— Спит! Ты каждый раз так долго улаживаешь его спать? – Люсьен тоже говорил шепотом, маня меня взглядом на кровать.
— Нет, что ты?! Обычно я ложу его в постель, читаю или рассказываю одну сказку на ночь, а потом тушу свет, и он сам засыпает, – ответила я, присаживаясь рядом с Люсьеном на краешек мягкой кровати.
Его рука скользнула по кофточке, и я, невесомым перышком легла в пушистые облака синтепонового одеяла. Страстные губы оставили влажный след шее, а потом наши уста слились в опьяняющем поцелуе. Но ненадолго. Люсьен приподнялся, загадочно оглядываясь по сторонам.
Идеально ровные стены, окрашенные в тепло-розовые тона, поблескивали, местами отражая приглушенный свет двух бра в виде сиреневых колокольчиков. Черный квадрат огромного окна был скрыт полупрозрачной органзой-хамелионом, меняющей цвет в зависимости от углов освещения. Абстрактные лепестки на тюли золотистыми красками напыления создавали иллюзию объемных рисунков полевых цветов, застывших во времени. Ламбрекен цвета заката глубокими воланами и легкими облаками голубых широких лент красовался вечерним небом над колышущимися травами органзы. С полотна над широкой двуспальной кроватью, обрамленного декоративной деревянной рамкой, на нас смотрела подведенными черными глазами жрица египетского царства. Её волосы цвета оперения ворона резко контрастировали с белизной молочной ванны, украшенной горящими свечами и крупными бутонами алых роз. Лепестки красными корабликами бросили свои якоря в молочном океане, и восточная царица с соблазняющим взглядом, так и застыла, по прихоти художника протягивая руки, словно маня своего фараона. А мой малыш под цветочным одеялом крепко спал на тахте, удачно размещенной в углу.
— Валенсия, позволь ненадолго отлучиться, – тихонько произнес Люсьен, встав с постели.
— Ты куда? – спросила я после того, как поняла, что Люсьен собирается покинуть номер.
— Я быстро. Немного таинственности, ожидания, и я скрашу наш романтический вечер небольшим сюрпризом, как сладкой вишенкой украшают молочный коктейль! – интригующе заявил мой принц, засовывая портмоне в задний карман тонких брюк.
— Не надо никуда идти, ты и есть моя сладкая вишенка! – хотела я его остановить, но Люсьен решительно хотел что-то купить.
— Я хочу скрасить этот вечер восхитительными эмоциями, – улыбнулся Люсьен опухшими губами, – день был трудным, настало время отдыха.
Легкий поцелуй, и мой возлюбленный скрылся за деревянной дверью. Я провернула ключ на один оборот, и еще раз внимательно оценила наш номер. Снимая надоевшие серьги, присела на край кровати. В голову опять рвались серые мысли:
Если бы Люсьен не приехал ко мне в офис, я бы ночевала дома. Паулин снова приехал бы поздно, и мы увиделись бы только наутро за чашкой чая. Мы так и играли бы роли семейной пары, создавая лишь видимость тлеющих угольков семейного благополучия. На самом деле все чувства давно перегорели. И рано или поздно нужно было бы все расставить по своим местам. Тем более что я ждала ребенка не от мужа, и Паулин, оказалось, с самого начала знал о моем предательстве, но прятал голову как страус из мультфильма в песок. На что он надеялся? Наверное, что поэт-француз лишь увлечение? Что я забуду короткий роман, и все будет по-прежнему? И он был готов с этим жить? Чужая душа потемки. А там еще и Изольда Бенедиктовна, как пить дать, приложила свою леденящую руку. Я не удивилась бы, что идея установить у меня в офисе миниатюрную камеру наблюдения принадлежала именно ей, – размышляла я в тишине гостиничного номера.
Тук-тук-тук, – кто постучал в дверь. Я на мгновение испугалась, но оперный голос Люсьена, пусть даже он говорил тихо, меня успокоил: «Валенсия, это я!»
Его счастливый взгляд серых глаз сразу перечеркнул все грустные мысли. И пусть лицо моего героя выглядело как у гладиатора после ожесточенной схватки с саблезубым тигром, Люсьен был великолепен. В его руке благоухали розовые розы – букетик из семи пахучих цветов без излишних оберток, пленок и бумаги. Только цветы – прекрасные и колючие. Он протянул мне розы со словами: «Осторожно, милая – шипы». Заботливый, нежный, самый лучший! – восхищалась я, вдыхая тонкий аромат.
