— Под машину!

В яме под «лендровером» песок сразу же прилип к мокрой одежде и телу, а разогретый металл источал едкий масляный запах. В горле так пересохло, что Сью не могла глотать.

— Хорошую кашу мы заварили, — осторожно поворачиваясь, чтобы не коснуться днища машины, наигранно веселым голосом произнес отец. — Это я виноват, что мы съехали с дороги.

Сью помотала головой:

— Нет, это я виновата, что не позаботилась о воде. Ее могло бы хватить намного дольше. Мне так хочется пить!

Они молча посмотрели друг на друга.

— Я знаю. — Отец похлопал ее по руке, и на мгновение девушке стало стыдно. Он ведь тоже жестоко страдает и все же находит в себе силы улыбаться! Ей хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но даже для этого требовались силы. Отец опустился обратно на песок. По-видимому, ему тоже было очень плохо.

Она смотрела на его седую голову, и ей до боли хотелось чем-то ему помочь. Но как это сделать? К кому обратиться? Куда идти? Если бы знать куда, она не раздумывая пошла бы, хотя ноги ее не слушались и при каждом движении кружилась голова.

Теперь уже ничто не имело смысла. Сью беспомощно лежала, и ей казалось, будто она слышит жару, шипящую вокруг нее языками пламени.

Жара продолжала пульсировать. Наверное, уже наступил день. Интересно, работают ли еще ее часы? Она повернула голову, чтобы взглянуть на них, но, ничего не разглядев, впала в забытье.

Когда Сью пришла в себя, ей показалось, что прошли столетия. Отчаянно пытаясь вырваться из забытья, она почувствовала рядом с собой резкие движения отца и услышала его настойчивый голос, прорезающий тишину:

— Сью! Послушай, Сью!

Она ничего не слышала, кроме его отчаянных попыток вылезти из-под машины. Только оставшись в яме одна, Сью вдруг различила ровный, ритмичный шум мотора.

Она не помнила, как вылезла из-под машины, и все же, наверное, это сделала. Палящее солнце, жалящее ее запекшиеся глаза и лицо, не было плодом ее фантазий. Она шаталась из стороны в сторону. Сквозь красное пятно на некотором расстоянии увидела отца. Он вдруг покачнулся и упал на колени перед двумя приближающимися коренастыми фигурами. Вскоре Сью почувствовала, как и ее тело коснулось песка…

Невдалеке она услышала голос. Долго блуждая в туманном водовороте своей памяти, Сью пыталась вспомнить, кому же принадлежит этот резкий тембр. Кто-то подхватил ее крепкими руками. Их прикосновение словно послужило ключом, и она узнала голос.

Ее плечи лежали на коленях, покрытых гладкой тканью. К губам ей поднесли бутылку с прохладной водой. Сью открыла глаза и взглянула на суровое загорелое лицо с пронзительными голубыми глазами, слегка потемневшими от сдерживаемых чувств.

Вода текла из ее пересохших губ на подбородок. Сью чувствовала, как она льется на ее грязную рубашку. Ей хотелось плакать: надо же, не кто иной, как Мэтт, нашел ее в таком виде! Струйки слез текли по песку, прилипшему к щекам.

Вода полилась в ее пересохшее горло, и, наконец, над ней сомкнулась благословенная чернота.

Что было дальше, Сью не помнила. Полная чернота, казалось, длилась всю ее жизнь. Наконец, в самых отдаленных уголках памяти что-то замелькало, и она почувствовала, как ее приятно обволакивает какая-то мерцающая дымка.

Она долго лежала и наслаждалась этим ощущением, ей очень хотелось, чтобы оно длилось как можно дольше. Наконец, Сью заставила себя открыть глаза и увидела над собой какой-то черный балдахин. Его край мягко колыхался на легком ветерке. За ним блестело кристально-чистое голубое небо.

Она лежала на надувной кровати, накрытая стеганым одеялом, чувствуя кончиками пальцев его шелковистую прохладу, а под головой — мягкую подушку.

Ее взгляд на несколько секунд задержался на широкоплечей фигуре с темной головой, в светлом хаки, стоящей рядом. Наконец, узнав знакомые очертания жесткой челюсти, Сью вскочила и, встретившись с неотрывно смотрящими на нее голубыми глазами, спросила:

— Где отец?

