— Какой чудный запах кофе! – голос пожилого мужчины неожиданно появившегося с ниоткуда остановил «графиню» у двери.
Она окинула взором всё кафе. Что за мысль пронеслась в её голове, осталось загадкой, но решительные шаги привели нашу пани к стойке.
— Три кофе, молочный коктейль и 4 свежие булочки, – тоном королевской особы, гордо поднимая подбородок, сделала свекровь свой заказ. – И, пожалуйста, посадите нас за самый чистый столик. Или они у вас все такие, как тот, что у входа?
— Прошу следовать за мной, – молодой официант в белой рубашке со смущенным лицом повел нас к столикам между желтыми диванчиками.
В его руках было чистое полотенце, которым он старательно натер и без того чистый стол и два мягких дивана. Мы с Паулином опять переглянулись, и мне почему-то стало его немного жалко. Ведь ему целую неделю придется во всем угождать своей маме, которая вечно всем была недовольна.
— Я 42 часа тряслась в поезде, плюс еще около 5-ти часов провела на московском вокзале, ожидая пересадки. Итого почти двое суток! – возмущалась Изольда Бенедиктовна, усаживаясь поудобнее. – И это еще называется «самый быстрый маршрут»?
— Мама, Вам надо было лететь самолетом. Это заняло бы меньше времени, – предложил Паулин.
— Самолеты падают. А сколько сейчас террористов?! Уж лучше поездом.
Пока мы пили кофе в прикуску с хрустящей булочкой, Изольда Бенедиктовна безустанно рассказывала об авиакатастрофах и репортажах телевизионных журналистов с мест событий. Нам же оставалось только слушать и соглашаться с ее доводами относительно небезопасности воздушных передвижений.
Но это были только цветочки. Приехав, домой, Изольда Бенедиктовна не смогла не сделать хотя бы нескольких замечаний. Это была бы не наша «графиня»!
— У вас воняет кошатиной, – заявила она с порога. – Кошачий лоток нужно тщательно мыть с белизной, Валюшка!
— Именно этим я и планировала сейчас заняться, – и на самом деле запах в квартире был катастрофически испорчен нашей Мурчелой.
Разувшись и повесив на вешалку свой плащик, я взяла лоток и пошла с ним в ванную. Шум воды отвлек меня от мыслей о приезде свекрови, но не надолго.
— Ты моешь вонючий горшок в ванне? – округлила глаза «свекровушка».
— А, по-вашему, я должна мыть его в кухонной раковине? – я специальной мочалкой вспенила моющее средство, и продолжала натирать лоток.
— Вот говорила вам, покупайте дом. Нет, вы купили эту квартиру. Так кошечка делала бы свои дела на улице, и не приходилось бы мыть горшок в ванне.
— Вот осталось нам только под кошечку подстраиваться, – ну, хоть Паулин пришел спасти меня от своей назойливой мамочки.
— Сынок, при чем здесь подстраиваться? – и снова длинная лекция о достоинствах частного дома…
А потом – совместное приготовление праздничного обеда. Не зря я с самого утра выпила две капсулы успокоительного состава: корень валерианы лекарственной, страстоцвет и шишки шмеля. Теперь мне не были особо страшны волнения и нервное напряжение, я надеялась, что смогу держать себя в руках, не поддаваясь на провокации свекрови. А она так и старалась ужалить, как оса.
— Вот, зачем тебе кухонный комбайн? Пищу нужно готовить своими руками, так она получается вкуснее.
— А с комбайном быстрее!
— А посудомоечную машину еще не купили?
— Вы знаете, Изольда Бенедиктовна, мне не тяжело помыть три тарелки вручную!
Потом очередной длинный монолог свекрови ввел меня в полусонное состояние, и я машинально заканчивала приготовление окрошки, селедки под шубой, блинчиков с маслом и красной икрой, при этом не забывая поглядывать на фаршированный болгарский перец, томившийся на слабом огне.
Паулин лишь изредка появлялся на кухне, контролируя процесс приготовления обеда. А Елисей и вовсе в 13.00, как по расписанию лег спать.
Изольда Бенедиктовна, как истинная леди, к обеду сменила наряд. Теперь на ней было строгое зеленоватое платье с высоким вырезом и жемчужные классические бусы в ансамбле с серьгами и довольно интересной брошью в виде веточки ландыша. Такая шикарная женщина, и одна, – мелькнула мысль у меня в голове и тут же погасла.