— Спасибо, Люсьен, они такие красивые!
— Их красоте с твоею не сравнится, моя богиня, свет очей, царица! – протяжным голосом Люсьен мне делал комплименты, и мне казалось, что и щеки у меня порозовели в тон нежных лепестков подаренных цветов.
В другой руке желтел пакет, наполненный, как мне показалось, фруктами. Но Люсьен не спешил мне больше ничего показывать, и шепотом, едва удерживая интригующую улыбку, предложил мне принять душ, пока он подготовит для меня самый главный сюрприз.
Я последовала его совету, точнее просьбе дать ему хотя бы 5 минут на приготовление нашего романтического праздника…
Красивый столик со стеклянной столешницей, что изначально стоял на своих фигурных металлических ножках у стены между нашей кроватью и тахтой, где сладко посапывал Елисей, теперь занял центральное место у изножья широкой кровати, усыпанной розовыми лепестками.
Высокие красные свечи в красивых подсвечниках, изготовленных в классическом стиле, горели, наполняя комнату приятным и нежным ароматом бергамота, дарующим покой, а танцы огоньков в полумраке восхитительно разыгрывали воображение. Кому-то, может быть, не хватало бы медленной музыки для полного ощущения интимной обстановки, но у нас похоже эта музыка звучала в душе.
В двух бокалах искрилось шампанское, над разбросанными и по столу розовыми лепестками возвышалась коробка шоколадных конфет, тарелка с фруктами, блюдечко с миндальными орехами и небольшой торт в форме сердца. Белые салфетки лежали треугольником на белых тарелочках. Справа от каждой был и нож, а слева вилка.
— За нас, любимая! – Люсьен протянул мне бокал, и мы впервые выпили на брудершафт.
На мне кроме белого гостиничного халата были только комнатные тапочки мужской расцветки в крупную клеточку. Без каблуков я была ниже Люсьена на целую голову, и в его объятиях я чувствовала себя птенцом под материнским крылышком. Жестом, стараясь лишний раз не нарушать тишину, а вместе с ней и сон ребенка, Люсьен пригласил меня присесть.
— Давай съедим по кусочку сладенького тортика, а потом сыграем в одну игру, – с горячим дыханием шепот слетал с его губ.
— Что за игра? – удивилась я.
Но когда я подняла салфетку со своей тарелочки, руки невольно остановились. Я замерла, любуясь блеском обручального колечка, отражающего красные огни свечей золотыми бликами на белую гладь фарфора.
— Это тебе, моя милая Валенсия, в знак моей любви и безграничного счастья по поводу самой приятной новости, которую только может преподнести женщина любящему мужчине – сказать, что он станет папой!
— Любимый, ты такой романтичный, как принц на белом коне, как рыцарь из доброй сказки!
Его посиневшие пальцы, наверно, с болью сжимались, но Люсьен бережно взял мою правую руку и легким движением снял с безымянного пальца старое тонкое кольцо, надев вместо него новое колечко шириной около 5-6 мм, украшенное круглыми светящимися камнями по всей окружности. А обручальное кольцо, надетое более 6 лет назад на мой палец Паулином, так и осталось лежать на краю стола.
— Я люблю тебя, Валенсия!
— Я тоже тебя люблю.
Потом мы играли в интересную и возбуждающую игру – в кубики желаний. На каждой грани голубого небольшого кубика было написано, что нужно сделать, глаголы: погладить, помассировать, поцеловать, лизнуть, укусить… А на втором кубике были написаны части тела. И я, и Люсьен бросали по одному кубику. Тот, кто бросал голубой кубик, выполнял написанное действие. Например, поцеловать животик, лизнуть шею, помассировать ухо, укусить губы. После такой игры невольно захочется продолжить доставлять друг другу удовольствие, чтобы в итоге испить до дна чашу грации и блаженства в объятиях своего партнера, и, не закрывая глаз, черпать энергию бушующей любви, отражающуюся в зеркалах наших душ. Это незабываемые моменты, когда искрами бенгальских огней светятся глаза любимого человека!
