— Потому что я больше не нуждаюсь в тебе. Сейчас я в полном порядке.

— Может быть. — Его бровь изогнулась, пока он скептически смотрел на Даниэллу. — Но я остаюсь. Ведь это случилось по моей вине. Если бы я не упросил тебя покататься верхом, ничего бы не произошло.

Даниэлла сжала губы. Сердце ее отчаянно билось в груди, и она не сомневалась, что этой ночью уснуть не сможет. Она будет всю ночь думать, спит ли Байрон или пытается найти дорогу в ее комнату, а в конечном счете — в ее постель. Думать об этом было просто невыносимо!

Но Даниэлла зря беспокоилась. В десять часов вечера Байрон принес ей кружку горячего шоколада, спросил, не нужно ли ей еще чего-нибудь, и, поцеловав ее быстро в щеку, ушел. Даниэлла не видела его до следующего утра.

Однако она его слышала. Это было где-то в полночь. Перед тем как отправиться спать, Байрон зашел в ванную комнату, которая была напротив ее спальни, а затем прошел в свою спальню, которая находилась рядом с ее комнатой. Он пытался все делать тихо и не шуметь, но Даниэлла слышала, как он тихонько раздевался и как наконец улегся на кровать. Все эти звуки были до боли ей знакомы, и они убеждали ее в том, что она, на самом деле, очень скучала без него, что она сильно желала его и что он очень много для нее значил.

Этой ночью ей приснился Байрон. Во сне она видела все то, в чем ей было отказано: детей и смех, любовь и счастье. И когда она проснулась на рассвете, по ее щекам струились слезы.

Она услышала, как Байрон встал и спустился вниз. Даниэлла тотчас же отправилась в ванную и умыла мокрое от слез лицо. Ей очень не хотелось, чтобы Байрон задавал ей сейчас вопросы. И когда он поднялся посмотреть, проснулась ли она, Даниэлла расчесывала волосы, сидя на кровати. На ее лице при этом сияла приклеенная приветливая улыбка.

— Я бы сказал, улучшение налицо. — Это были первые его слова.

Даниэлла наклонила голову.

— Я чувствую себя намного лучше. Ко мне возвращается мое обычное состояние.

— Если ты думаешь, что я оставлю тебя одну, то очень ошибаешься, — твердо сказал Байрон. — Я знаю, что произойдет в тот момент, когда за мной закроется входная дверь. Поэтому я пойду и приготовлю завтрак.

Даниэлла хотела сказать, что она может приготовить и сама, но Байрона уже не было в комнате. А еще через несколько минут ей был подан завтрак. На подносе стоял бокал свежевыжатого апельсинового сока, слегка поджаренный хлеб, сваренное вкрутую яйцо, ее любимый фарфоровый заварной чайник и — одна красная роза!

Именно роза взволновала ее. Это было так многозначительно. Тут ей вспомнился ее сон, и Даниэлла почувствовала, что слезы вновь жгут ей глаза.

— Не нужно было так беспокоиться, — охрипшим от волнения голосом произнесла она. — Спасибо.

— Настоятельно советую все это съесть. Налить тебе чаю?

Неужели его голос охрип так же, как и у нее? Неужели он заметил ее реакцию? Знал ли он, что она сейчас чувствует?

— Я сама справлюсь, — мягко проговорила она.

— Ну, в таком случае я пойду и тоже позавтракаю. — Байрон заколебался, словно надеясь, что она все-таки предложит ему присоединиться к ней, но Даниэлла продолжала молчать, поэтому Байрон повернулся и вышел.

Даниэлла еще долго смотрела на цветок. Байрон снова признавался ей в любви с помощью этой красной розы, а она не хотела этого. Она страстно желала одного — чтобы он, наконец, ушел. Сколько раз она говорила Байрону, что в ее жизни нет для него места; даже намекала, что в ее жизни есть другой мужчина. Что же еще может на него подействовать?

Даниэлла откусила маленький кусочек тоста и сделала небольшой глоток чая, так как аппетита у нее совсем не было. Когда Байрон вернулся, он увидел, что поднос с завтраком отодвинут в сторону.

— С едой что-нибудь не так? — нахмурился Байрон.

— Не в этом дело.

— Ты не голодна?

— Лежание в кровати не способствует возбуждению аппетита, — раздраженно отпарировала она. — Все, я встаю.

