— Если хотите, можете говорить «фашисты», какая разница? Да, он был из этих. Да. Как и тот тип в Италии. Муссолини, или как там его звали? Как ветер: муссон, пассат. Да-а, напакостил он много. Устраивал здесь сборища и все такое прочее. Начал все это один такой, звали его Мосли.
— В первую войну здесь была девушка по имени Мэри Джордан, так ведь? — спросила Таппенс, сомневаясь, правильно ли поступает.
— А, да. Говорили, была смазливая. Да. Выуживала секреты из моряков и солдат.
Очень старая дама затянула тонким голоском:
— Мой любимый не во флоте и не в армии,
Он красив, и статен, и плечист.
Мой любимый не во флоте и не в армии,
Королевский он артиллерист.
Когда она допела куплет, старик запел свою песню:
— Далеко до Типперери,
Путь и труден, и постыл,
Далеко до Типперери,
А что дальше, я забыл.
— Ну хватит, Бенни, хватит, — произнесла решительная с виду женщина, возможно его жена или дочь. Другая старая дама запела дрожащим голосом:
— Любит девушка матроса,
Потому, что он матрос.
Любит девушка матроса,
А какой с матроса спрос?
— Перестань, Моди, ты уже всем надоела с этой своей песней. Пусть леди услышит что-нибудь интересное, — сказал дядя Бен. — Она пришла сюда послушать о том, что было спрятано и из-за чего поднялась шумиха, верно? Эту историю.
— Звучит очень увлекательно, — оживилась Таппенс. — Значит, что-то таки БЫЛО спрятано?
— Ну, да, еще до меня, но я слышал об этом. Да. Перед 14 годом. Слухи переходили из поколения в поколение, но никто точно не знал, что именно, и чего ради поднялась такая суматоха.
— Это было как-то связано с соревнованиями по гребле, — сказала старая дама. — Знаете, между Оксфордом и Кэмбриджем. Меня один раз возили на них. Соревнование проходило в Лондоне на реке и под мостами. Чудесный был день. Оксфорд вырвался вперед на порядочное расстояние.
— Какую чепуху вы все болтаете, — заявила мрачная женщина, чья седина отливала сталью. — Ничего вы об этом не знаете. Я знаю больше всех вас вместе взятых, хотя это произошло задолго до моего рождения. Мне рассказала моя двоюродная бабушка Матильда, а ей — ее тетя Лу. А произошло это сорока годами раньше. Ходило много историй, и многие люди пытались разыскать тайник. Говорили, что сюда из австралийских приисков привезли золотой слиток, что-то в таком духе.
— Глупости, — произнес старик, презрительно попыхивавший трубочкой. — Они попросту перепутали золотой слиток с золотыми рыбками — по неграмотности.
— То, что спрятали, наверняка стоило кучу денег, — вставил кто-то еще. — Понаехало много народу из правительства, да и из полиции. Искали, искали, но так ничего и не нашли.
— У них не было указок. Указки есть, но надо еще знать, где их искать. — Еще одна старая дама со знающим видом кивнула. — Указки бывают всегда.
— Как интересно, — сказала Таппенс. — Где? Я имею в виду, где эти указки? В деревне, вне ее или…
Этот непредусмотрительный вопрос вызвал по меньшей мере шесть разных ответов, произнесенных одновременно.
— В трясине за Тауэр Уэст, — говорил один.
— Нет, за Литтл Кении. Да, совсем рядом с Литтл Кении.
— В пещере у моря. У самого Болдиз Хед. Знаете, там, где красные скалы. Это и есть то самое место, там, где туннель контрабандистов. Чудесная, должно быть, вещь. Говорят, она до сих пор там.
— Поговаривали о старинном испанском корабле еще со времен Армады. У здешнего берега затонул корабль, полный дублонов.
Глава 10
Нападение на Таппенс
— Господи Боже! — воскликнул вернувшийся вечером Томми. — Ты выглядишь очень усталой, Таппенс. Что ты делала? У тебя изможденный вид.
— Я измождена, — сказала Таппенс. — Не знаю, смогу ли я прийти в себя. О Боже.
