— Вы говорите о мистере Робинсоне?

— Да, я говорю о мистере Робинсоне. Ему хотели дать титул, знаете ли, но он не пожелал и слышать об этом. Вы ведь знаете, чем он занимается.

— Я полагаю, — сказал Томми, — что он занимается — ДЕНЬГАМИ.

— Верно. Это не материализм, но в деньгах он разбирается от и до. Он знает, откуда они приходят и куда уходят, и почему, и кто стоит за банками и крупными индустриальными предприятиями. Он знает, кто за что ответственен, кто зарабатывает состояние на наркотиках, кто поклоняется деньгам — не просто ради того, чтобы купить себе дом и два «роллс — ройса», но чтобы заработать еще больше денег и покончить со старыми верованиями. Верой в честность, в справедливую торговлю. Миру не нужно равенство — нужно, чтобы сильные помогали слабым, богатые финансировали бедных. Чтобы хороших и честных уважали и восхищались ими. Финансы! Все рано или поздно упирается в финансы. Что делают деньги, куда они уходят, кого они поддерживают, как глубоко они спрятаны. Люди, которых вы хорошо знаете, люди, в прошлом имевшие власть и мозги, сумевшие заработать на этом деньги, проводили кое-какие секретные операции, о которых нам необходимо узнать. Узнать, к кому перешли их секреты, кто сейчас во главе происходящего. «Ласточкино гнездо» было чем-то вроде штаба, я бы так выразился, злых сил. Позднее в Холлоуки произошли и другие вещи. Помните такого Джонатана Кейна?

— Только имя, — ответил Томми. — Не помню, кем он был.

— Говорили, что он был тем, кем сначала восхищались — а затем назвали фашистами. Это было прежде, чем все поняли, кто такой Гитлер на самом деле. Но были времена, когда мы считали, что для преобразования мира нужно нечто вроде фашизма. У этого Джонатана Кейна были последователи, и немало. Молодые, не очень молодые, всякие. У него были планы, определенная власть, он знал секреты кое-каких людей и пользовался этим власти ради. Как всегда, шантаж. Мы хотим знать, что он знал, что делал; возможно, остались его планы и последователи, молодые люди, которые продолжают верить в его идеи. У него были секреты — вы же знаете, всегда есть секреты, которые стоят денег. Я говорю самые общие вещи, потому что не знаю подробностей. Беда в том, что и никто не знает. Мы считаем, что знаем все, петому что многое повидали — войны, сумятицу, мир, новые формы правления. Мы считаем, что знаем все, но так ли это? Что мы знаем о бактериологической войне? Знаем ли мы все о газах, о способах загрязнения окружающей среды? У химиков свои секреты, у медиков — свои, у служб — свои, у армии, у флота, у всех. И не все теперешние, некоторые из них — давние. Некоторые из них были близки к раскрытию, но раскрыты не были. Время не пришло. Но они были записаны, преданы бумаге или переданы людям, у этих людей были дети, а у их детей — свои дети, и некоторые секреты могли сохраниться до сегодняшних дней. Сохранены в завещаниях, документах, оставленных у адвокатов с распоряжениями хранить до определенного часа.

Некоторые люди не понимают, чем владеют, некоторые уничтожили документы, не осознав их важности. Но нам нужно пытаться узнать, потому что все время что-то происходит. В разных странах, в разных местах, во время войн, во Вьетнаме, партизанских войн, в Иордании, в Израиле, даже в странах, не втянутых в войну. В Швеции, в Швейцарии — повсюду. Нам нужны ключи к этим событиям. И есть теория, что некоторые ключи следует искать в прошлом. А вернуться в прошлое невозможно. Не пойдешь же к врачу и не скажешь: «Загипнотизируйте меня, чтобы я узнал, что происходило в 1914», или в 1918, или еще раньше. В 1890, может быть. Что-то планировалось, что-то так и не произошло, осталось в проектах. Надо оглядываться назад. Вы же знаете, как в средние века мечтали летать. И у них были кое-какие представления. У древних египтян тоже были идеи, так и не получившие развития. Но если идеи передаются из поколения в поколение, когда-нибудь они попадут в руки человека, у которого хватает средств и ума, чтобы развить их, и тогда может произойти все, что угодно — плохое, хорошее. В последнее время появилось ощущение, что кое-какие изобретения — та же бактериологическая война — невозможно объяснить без какого-то тайного процесса, который, возможно, сочли неважным — и ошиблись. Кто-то, в чьи руки он попал, смог улучшить его с потрясающими результатами. Получились составы, могущие изменить характер человека, возможно, превратить хорошего человека в дьявола. И, конечно, ради денег. Вот единственная причина. Деньги и то, что можно купить на деньги.

