Однако у этого мальчика было еще кое-что, чему нет цены. Это — материнская любовь. Ник тоже не был обделен ею в детстве. Теперь, став взрослым, он не уставал благодарить Бога за то, что Он позволил ему в детстве насладиться нежностью и любовью матери. Память о том, как мать гладила его по волосам и прижимала к сердцу, была для него самым драгоценным сокровищем.

Тронутый до глубины души, Ник наблюдал за тем, как Чесса разгладила взъерошенную шевелюру сына и провела тонкими пальцами по его бровям и щеке. Казалось, она стремится запомнить черты любимого лица. Любовь матери — величайший дар во вселенной, и его сын был самым счастливым ребенком в мире. Впрочем, теперь и сам Ник считал себя счастливцем.

Неожиданное покалывание в глазах заставило его отвернуться. Внезапно он ощутил себя незваным гостем, вторгшимся в священнодействие матери у постели ее ребенка. Чувство горечи и сожаления сдавило ему грудь, и Ник удивился его силе. Тихонько выйдя из комнаты, он спустился вниз и стал ждать.

Через некоторое время Чесса спустилась к нему. Ее глаза все еще были туманными и влажными, а улыбка мечтательной и влекущей.

— Спасибо тебе. Это был самый счастливый день в жизни Бобби.

Ник едва мог вспомнить о своей прошлой жизни, без Бобби и Чессы.

— Это был самый лучший день и в моей жизни тоже. Это я должен благодарить тебя. — Потянувшись, он взял ее за руку, ощущая прикосновение нежных пальцев к своей ладони. — За прекрасного сына, которого ты мне подарила, за то, что ты сама такая чудесная.

Ее глаза потеплели, и теплота эта быстро превратилась в нечто более глубокое. В них появилась страсть, смешанная с любопытством и некоторым священным ужасом.

— Ты — самое лучшее, что мой сын получил в своей жизни.

— Нет, это ты самое лучшее, — возразил он, поднося ее руку к губам. Поцелуй, запечатленный на ладони Чессы, заставил ее вздрогнуть. — Ты его душа, сила и радость. Ты его мать. Ты — все в его жизни.

Секунду Чесса смотрела в пространство не дыша. Ник даже испугался, что она сейчас задохнется. Затем она перевела дыхание, и в полумраке сверкнула ее улыбка. Она заглянула Нику в глаза, находя в них нечто, чего никогда еще не видела.

Столько лет прожито зря, подумал Ник. Все беды и радости, открытия и потери, которые они должны были встречать вместе, эта женщина приняла одна. Она должна была стоять перед проблемами жизни в одиночестве, потому что его не было рядом с ней.

Чувство вины больно кольнуло его. Ник отступил назад и выпустил ее руку, чтобы вытащить сложенный конверт из кармана.

— Прости, я должен был отдать тебе это раньше.

Озадаченная, Чесса приняла конверт.

— Что это? — Она открыла конверт и вытащила длинный песочно-желтый лист бумаги. При взгляде на него она побледнела и затаила дыхание.

— Я понимаю, что этого недостаточно. Но будет больше, как только я ликвидирую некоторые долгосрочные вложения и…

— Нет! — Чесса сунула чек ему в руки с такой силой, что он невольно отступил на шаг назад. — Я не нуждаюсь в твоих деньгах!

Он видел ужас, светившийся в ее глазах, и морщинки сожаления, прорезавшие кожу около рта.

— Ты не должна нуждаться в деньгах, Чесса. Бобби мой сын, и я отвечаю за его финансовое обеспечение. Я знаю, что тут немного, но я уже оформляю документы на ежемесячное перечисление, так что…

— Нет!!! — У нее перехватило горло. Она затрясла головой, прижав руку ко рту. — Мне не нужны твои деньги! Я не хочу принимать их и не буду! Пожалуйста, не упоминай о них.

Растерянный, Ник протянул руку.

— Но это моя обязанность, Чесса.

Леденящий кровь вскрик заставил его обернуться в поисках опасности.

— Мама, мама! Где ты? Мама!!!

Прежде чем Ник сообразил, куда бежать, Чесса бросилась вверх по лестнице и закричала:

— Я тут, милый! Мама рядом, здесь!

Жалобный детский голос, выражавший страх еще больше, чем предыдущий крик, произнес:

— Мама!

— Да, Бобби, я тут, все в порядке. Ты можешь спокойно спать.