Что ж! Если она ожидает сопротивления с его стороны, она его не получит.

— Очень хорошо, но тебе еще нужно быть очень осторожной.

— Я знаю: ни верховой езды, никаких энергичных занятий. Но в таком случае я могу побездельничать и в саду. Может быть, подрежу розы. — Розы! Почему она упомянула их в разговоре?

— Можешь понаблюдать за тем, как я буду приводить в порядок твои газоны.

Даниэлла расстроилась. Она совсем не хотела, чтобы он все делал за нее.

— Я благодарна тебе за то время, что ты провел со мной, Байрон, но ведь у тебя есть свои собственные дела. А я сейчас буду в полном порядке.

— Боже, какая воспитанность! На самом деле ты хотела сказать, тебе не нравится, что я нахожусь в твоем доме. Может быть, тебя больше устроило, если бы за тобой ухаживал этот твой возлюбленный, а? Этот таинственный мужчина, которого никогда не видно поблизости. Может быть, ты хочешь, чтобы я позвонил ему?

— Ты смешон, Байрон.

— Смешон? — гневно переспросил он. — Он обрадуется, когда узнает, что я оставался здесь на ночь? Или ты ему не скажешь? Это будет наш с тобой маленький секрет, да? А он знает, что твой бывший муж опять появился в твоей жизни? И как много он знает обо мне, Элли? Все? Или вообще ничего? — Даниэлла не ответила, и он продолжал: — Ты не рассказала ему, не так ли? Почему? Боишься, что он будет тебя ревновать? Боишься, что из-за этого между вами могут возникнуть проблемы? А, Элли?

— Замолчи! — Даниэлла не могла больше выносить его язвительных замечаний. — Если тебе уж так необходимо это знать, то объясняю: он работает за границей.

— Ты ждешь, что я в это поверю? — с презрением спросил Байрон. — Ты так же полагала, что я поверю, будто твой муж уехал. Знаешь, что я думаю, Элли? Я думаю, что он существует лишь в твоем воображении — как защита против меня.

На долю секунды Даниэлла закрыла глаза.

— Ты можешь верить во что хочешь, Байрон, но Тони существует на самом деле. Я тебя в этом уверяю. А сейчас, если ты не возражаешь, я хотела бы одеться.

— Тони. А дальше?

— Зачем?

— Я хочу знать.

Даниэлла пожала плечами.

— Тони Кохран. Но разве это что-то меняет? Хочешь проверить, действительно ли он существует, да? Ты еще что-нибудь хочешь о нем знать? Может быть, дату рождения? Адрес? Или номер страхового полиса?

— Хорошо. — Он остановил ее рукой. — Ты доказала.

— Теперь ты мне веришь?

Байрон кивнул, и Даниэлла прочитала в его глазах боль поражения и крушение всех его надежд. Он подхватил поднос и вышел из комнаты.

Даниэлла упала обратно на подушки. Сейчас, когда она наконец довела до сознания Байрона мысль о беспочвенности его надежд, она почувствовала невыносимую печаль. Это было единственно правильное и лучшее решение, но тем не менее мысль о том, что она никогда больше не увидит его снова, была самой ужасной пыткой, которую только можно было себе представить. Байрон снова стал частью ее жизни, и поэтому теперь, когда его больше не будет, в ее жизни образуется громадная пустота.

Прошло несколько минут, прежде чем Даниэлла заставила себя подняться с кровати. Еще больше времени прошло, когда она наконец стала спускаться вниз. Остаток дня показался ей сущим адом.

Байрон вел себя довольно дружелюбно. Он был так же предупредителен, как и раньше, но в нем теперь появилась какая-то отчужденность, а глаза его показались Даниэлле очень печальными. Он обращался с ней как с другом, а не как с возлюбленной, не как с женщиной, которую любил.

Больше он не флиртовал с ней и не очаровывал возбуждающими желание прикосновениями, жестами или словами. А после очень вкусного обеда он быстро встал — ни один из них даже не успел отдать должное этому замечательному обеду — и объявил о своем намерении вернуться в отель.

— Мне кажется, ты сейчас достаточно хорошо себя чувствуешь, поэтому теперь тебя можно оставить одну.

Даниэлла кивнула.

— Ты был очень добр. — Какие банальные слова! Совсем не те, какие она намеревалась сказать.