— Слишком поздно, сын. Я виноват, мальчик, я бросил тебя в тяжелом положении. Я не тот отец, который был тебе необходим. А теперь уходи.
— Никто не может вернуться назад, можно идти только вперед.
— Ты совсем взрослый и не нуждаешься во мне. Я чертовски уверен в этом. Уходи и оставь мне немного гордости.
— Тогда почему ты попросил сообщить мне о твоем состоянии?
Лу моргнул.
— Почему? Попрощаться, наверное, извиниться за то, что причинил тебе много зла. Ты не заслужил того, что произошло с тобой. Все могло бы быть по-другому.
— Все можно изменить, если ты захочешь. Врач говорит, что, если ты будешь за собой следить и не станешь снова пить, сможешь прожить еще много лет.
Лу прикрыл глаза, не желая продолжать разговор. Но Ник не хотел даже слышать об отказе.
— Я знаю, ты считаешь, что никому не нужен. Но ты не прав, па. Ты нужен мне. — Он кивнул в сторону дверного проема. — И ему.
С трудом повернув голову, Лу проследил за кивком и уставился на появившегося там маленького мальчика с широко раскрытыми глазами.
— Кто это?
Ник втащил Бобби внутрь и положил руку ему на плечо.
— Твой внук.
Глаза старика расширились и наполнились слезами.
— У меня есть внук?
— Да, папа, — сказал Ник тихо. — Видишь, нам обоим выпал второй шанс.
Из коридора Чесса наблюдала, как встретились Ник, его отец и ее сын. Она не слышала, что говорится в комнате, но, когда Бобби подошел к кровати старика и засопел, она увидела, как Лу Парселл положил ему на голову руку и посмотрел на своего собственного сына с удивлением и зарождающимся в глазах восторгом. Тронутая таким проявлением чувств, она отодвинулась от двери и уселась в мягкое кресло на другой стороне коридора.
Через несколько минут Ник вышел и сел рядом с ней, стараясь не показать, как все перевернулось в его душе.
— Он уснул. Бобби сказал, что хочет немного посидеть рядом с ним. С тобой все в порядке?
— Конечно. — Она сжала в ладонях его руку, и их пальцы сплелись. — Как твои дела?
Судя по его потерянному виду и ввалившимся глазам, он чувствовал себя не слишком хорошо.
— Ты достаточно побыл с отцом наедине?
— Да. Мы поговорили.
Стараясь быть тактичной, она молча ждала, видя напряжение и незащищенность в его взгляде.
— Он знал, — промолвил Ник наконец. — Знал, что я мечтал о том, чтобы умер он, а не мать.
— Но ты был ребенком! — возразила Чесса.
Он обратил страдальческий взгляд на нее.
— Ты можешь себе представить, как, должно быть, это отражалось на нем? Как он, наверное, страдал, зная, что его собственный сын хотел его смерти!
— Ты был маленьким мальчиком, который страдал, лишившись матери. Он наверняка понимал, что ты на самом деле не хотел этого.
— Я мог бы быть тогда рядом с ним, но я отвернулся от него. От своего собственного отца!
— Расскажи мне, — мягко попросила Чесса.
Ник покосился на нее, и она подумала, что сейчас он ничего не скажет. Однако он положил руку ей на плечо и медленно притянул ближе, как будто черпая силы от ее близости. Когда он описывал свое детство, его голос был спокойным и отстраненным. Он всей душой любил мать, и ее смерть страшно отразилась на нем, разрушив всю его жизнь. Затем Ник произнес вслух то, чем никогда еще не делился, и эта тайна разбила сердце Чессы.
Поздним вечером Чесса вглядывалась в темноту из окна своей спальни. Она вспоминала боль в глазах Ника, желваки на его скулах и жесткое выражение лица. Он говорил спокойно, как будто описывал сюжет старого кинофильма или прочитанную когда- то книгу. Он не просил ни жалости к себе, ни сочувствия к тому страдающему ребенку, каким он когда-то был. В его голосе звучали покорность и спокойная печаль. Это было мужество человека, сочувствующего другим настолько сильно, что для себя самого он ничего не оставил. Слова, которые он произнес, преследовали Чессу. Слова, которые однажды поразили душу юного мальчика и почти погубили его. Ты не мой сын. Я тебе не отец!
Вспомнив эти слова и страдание в глазах Ника, когда он рассказывал об этом, Чесса уткнулась лицом в подушку и заплакала о человеке, который не способен рыдать.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Неплохо. — Лу Парселл рассматривал обстановку большой просторной комнаты. Мускул на его щеке немного дергался. — Для старого деревенского дома совсем неплохо.