Власть, например. Ну-с, молодой Бересфорд, что вы на это скажете?

— По-моему, ужасная перспектива, — сказал Томми.

— Да, без сомнения. Но вы не считаете, что я несу чушь? Что все это — старческие фантазии?

— Нет, сэр, — ответил Томми. — Я считаю, что вы в курсе событий и всегда были в курсе событий.

— Гм. Поэтому-то они и обратились ко мне, да? Пришли, принялись жаловаться на дым, мол, они задыхаются, но — знаете, было время, время франкфуртской истории, — когда нам удалось положить этому конец. Мы добрались до человека, находившегося во главе. За сегодняшними событиями тоже стоит кто-то, возможно, и не один человек. Может быть, мы знаем, кто, а если нет — что ж, мы знаем, что происходит.

— Ясно, — проговорил Томми. — Я почти понимаю.

— Вот как? Вам это не кажется чепухой? Фантастическими выдумками?

— Я не думаю, что фантастическое не может быть реальным, — сказал Томми. — За свою долгую жизнь я познал эту истину. Самые невероятные вещи, в которые никак не мог поверить, оказывались правдой. Но вы должны помнить, что у меня нет никакой квалификации. Мне не хватает научных знаний. Я занимался исключительно безопасностью.

— Но вы — человек, которому всегда удавалось выяснять истину, — возразил полковник Пайкэвей. — Вы и ваша жена. Говорю вам, у нее нюх на такие вещи. Она любит добывать информацию. Водите ее с собой. Женщины такие, они умеют вынюхивать секреты. Если они молоды и красивы, они делают это, как Делила. Если стары — я вам вот что скажу: у меня была старая двоюродная бабка, и не существовало такого секрета, в который она не сунула бы нос и не разузнала всю правду. Есть и денежная сторона. Ею занимается Робинсон. Он разбирается в деньгах. Он знает, куда, к кому и зачем идут деньги, откуда и на что. Он знает все о деньгах. Как доктор щупает ваш пульс, так и он чувствует финансовый пульс. Где находятся средства, кто, зачем и почему их использует. Я говорю вам это потому, что вы оказались в нужном месте. Вы оказались там случайно, без всяких подозрительных причин. Вы — обычная пожилая супружеская пара на покое, ищете хороший дом, где можно дожить спокойно свою жизнь, шарите по его углам и не прочь поболтать. В один прекрасный день вы можете услышать фразу, которая вам что-нибудь подскажет. Вот этого я от вас и хочу. Глядите повнимательнее, выслушивайте рассказы о добрых старых временах или недобрых старых временах.

— Все еще поговаривают о скандале во флоте и чертежах вроде бы подводной лодки, — сказал Томми. — Несколько человек упоминали о них, но никто ничего конкретно не знает.

— Для начала неплохо. Примерно в то время, знаете ли, Джонатан Кейн и жил в ваших краях. У него был коттедж у моря, и он вел там свою пропаганду. Последователи чуть не боготворили его. Какой там Кейн! Я бы сказал, скорее Каин. Увлекался средствами массового поражения. Он уехал из Англии. Говорят, перебрался через Италию в более отдаленные страны. Не знаю, где здесь правда, где слухи. Говорили, он уехал в Россию, в Исландию, в Америку. Но куда точно, что он там делал, кто поехал с ним и слушал его, мы не знаем. Но мы предполагаем, что он много знал: он пользовался популярностью, соседи приходили к нему на ленч, он ходил к ним. Но вам я скажу одно: будьте внимательны. Хорошенько разнюхивайте, но, ради Бога, будьте осторожны. Оба. Приглядывайте за — как ее зовут? Пруденс?

— Никто никогда не называл ее «Пруденс». Таппенс, — сказал Томми.

— Хорошо. Присматривайте за Таппенс и скажите Таппенс, чтобы она присматривала за вами. Следите за тем, что вы едите, пьете, куда ходите, кто набивается вам в друзья и зачем. Что-нибудь да подвернется. Что-то странное, неординарное, какая-нибудь былая история, которая что-то значит. Какой-нибудь потомок или родственник, знавший умерших людей.