— Лучше на бумагу.

Ламберт кивнул. Из внутреннего кармана он вынул небольшой блокнот и золотую ручку.

— С чего мне начать?

— Мэг, это не допрос. Просто расскажи о себе.

— Я выросла в Саймонвиле. Это небольшой городок в сорока пяти милях к востоку от Сакраменто. Я была приемным ребенком и, кажется, знала об этом всегда. Моими приемными родителями были и есть Джеймс и Одри Стемплы. Они звали меня Маргарет-Энн, или просто Мэг. Отчим — судья. Мачеха — дочь врача. Их родственники рассказывали мне, что Джеймс и Одри очень давно хотели ребенка. Мне говорили, что я — дочь одной дальней родственницы, но я знала, что это не так. Родители, а в особенности мать, много чего говорили мне, когда бывали рассержены, — вспомнила Мэг, и ей стало больно. — Я мало что помню из раннего детства, очень мало. Помню первый класс. Мне тогда несладко приходилось. И во втором — тоже. И даже в третьем.

— Плохое поведение? — поинтересовался Лукас.

В его голосе Мэг уловила едва заметный смех. Что ж, неудивительно, что он спросил об этом. Ладно бы поведение… Лукас Ламберт понял бы ее, может, даже оценил бы по достоинству. Непонятно, почему его мнение вдруг стало небезразлично ей.

— Нет, — призналась она. — Успеваемость. Я едва-едва переползла во второй класс. И всю начальную школу училась со скрипом.

— Вот уж не поверил бы!

— Джеймсу и Одри тоже не верилось. Особенно Одри. Раз за разом она вдалбливала мне, что я должна учиться лучше, что я, их дочь, не вправе позорить их доброе имя, что они сделали мне великое одолжение, удочерив…

— Есть много уважительных причин, по которым неглупый ребенок плохо учится в школе.

Мэг вздохнула, благодарно улыбнувшись ему.

— Спасибо на добром слове. Да, теперь-то я понимаю, что на самом деле не давала им и повода к недовольству… Скажи-ка мне еще раз, когда я родилась?

— Двадцатого января.

— Значит, Мэг Карлтон исполнится двадцать девять?

— Да.

На глаза Мэг навернулись слезы. Из свидетельства о рождении Маргарет-Энн Стемпл ясно как день, что всего пять месяцев назад ей исполнилось тридцать лет.

Ламберт не проронил ни слова. Встревоженная, Мэг подняла голову. Он неотрывно смотрел на нее; взгляд его был сосредоточенным; в руке он вертел золотую ручку.

— Мне начинает казаться, — наконец, заговорил он, — что Джеймсу и Одри придется за многое ответить. За «труды праведные», за воспитание чужого ребенка, за то, что они не холили и не лелеяли этого ребенка, раз уж он у них появился.

Лелеять! Да, именно так Мэг относилась к собственному сыну. Но как странно слышать такое слово из уст того, кого, похоже, самого никогда не любили.

— А как они ладят с Дэнни?

Мэг сначала не расслышала его вопроса. А услышав, помрачнела.

— Никак, — отрезала она. Ламберт коснулся наболевшего. — Они не видели Дэнни.

Мэг встретилась с Блейком Уилсоном еще школьницей в старших классах. Уже тогда она была худющей — сплошные ноги, руки, локти и коленки — и отчаянно тосковала по человеческому вниманию. Потому и поверила всему, что насочинял ей Блейк.

— Они не одобрили моего выбора, — продолжала она. — Предупредили, чтобы я не вздумала проситься обратно, когда наша супружеская жизнь не задастся. Когда же она и в самом деле не задалась, я… я не вернулась.

— А отец мальчика?

— Причина наших скитаний.

Ламберт сидел тихо, он больше не играл ручкой.

— Он распускал руки, — призналась Мэг. — Когда он нашел нас в последний раз, два года назад, он сломал Дэнни руку.

— Подонок в тюрьме? — ледяным тоном осведомился Ламберт.

Мэг окинула взглядом роскошную обстановку. К ней постепенно приходило сознание всей мощи и богатства Карлтонов. Их хватит, чтобы Лукас Ламберт-шериф защищал ее и ее сына. Но поверит ли ей Лукас Ламберт-человек?

— Нет.

Ламберт положил блокнот на разделявший их стол, рядом легла и золотая ручка.

— Почему?

