– Mon cher, tu m’a oubli… Nous rencontrons encore. Je t’ettende!

И все. Ни слова больше.

– Дурацкие шутки, – сказал Кирилл умолкшему телефону. – Нет, ей-богу, что за дурацкие шутки. Не понимаю.

И в самом деле, было чего не понять. Французский язык, женский голос – звонкий, нежный и в то же время зловещий. Холодком потянуло вдоль хребта. Туманный силуэт мертвой девушки. Мертвая зыбь. Почему так качается пол? Жаклин умерла, и тело ее сожжено в крематории, и она сама уже забыта…

– Этого не может быть. Покойники не встают из своих могил, привидения выдумывают романисты и неуравновешенные люди, – говорил себе Кирилл, утирая со лба омерзительно липкий холодный пот.

Но в душе росла и крепла уверенность, что это именно Жаклин позвонила ему, это она упрекнула за измену, за забывчивость и ждет встречи. Промелькнула совершенно идиотская мысль – что, если она осталась жива? Что, если ее спасли, откачали и ничего ему не сказали? Но эта невероятная версия тут же растаяла. В это поверить было, пожалуй, сложнее, чем в выходцев с того света.

Только через пару часов Кирилл немного пришел в себя, к нему пришло решение – ясное как белый день. Ну конечно же, это сообщение – ошибка! В большом городе часто путаются номера, сбиваются линии, в телефонной трубке звучат чужие и далекие голоса незнакомых людей. Экзальтированная иностранка, позвонившая своему русскому любовнику, попала на автоответчик Кирилла. Допустим, она не поняла, что ошиблась, потому что не расслышала и не поняла приветствия автоответчика, прощебетала что-то и бросила трубку, да и дело с концом! То же мне, бином Ньютона!

Но на этом день сюрпризов не окончился. Лелька, со своей потрясающей новостью ворвавшаяся в середину рабочего дня, окончательно отвлекла Кирилла от раздумий. Что ж, это хорошо, что так вышло. Пожалуй, несколько внезапно, но к этой внезапности Кирилл должен был оказаться готов – всегда следует ожидать подобного, если связан с женщиной давно и прочно. Да и зачем он столько времени избегал женитьбы? Не все ли равно? Ложная самостоятельность, отстраненность и возможность в любой момент разорвать надоевшие отношения не так уж много стоят, когда речь идет о серьезной привязанности. По крайней мере, этот гордиев узел оказался разрубленным.

Теперь пойдут предсвадебные хлопоты… Решено было, не тратя времени даром, соединить жилплощади, приобретя одну большую квартиру, а студию оставить за Кириллом, чтобы ему было куда приходить творить и где реабилитировать свою потребность в независимости. Как молодые проведут медовый месяц – пока под вопросом, все зависит от того, как Лелька будет себя чувствовать. Но медовый месяц нужен обязательно, потом, когда родится ребенок, еще долго нельзя будет путешествовать. «Хорошо бы родилась девочка», – пришло в голову Кириллу, и он сам удивился этой мысли. Вроде бы положено хотеть мальчика, вроде бы это нормальное желание для отца. Но Кирилл видел рядом с собой именно девочку, нарядно одетую, кудрявую, веселую. Он станет ее баловать, будет звать своей маленькой принцессой и гордиться ее красотой… И будет ее рисовать, рисовать без конца – живую, плотненькую, увесистую!

И тут зазвонил мобильник. Дурацкая мелодия. Ольга ему прислала.

– Cyril, je t’ettend, vais-toi immediament, – раздалось в трубке.

– Кто ты? – спросил Кирилл, похолодев. Голос был тот же самый, что и утром на автоответчике. Стеблев не ждал ответа, но послышался тихий смешок и тот же голос произнес, вкрадчиво и нежно:

– Jackline…

Гудки.