Ник кивнул и поставил чемодан со всеми отцовскими пожитками на пол.
— Это лучшая реабилитационная клиника в штате.
— Психушка для алкоголиков, — фыркнул Лу. — Никакой разницы.
Неделя непрекращающихся споров выдалась утомительной.
— Ты предпочел бы жить в трейлере вместе с крысами и упиться до смерти?
— Нет, дедушка, не надо! — Бобби выскочил вперед и ухватил старика за руку. — Папа говорит, что ты должен заботиться о себе. Лучше переезжай к нам! Ты будешь жить вместе с нами, когда мама и папа… — Глаза мальчика широко распахнулись в ужасе, как будто он ненароком раскрыл тщательно охраняемый секрет. — Я хочу сказать, что у нас есть отличная комната для гостей. Мама говорит, что ты сможешь жить там, когда совсем поправишься. — Прикусив губу, Бобби искоса поглядел на Ника, который подмигнул ему и ободрил кивком.
Их тайна осталась нераскрытой. Бобби успокоенно вздохнул, закатив глаза, как будто желая заявить: «Эй, вопрос закрыт!
Не замечая обмена взглядами между сыном и внуком, Лу уставился на Чессу, вытиравшую мокрые руки полотенцем.
— Это так, девочка?
Она с улыбкой подняла глаза, но смотрела при этом на Ника.
— Вы можете оставаться у нас столько, сколько захотите, Лу. Мы всегда рады вам.
Старик прочистил горло, быстро моргая, чтобы смахнуть влагу с ресниц.
— Это очень мило с вашей стороны, ей-богу!
Ласковое тепло омывало Ника, когда Чесса глядела на него. Яркие голубые глаза, полные губы — мечта мужчины — и ласковый смех, разливавшийся, как солнечный свет. Да, он, без сомнения, был влюблен. Чесса была не только прекраснейшей и удивительной женщиной на земле, она была и самой доброй и понимающей. Ник не знал, что бы он делал без нее в прошедшие недели. Именно Чесса отыскала клинику для лечения от запоев, где квалифицированные врачи наблюдали за психическим состоянием пациента. Она полностью предоставила свой дом в его распоряжение, чтобы ухаживать за его отцом после выхода из клиники. Это произошло к большой радости Бобби. Он и его новообретенный дедушка стали ближе за эти несколько недель. Довольно странно, но Ника не огорчала такая сильная привязанность между его сыном и отцом. Он только радовался, зная, насколько важна для Бобби семья. Теперь и у Ника была настоящая семья. Только недавно он понял, что для него это значит так же много, как и для сына.
Ник медленно выдохнул, стараясь расслабиться. Когда стресс прошел, он мягко коснулся руки отца, направляя пошатывающегося старика к креслу у окна, сквозь которое лился яркий солнечный свет.
— Все уже готово, отец. Все, что понадобится по рекомендациям врача и принесет тебе облегчение. Мне кажется, тут тебе будет лучше всего.
Бобби запрыгал вокруг, краснея от возбуждения, как только Лу опустился в кресло.
— Смотри, дедушка, отсюда можно увидеть пруд с утками!
Лу удостоил счастливого ребенка вниманием и выглянул в окно.
— Всегда любил уток. — Он помолчал. — Хорошая еда.
Возглас Бобби был бы комичным, если бы не выражение ужаса, написанное на его лице:
— Ты не можешь есть уток, дедушка!
— Конечно, могу. Но сначала их надо поймать. Они очень увертливые.
Бобби было запротестовал, но Лу заговорщицки подмигнул Нику, и тот узнал в этой улыбке ту любовь к черному юмору, которая была так свойственна его отцу. Воспоминания нахлынули на него неожиданно. Он вспомнил, как ребенком видел эту улыбку, вспомнил выходки отца, подкрепляемые одобрительным смехом матери. Впервые за все эти годы к нему пришли радостные воспоминания. Они уничтожили чувство горя, стыда и печали, до сих пор жившее в его душе. Картины счастливого времени вернулись в яркой вспышке радости. Смех и праздничный торт в день рождения, рождественская елка с самодельными украшениями, ветка дуба, из которой отец вырезал ему игрушки в подарок, дни, проведенные в ленивом созерцании поплавка у ближнего пруда. Идиллические дни в лесу в поисках лося, семейные зимние вечера. Детство Ника было нормальным и полным радости. В его доме тоже жила любовь. Он просто на время забыл об этом. Эти воспоминания ободрили его и придали смысл существованию.