За столом, накрытым по случаю приезда свекрови не в кухне, а в зале, было бы очень скучно, если бы не сама Изольда Бенедиктовна, неиссякаемой энергией которой можно было удивляться и удивляться.
— Валюшка, как поживают твои родители? Не перебрались ли еще со своего приморского курорта в какой-нибудь приличный город? – отпивая глоточек шампанского, поинтересовалась «графиня».
— Нет, конечно! Разве плохо жить на берегу моря?! Еще и в собственном доме?! Даже если бы им предложили пентхауз – квартиру, вид из которой открывается на все четыре стороны света, где нет соседей (только снизу), они бы не согласились! – это было правдой.
— Я их понимаю. Я тоже люблю свой дом. А вот наши дети, и ты, и Паулин выбрали эту крохотную квартиру. Здесь и душе разгуляться негде, а если пригласить полсотни гостей? – она обвела весь зал взглядом, и на несколько секунд замолчала, откусывая кусочек блинчика, завернутого трубочкой.
— А для полсотни гостей можно заказать на вечер уютное кафе! – ответила я.
— Валюшка, ты вся в маму. Такая же сообразительная и порой просто непредсказуемая натура. А вот внешне ты больше похожа на отца.
Что она этим хотела сказать? На кого бы я ни была похожа, а спорить со свекровью у меня не было ни малейшего желания. И я не в первый раз надела свою любимую маску скромности, производящую на людей впечатление застенчивой и робкой Валенсии. Но на самом деле я наблюдала, слушала и все запоминала. А память у меня очень хорошая!
— Если бы ты знала, как тебе повезло, что у тебя есть Паулин – тот, на кого можно положиться, человек, которого воспитала такая женщина, как я! – мысленно я с неё улыбалась (её нужно было назвать Паулиной за способность раскрывать павлиний хвост). – Мой Паулин помог создать тебе надежный и уютный семейный очаг, ты пылинки с него сдувать должна!
Мой муженек сидел с довольным лицом. Еще бы: мамочка захвалила! Только для любой матери её дети всегда самые лучшие.
— Валенсия, ты со мной не согласна?
— Насчет пылинок или вашего воспитания, или моего везения? – и как по заказу заиграла мелодия на моем телефоне. – Извините, – и я вышла из-за стола.
Это был Мануил Александрович. Я закрыла за собой дверь, и, ответив на звонок, пошла разговаривать в нашу спальню.
Весеннее солнышко озорными лучиками играло с зелеными листьями драцены. Свет полосками заливал комнату через приоткрытые жалюзи. В спальне было почти тихо, спокойно, и мягкая кровать заманила меня прилечь на краешек.
Приятный мужской голос на линии вводил меня в курс дел относительно творческого вечера в Одессе, время проведения которого было уже не за горами.
— Валенсия Викторовна, сообщаю вам, как победителю прошедших туров всеукраинского стихотворного конкурса следующее: Вы вышли в большой открытый финал! – я чувствовала его улыбку, хотя по телефону и не могла видеть лица поэта Верпиского. – Вам предстоит прочесть 4-ое и 5-ое стихотворение из вашей конкурсной подборки со сцены Дворца Культуры в Одессе 07.04.2011 года.
— Отлично, Мануил Александрович! 4-ое и 5-ое, значит, 4-ое и 5-ое! – я была очень довольна выходом в большой открытый финал.
— Валенсия Викторовна, а вы ознакомлены со списком всех участников? – загадочно произнес все тот же приятный голос.
— Всех? – я задумалась. – Нет. Но я знаю, что очень много известных творческих людей подали заявки на участие.
— Дело в том, Валенсия, что вами сегодня интересовался один писатель, поэт и художник в одном лице, – признаюсь честно, я была заинтригована.
— И кто же это? – любопытству не было придела.
— Это француз Люсьен Дюжесиль. Вам это имя о чем-нибудь говорит?
Дюжесиль! Так он француз! Как тесен мир! И я смогу воочию увидеть этого красивого мужчину в черном костюме, читающего со сцены свои лучшие произведения! Я уже хочу в Одессу! Поскорее бы! – размечталась я, позабыв на миг о самом Мануиле Александровиче, ожидающем ответа.