Кирилл отбросил трубку, словно держал в руках ядовитую змею. Мутилось в голове. Мир, такой ясный и понятный, приобретал черты дешевого голливудского триллера, в нем не было места нормальным человеческим чувствам, обычным эмоциям, не было места здравому смыслу и холодному рассудку. Взгляд искал за что-нибудь зацепиться, но привычные вещи домашней обстановки выглядели холодно и враждебно – скалилась льдистыми подвесками старомодная люстра под потолком, отрешенно сверкало зеркало, и вечер заглядывал в обнаженные окна, как насмешливый соглядатай. И что-то новое, непривычное было в самом воздухе квартиры. С невероятным болезненным трепетом Кирилл понял, что это «что-то» – тонкий запах знакомых, сложных и красивых духов. В эту секунду взгляд его нашел сверкающую точку на журнальном столике, впился в нее, и Кирилл тихо охнул. Маленький одноразовый шприц, наполненный неведомой заботливой рукой, лежал на блюдце. Блюдце было – как успел сообразить Кирилл – из парадного сервиза, который стоял в полном забвении в посудной горке.

Как загипнотизированный, Стеблев сделал шаг. Вот оно. Вот к чему были эти загадочные звонки. Напрасно он придумывал себе оправдания, напрасно измышлял объяснения всему случившемуся. Есть на свете силы, которым наплевать на здравый смысл. Жаклин вернулась с того света, чтобы увести за собой. Она звонила и смеялась тихо и нежно, она оставила в его доме запах духов и она заботливо приготовила ему этот шприц – крошечный сосуд забвения, маленькую птичку колибри, которая присела на фарфоровое расписное блюдце, как на редкий тропический цветок. Но стоит прикоснуться, даже просто сделать шаг – и она вспорхнет, вопьется тонким клювом в голубую дорожку вены на сгибе руки, и придет за этим прикосновением покой, тишина, долгожданная встреча за пределом вечности. Разве не об этом Кирилл думал все эти дни, разве не этого ждал?

Он сделал шаг. И еще шаг, уже привычно закатывая рукав рубашки. Мешал плащ, Кирилл сорвал его, бросил на пол. В квартире было тихо, тиканье часов сливалось с гулким, горячим биением крови в висках. Он протянул руку – и опомнился.

В стену полетело блюдце из старинного столового сервиза на двенадцать персон. Что поделать, одной персоне придется обойтись без блюдца. Бедная, как же она? Шприц с отравой закатился под диван. Кирилл опрометью, словно за ним гнались все черти ада, кинулся прочь из комнаты.

Он закрыл дверь в столовую и пронесся, громко топая, в свой кабинет. Мир приобрел отчетливость, мысли вернулись на привычный круг. Какого черта! Неужели он так разнюнился, что принял всю эту дешевую мистику всерьез? Звонки по телефону, имя Жаклин, французская речь… Что бы это ни было – но голос никак не походил на голос его покойной возлюбленной, нисколько! И запах сладких духов – это не могли быть ее духи, хотя бы потому, что она не пользовалась духами, говоря, что самое лучшее – запах чистого тела и дорогого мыла… Ее запах он узнал бы из миллионов, но эти духи принадлежали не ей!

Кирилл приложил ладонь к левой стороне груди. Сердце билось громко, но ровно, и он ощутил благодарность по отношению к безотказному маленькому моторчику, который никогда в жизни его не заботил, не беспокоил и не подводил. Все хорошо. Теперь осталось разобраться – кто мог над ним так дурацки пошутить? Кому понадобилась эта мистификация?

Разумеется, можно было узнать о скандале. Из старых газет, и русских и французских. Расспросить некоторых людей, которые имели отношение к этой драме или просто о ней знали. Правда, таких можно пересчитать по пальцам – отец, его молодая жена, с которой Стеблов-старший сошелся уже здесь, в России. Ее дочь, единокровная сестра Кирилла. Эта две могли бы рассказать, если сами знали. Врачи в санатории. Но тут Кирилл понял, что совершенно не способен размышлять на эту тему. И более того – не в силах оставаться в одиночестве. Надо ехать к Ольге. Разумеется, он не станет тревожить ее рассказом о своих злоключениях, не стоит тревожить ее в нынешнем положении. Но достаточно того, что она будет рядом, обнимет теплыми руками и прощебечет что-нибудь. А расследовать это пренеприятнейшее происшествие вполне можно и завтра, ничего страшного. За это время и в голове все уляжется… С этими мыслями Кирилл выбежал из дома, где ему пришлось пережить столько ужасных мгновений.

В прихожей запах духов держался еще отчетливей, и вдруг Кирилл его узнал. Так пахла Жанна… Жанна, которой он рассказывал про Жаклин – Жаклин живую, Жаклин мертвую, Жаклин сожженную. Но зачем она подшучивает над ним? Или это месть, изящно-язвительная месть?