, что отец для него важнее рабочего графика.

Они остановились в том месте, где одна сторона равнины простиралась до горизонта, а другая переходила в многоярусные плато, заросшие травой. Основания плато были испещрены отверстиями пещер. Где-то в центре равнины виднелись заросли финиковых пальм. По скалам текла вода, создавая у основания множество водоемов.

Пока Хаджи привязывал верблюдов, Мэтт распаковывал гамаки, заменяющие Сью и отцу постели. Привязав гамак между деревьями, он сказал отцу:

— Отличное место! Отдохнуть пару деньков не повредит!

— Здесь можно сделать прекрасную стоянку, — поддержал его отец, глядя, как Мэтт надувает резиновый матрас.

Чуть позже, когда Мэтт с Хаджи пошли разбивать лагерь немного поодаль, Сью увидела, с каким удовольствием отец опустился в качающуюся постель и сразу же задремал. Это было совершенно не похоже на него, но пусть он хоть немного отдохнет!

Расположившись на песке, она привела в порядок его небольшой чемодан, а затем и свой. За водоемами Сью слышала голос Мэтта, отдающего какой-то приказ Хаджи. У нее слегка задрожали руки: как ей удастся справиться со своими чувствами в последующие два дня?

С того вечера в Тахуфе Сью удалось заглушить их, занимаясь вместе с отцом закупками и постоянно пребывая в движении. Но здесь, в уединенном месте, в течение целых двух дней… как она вынесет близость Мэтта?

Ее пальцы сжали кожаную папку, которую она всегда возила с собой. Там лежало все необходимое для рисования. Сью часто подумывала о том, чтобы сделать несколько рисунков пещер, а потом повесить их в магазине. И сейчас пальцы быстро нашли бумагу, карандаш. У нее будет идеальное занятие, пока они снова не тронутся в путь.

Тихонько отойдя от гамака отца, Сью пошла по долине, выбирая наиболее подходящее место для работы. На камнях у подножия скал она обнаружила изображения животных и каких-то рогатых фигур, верный признак того, что где-то рядом находятся и другие произведения искусства. Вскарабкавшись по крутой тропинке к отверстию одной из пещер, она нашла то, что искала.

Ее стены были почти сплошь разрисованы силуэтами людей, собак, коров, диких овец и сцен охоты. Два жирафа с пятнистыми шкурами, рыба, раскрашенная в темно-фиолетовый цвет, — именно это ей и требовалось.

Постаравшись получше запомнить цвет, Сью принялась копировать контуры. На ровных стенах пещеры работать было легко. Проблема заключалась в том, чтобы удерживать постоянно сползающую бумагу и не слишком крепко нажимать карандашом. По мере того как она работала, ее энтузиазм возрастал. Всему этому древнему искусству пустыни можно найти бесчисленное множество применений. Свет в пещеру падал так, как нужно, условия создались идеальные.

Полностью поглощенная работой, она не поднимала глаз, пока не услышала шаги снаружи. И только когда Мэтт, истекающий потом, с бледным лицом, вошел в пещеру, поняла, что, должно быть, отсутствовала довольно долго.

— Я полагал, мне удалось научить вас главному: никогда не уходить в пустыне одной! — рявкнул он.

Его мрачное настроение вернуло Сью к действительности.

— Вряд ли я ушла бы в слепящую жару песков, — съязвила она, пожав плечами.

Очень плохо, если он ее искал. Ему стоило лишь крикнуть. Но разумеется, Сью знала, что он не стал бы кричать, боясь потревожить ее отца.