Мэтт, с полотенцем в руке, сухо ответил:

— Он в лучшем состоянии, чем вы. Спит в другой палатке.

Сью глянула на балдахин, развевающийся с другой стороны машины. И сумела разглядеть лежащего на таком же матрасе отца. Внутри палатки копошился какой-то юноша. Сью, успокоившись, снова откинулась на подушку. Слава Богу, отец всего лишь отдыхает! Она с облегчением закрыла глаза.

Как только ее тревога за отца улеглась, Сью тотчас же вспомнила о своем пересохшем, как бумага, горле. Когда она снова открыла глаза, Мэтт держал возле нее эмалированную кружку. В его взгляде она прочла суровый укор, но он лишь бросил:

— Вам еще долго будет хотеться пить.

Сью крепко взяла кружку. Теперь вода не текла по ее лицу. Ни на лице, ни в горле она не чувствовала песка. Более того, ее кожа была мягкой и чистой. Оглядев себя, она не без удивления заметила, что на ней чистая рубашка, а грязная висит на спинке складного стула. Возмутившись, взглянула на Мэтта, убирающего мыло и полотенце, и густо покраснела. Он отвел глаза от ее грязной рубашки и сухо произнес:

— Когда человек в пустыне близок к обезвоживанию, тут не до церемоний!

Сью мучительно сглотнула, но к сухости горла это уже не имело никакого отношения. Словно прочтя ее мысли, Мэтт извлек из ее чемодана новую, ненадеванную юбку.

— Как только почувствуете, что можете стоять на ногах, вот вам вторая половина гардероба, — намеренно не сводя с нее взгляда, протянул он.

С облегчением вздохнув, Сью села на постели и вдруг обнаружила, что грязная юбка еще на ней. Наблюдая за ней, Мэтт насмешливо пожал плечами:

— За сим оставляю вас наедине!

Она неуверенно поднялась и радостно обнаружила, что чувствует себя вполне сносно, если не считать тупой боли в глазах.

Зайдя за занавеску, Сью переодела юбку и провела руками по волосам, чистым и скользящим. Удовлетворенная, она с интересом огляделась.

Палатка была образована огромным тентом, накинутым на машину и закрепленным стальными прутьями, вбитыми в песок. Обследовав ее, Сью заметила складные брезентовые ведра с водой, металлическую складную посуду и еще множество удобных приспособлений. Там даже горел электрический свет. Да, Мэтт неплохой организатор!

Когда Сью вышла из палатки, у нее снова потемнело в глазах, но Мэтт вовремя подхватил ее. Затащил обратно в палатку и резко потребовал:

— Сидите тут, иначе мне опять придется вытаскивать вас из песка!

Пристыженная и расстроенная, Сью, немного завидуя его нечувствительности к жаре, раздраженно спросила:

— Вы когда-нибудь перестанете командовать?

— Вами? Никогда! — Он залез в багажник своей машины, покопался в нем, что-то достал и, сверкнув глазами, мрачно добавил: — Хотя все это без толку!

Сью надменно вскинула голову, но, как только Мэтт отвернулся, тут же плюхнулась на брезентовый стул. Она проследила, как он шел к их «лендроверу», накренившемуся, словно раненое животное. Чтобы его машина избежала той же участи, Мэтт оставил ее на твердом грунте дороги.

Вскоре в палатку быстро вошел отец — Мэтт, должно быть, сообщил ему, что дочь пришла в себя. Она бросилась к нему, желая убедиться, что с ним все в порядке. Отец погладил Сью по голове, затем, отодвинувшись, внимательно ее рассмотрел:

— Ну и напугала же ты меня! Взяла вдруг и отключилась!

— Я просто вздремнула, как и ты! — легкомысленно отмахнулась она.

Отец с серьезной улыбкой посмотрел на нее и кивнул.

— Мэтт сказал, это обезвоживание. Я хотел остаться с тобой, но он велел мне лечь.

— Ну, сейчас я, наконец, в порядке! — не совсем искренне засмеялась Сью и отошла от него, снова застыдившись своей слабости. Взглянув на слепящий песок, она увидела стройного молодого человека с темными умными глазами, который следил за ними издалека, и застеснялась еще больше.

Мэтт, все это время наблюдавший за палаткой, крикнул из-за увязшего «лендровера»:

— Хаджи! Иди сюда и… — Но вдруг, увидев что-то вдалеке, резко осекся.