— Да, ладно, мама. — Голос ребенка был уже нормальным и сонным. Это еще больше испугало Ника. — Спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, дорогой.

Все затихло. Ник наконец обрел голос:

— Что случилось?

Чесса глубоко вздохнула, обеспокоенно глядя на него.

— Я не знаю. Это началось примерно в пять лет, почти сразу после смерти отца его одноклассника.

— Ночные кошмары?

— Не совсем. Это больше похоже на хождение во сне. У него было несколько приступов лунатизма. Несколько раз в неделю Бобби зовет меня во сне. Как только он слышит мой голос, он успокаивается.

Ник припомнил, как в первый раз, когда он отнес сына в постель, тот попросил его оставить включенным свет в коридоре.

— Бобби понимает, что является причиной его страхов?

Чесса облизнула губы.

— Он никогда не вспоминает о них, когда просыпается. — Она не сводила с него взволнованных глаз. — Ладно. Я еще раз хочу тебя поблагодарить за прекрасный день.

— Но мы должны еще поговорить…

— Уже поздно. Ник.

Она отвернулась, но, прежде чем открыла дверь, Ник успел увидеть страх в ее глазах. Ему ничего не оставалось, как выйти. На крыльце он остановился.

— Спокойной ночи, Чесса.

— Спокойной ночи, Ник.

Она увидела решимость, загоревшуюся в его глазах, за мгновение до того, как рука скользнула по ее талии и притянула ее к нему. Сила его рук тревожила Чессу, но она не боялась ни этой силы, ни его самого. Тепло исходило от мощного тела

Ника, согревая ее до самых кончиков пальцев. Чесса ощущала волны энергии, заполнявшие ее. Прошло много времени с тех пор, как ее целовал мужчина, и еще больше времени с тех пор, когда она хотела, чтобы ее целовали. Чесса желала поцелуя каждой частичкой своей души. Ник на секунду встретился с ней глазами, безмолвно умоляя. Чесса подняла лицо в молчаливом согласии, скорее инстинктивно, чем благодаря опыту. Его объятия стали тверже, и она оказалась крепко прижатой к его телу. Ник склонил голову и прижался к ее губам с еще большей страстью, чем она мечтала. Поцелуй был нежным, просящим, постепенно наполнявшимся всепоглощающей страстью. Это потрясло Чессу до глубины души и возродило те чувства, о которых она давно забыла. Эмоции хлынули волной. Это был настоящий мужской поцелуй — приглашение к любви. Он был настолько покоряющим, что Чесса подчинилась этому зову. Ее колени подогнулись, пальцы впились в его плечи, и она практически повисла у Ника на руках.

Когда он наконец оторвался от Чессы, она долго не могла прийти в себя. Смятение в его глазах сказало ей, что Ник так же потрясен, как и она.

— Это было даже прекраснее, чем я запомнил, — прошептал он хрипло.

В горле у Чессы мгновенно пересохло. Она не могла бы ответить, даже если бы захотела. К счастью, ей ничего не нужно было говорить. Ник нежно попрощался с ней и сбежал с крыльца. Через минуту мотор его машины зарычал, удаляясь, и вскоре затих.

Только тогда Чесса осела, прислонившись к двери, и крепко обхватила себя руками.

Чувство вины угнетало ее. Ник был пойман в сети лжи, они все были опутаны этой сетью. И Чессе приходилось поддерживать это заблуждение ради Бобби, ради своих родителей и, в конце концов, ради Ника. И ради себя тоже. Раскрыть правду означало разрушить все, что ей было дорого.

Правда теперь была ее врагом, от которого она не могла защититься. Она не понимала, как обман может быть злом, если он несет столько радости, в то время когда правда доставит одни сожаления. Но обман имел свою цену. Чесса даже не представляла, какова будет эта цена.

Стояло ясное осеннее утро, яркое и прохладное, с легкими, пухлыми облачками над далекими пиками Сьерры. Небо было таким же голубым, как глаза его любимого сына. Эти глаза сейчас сияли доверием, от которого сердце Ника таяло.

Они двигались по проселочной дороге. Бобби запрыгнул на плоский валун у обочины, высящийся над разлившейся рекой. Легкий взмах руки, и камешек дважды скакнул по глади воды, прежде чем исчезнуть в глубине, подняв рябь, разбежавшуюся кругами.