— Мы были в Дэнвере, — бесстрастно продолжила она рассказ. — В палату «скорой помощи» вошел офицер полиции, приятный молодой человек. Я обратилась к нему с жалобой. К тому времени в клинику заявился Блейк. Он бывает иногда… очень убедителен. Блейк дал понять этому полицейскому, что и сам из полиции — капитан розыскного отдела в Саймонвиле. Рассказал тому пару историй про своего отца, шефа полиции, своего деда, в старые добрые времена тоже служившего в полиции. Выдумал наглую ложь о спорном опекунстве и убедил всех, за исключением одного врача, что я просто мстительная, истеричная бывшая жена.

— И этот негодяй все еще в полиции? — спросил Ламберт.

— Увы!

— Вы разведены?

— Да, конечно.

— Хорошо. Так даже проще. Нет, конечно, это не самое важное. Даже не будь вы в разводе, завтра же дюжина юристов трудилась бы над этим. Хочешь удовлетворить свое чувство мести, Мэг? Может, отнять у него работу? Крышу над головой? Фунт-другой его плоти?

— Нет. Пусть только оставит нас в покое.

— Для этого, Мэг, тебе не понадобится штат юристов, — сказал ей Лукас, и каждое его слово, сказанное мягким, спокойным голосом, вселяло в нее уверенность. — Клянусь, пока я рядом, ему не добраться до вас.

Самолет приземлился в небольшом, но современном аэропорту. Мэг показалось, что местечко чуть больше широкой прогалины, какие встречаются в лесистой части гор. Из иллюминатора была видна деревушка с белым шпилем, точно на почтовой открытке. Она расположилась немного выше, в горах.

Мэг растолкала Дэнни. Мальчуган сел в кресле и прильнул к иллюминатору, за которым простирались величественные горы, покрытые хвойными лесами. Дэнни, как и мать, был поражен открывшимся видом. Оба не могли скрыть своего восхищения.

Они спустились по трапу и пошли к машине Лукаса, последней модели «лендровера», ожидавшей на стоянке. Машина точно сошла со страниц глянцевого журнала. Лукас хотел было подсадить Дэнни, но мальчик отшатнулся.

Мэг заметила, как Лукас помрачнел и сжал губы, но тут же отступил, предоставив Дэнни сесть в машину самому. Он также посторонился, пропуская Мэг, только придержал для нее дверь переднего пассажирского сиденья.

Они приехали в самый центр городка. Машина свернула на посыпанную гравием дорогу, ведущую к огороженной стеной усадьбе. Дорога петляла среди деревьев и кустарников и вывела к огромному, из камня и дерева, дому.

Мэг сидела неподвижно, пока Лукас разворачивал машину. Он вышел и открыл ей дверцу. Она знала, что он настоит на этом жесте вежливости, будь ей хоть семнадцать, хоть семьдесят. Дэнни остался в машине. Мэг подумала, что он несколько оробел в непривычной обстановке. Но это пройдет. Там, в аэропорту Тулсы, Мэг рассказала Дэнни все то, что узнала от Ламберта. Но видела, что ему непросто свыкнуться с новостью, может, даже тяжелее, чем ей.

Мэг уловила приятный запах тлеющей древесины, поднимавшийся по каминной трубе. Она тут же почувствовала, как свежеет с приближением ночи. Дом, перед которым они стояли, так и манил укрыться от прохлады.

Лукас протянул руку помочь ей выйти из машины. Мэг с независимым видом приняла его руку. Она вышла из машины, ступив на зеленую траву, высаженную по краям дорожки.

На мгновение рука Лукаса сжала ее ладонь, будто обещая оградить от неприятностей, заботиться и любить, как не заботился и не любил до этого никто. В этом пожатии Мэг уловила и обещание большего, гораздо большего.

Дыхание Мэг сбилось. Совладав с собой, она обернулась к сыну.

— Давай, Дэнни, — мягко попросила она. — Пойдем познакомимся с нашей новой семьей.

— Да уж, — буркнул он. — Надеюсь, эти будут получше прежней семейки.

Их скромная процессия взбиралась на площадку перед входом. Дверь распахнулась, и в сгущавшиеся сумерки пролился свет. На пороге показался высокий мужчина, тот самый, с фотографии. Рядом с ним стояла хрупкая, миниатюрная молодая женщина; она казалась легкой, словно порхающая бабочка.

— Вы привезли их?! — воскликнула она. — Шериф Ламберт, вы в самом деле привезли их?