— Но ЧЕМ ты занималась? Лазала по лестницам за новыми книгами?
— Нет, нет. Я больше не хочу смотреть на книги. Этот этап позади.
— В чем же тогда дело? Чем ты занималась?
— Знаешь, что такое КП?
— Нет, — ответил Томми. — Вернее, да. Это… — Он умолк.
— Да, Элберт знает, — сказала Таппенс, — но это не совсем то, что ты думаешь. Я сейчас тебе расскажу, но сперва тебе лучше что-нибудь выпить. Коктейль, виски или что-нибудь еще. И я тоже выпью.
Она более — менее подробно пересказала Томми дневные события. Томми снова воскликнул «Господи Боже!» и добавил:
— Куда только ты не пролезешь, Таппенс. Услышала что-нибудь интересное?
— Не знаю, — ответила Таппенс. — Когда шесть человек говорят одновременно и все — разное, причем большинство из них невнятно, трудно сказать, о чем идет речь. Но несколько идей, я похоже, вынесла.
— Что ты имеешь в виду?
— Ходят истории о каком-то секрете, спрятанном здесь во время первой войны или даже раньше.
— Ну, это мы уже знаем, так ведь? — сказал Томми. — Нас проинструктировали на этот счет.
— Да. В деревне все еще поговаривают об этом. Всем забили уши подобными рассказами их тети Марии или дяди Бены, а, тетям Мариям — их дяди Стивены, тети Рут или бабушки. Истории переходили из поколения в поколение. Какая-то из них может оказаться правдой.
— Что, затесавшись среди других?
— Ну да, — сказала Таппенс. — Как иголка в стоге сена.
— И как ты собираешься найти иголку в стоге сена?
— Я выберу из всех рассказов несколько наиболее вероятных. Некоторые люди рассказывают то, что они действительно слышали. Мне придется изолировать их от остальных, по крайней мере на короткий период времени, и заставить их рассказать мне в точности то, что им рассказывали их тетя Агата, тетя Бетти или дядя Джеймс. Затем то же самое проделаю с другим и, возможно, от кого-то услышу очередную подсказку. Должна же где-то быть какая-то подсказка.
— Да, — согласился Томми, — должна. Но мы не знаем, какая.
— Ну, ее мы и стараемся найти, так ведь?
— Я имею в виду, что прежде, чем ее искать, надо иметь о ней хоть какое-то представление.
— Не думаю, что это золотые слитки с корабля испанской армады, — сказала Таппенс, — или нечто, спрятанное в пещере контрабадистов.
— Возможно, французское бренди высшего качества, — с надеждой произнес Томми.
— Возможно, но мы ведь ищем не бренди.
— Не уверен, — возразил Томми. — Возможно, именно его я и хочу найти. Такая находка пришлась бы мне по душе. Хотя, скорее всего, это окажется какое-нибудь письмо. Любовное письмо шестидесятилетней давности, с помощью которого можно будет кого-нибудь шантажировать. Сомнительно, конечно, в наши дни — как ты считаешь?
— Согласна. Но раньше или позже мы поймем, что ищем. Как ты думаешь, Томми, нам это удастся?
— Не знаю, — ответил Томми. — Я сегодня получил очередной факт.
— О. Какой?
— Насчет переписи.
— Чего?
— Переписи. В то время проводилась перепись населения — у меня записано, в каком году, — и, судя по ней, в доме Паркинсонов находилась уйма людей.
— Но как тебе удалось это узнать?
— О, моя мисс Коллодон провела кое-какие исследования.
— Я начинаю ревновать тебя к мисс Коллодон.
— Не стоит. Она строгая, часто одергивает меня и красой не блещет.
— Вот и отлично, — произнесла Таппенс. — Но при чем здесь перепись?
— Ну, когда Александр писал «это, должно быть, сделал один из нас», это могло означать, понимаешь ли, человека, который в то время был в доме и, следовательно, вынужден был занести свое имя в журнал переписчика, как и все, кто провел ночь под твоей крышей. Эти данные должны находиться где-то в архивах. И если знать нужных людей — я, разумеется, их еще не знаю, но выйду на них через людей, которых знаю — я полагаю, можно добыть список.