Еще на лестничной клетке я услышала крики, раздающиеся из нашей квартиры. Верещала дочь Анны Ивановны — тетка Степанида. Столь противного голоса мне раньше не доводилось слышать. Не медля ни секунды, я влетела в квартиру и, скинув на пол куртку, вбежала в комнату соседки. Анна Ивановна сидела на кровати, держась рукой за сердце. Тетка Степанида нависла над ней, как скала, и орала дурным голосом:
— Ты чокнутая! Я давно это говорила! Перепиши квартиру! Помрешь скоро, а жилплощадь государству отойдет? Или чего хуже — это безродной твари! Я не позволю этой девке жить в нашей квартире! Этой швали место на помойке!
Анна Ивановна подняла взгляд и увидела меня, застывшую в дверях.
— Не слушай ее, деточка, не слушай…
— А-а-а, легка на помине! — Степанида пошла в атаку. — Пусть слушает, что порядочные люди говорят!
Развернувшись ко мне вполоборота, пятидесятилетняя дочь Анны Ивановны понесла такую ахинею, что даже Меч задохнулся от негодования. На мою голову сыпались проклятья и угрозы. Степанида решила, что ей дозволено все. Трясущейся рукой Анна Ивановна пыталась дотянуться до дочери и остановить ее, но та не обращала на мать внимания. Вдохновенно одаряя меня разными эпитетами, Степанида, видимо, решила не тратить время впустую и принялась шарить по шкафу. Не остыв еще после встречи с Люськой, я готова была прибить тетку на месте. Кулаки сами сжимались и разжимались, зубы скрежетали — мне стало жутко больно, не за себя — за Анну Ивановну.
— Ты же ее дочь, гадина, она тебя родила и вырастила! Как же ты можешь так говорить?!
— Что-о? — тетка посмотрела на меня уничижающим взглядом. — Твое какое дело, безродная? А ну живо исчезла отсюда, пока я тебе морду не разбила!
Давно я не слышала подобных оскорблений и тем более отвыкла от примитивных угроз. На стоящем возле дверей трюмо лежал кухонный нож, которым Анна Ивановна обычно счищала шкурки с яблок. Не помня себя от злости, я схватила его и замахнулась, словно в руке был Меч. В глазах потемнело от ярости, разум затмила ненависть. Сделав вслепую пару шагов, я уткнулась в спинку кровати. Степанида завизжала, словно молочный поросенок, и кинулась прочь.
«Вот дура, — проскрипел Меч. — Неприятностей захотелось?»
Пелена спала. Соседка ошеломленно смотрела на меня.
— У тебя кровь, Найяр, — шепотом произнесла она.
Я медленно подняла левую руку — действительно кровь. Видимо, сама себе заехала, когда ножом размахивала. На полу образовалось маленькое красное озерцо. Кровь живым ручейком сбегала от раны к локтю и капала. Боли не ощущалось, только злоба.
— Перекисью обработать надо и перевязать, — соседка, держась за сердце, медленно встала с кровати и подошла к шкафчику.
Достав аптечку, она вынула пузырек с лекарством себе и бинты для меня.
— Дай руку, — Анна Ивановна села обратно на кровать.
От пережитого стресса она еле-еле держалась на ногах. Я подошла и села рядом на пол. Анна Ивановна положила мою руку себе на колени. Кровь тут же запачкала ее халат.
— Я постираю потом, — мне стало неловко.
— Пустяки, — Анна Ивановна посмотрела в мои глаза и заплакала.
Горячие слезинки пожилой женщины упали на мою рану и смешались с кровью. То, что произошло далее, не ожидали увидеть ни я, ни Феликс, ни тем более соседка. Шипя и пенясь, кровь и слезы стали испаряться, образуя легкую дымку. Еле заметный туман окружил нас. Анна Ивановна вдохнула его полной грудью, закашлялась и потеряла сознание. Я тоже.
* * *
Отец Лазурий смотрел на мертвые стрелки часов башни Владыки — Коричневая Леди ушла из их мира. Не хотелось верить старику, что Дар не сумел защитить ее от Матери Драконов. Он так надеялся, что в мир Цейла вернется Коричневый Владыка, но застывшие стрелки упорно говорили, что этому не суждено сбыться.
В первое время, после отлета Дара и Найяр, все ждали и верили в успех дела. Ни у кого не возникало сомнения, что Коричневая Леди поладит с Матерью Драконов. Но шли дни, а вести с Регнала не поступали. Произошло еще одно событие, легшее черной тенью на души друзей Найяр. В съемной квартире нашли мертвого Тюка. Премьер-министр отдал распоряжение найти убийцу, но как ни старались сыщики, дело так и осталось нераскрытым.
А потом пришло известие из Дома Веры, что часы остановились. Кира плакала несколько дней. Кот, Барс и Охотник, потрясенные смертью друга и исчезновением Найяр, ходили словно в воду опущенные. Валдек ругал себя на чем свет стоит за то, что позволил Хранительнице улететь одной. У Заххара Тоина возникли серьезные проблемы в связи с исчезновением Коричневой Леди. Главы государств, присягнувшие ей на верность, требовали объяснений по поводу отсутствия Найяр. Помимо этого, их интересовала политическая сторона вопроса — означает ли исчезновение Коричневой Леди, что союз государств на грани развала. Премьер-министр не вылезал из ежедневных заседаний кабинета, стараясь урегулировать сложившуюся ситуацию.
Понимая, что уже ничего не изменится, отец Лазурий, вместе с внуком и Валдеком, вернулся в Дом Веры. Кира и ребята остались жить в особняке Заххара Тоина. Жена премьер-министра, Софья, сама уговорила ребят поселиться в их доме. Собственных детей у них не было, а порой так хотелось слышать веселый молодой смех. К тому же и Софья, и Заххар успели привязаться к ним.
Дварх сокрушался не меньше остальных. Смешная, острая на язычок Найяр вызывала у него уважение и искреннюю любовь. К тому же Грэм надеялся, что Меч поможет ему попасть домой. Теперь придется дожидаться его возвращения неопределенное количество столетий. Дварх просканировал пси-поле, ища хоть какой-то намек на причину исчезновения Коричневой Леди. Он один не верил в ее гибель и допускал возможность вмешательства сторонних сил. На это красноречиво указывали оставленные в пси-поле ментальные следы Найяр. К тому же все очень походило на действие преобразователя материи, над разработкой которого он корпел в свое время. Но говорить о своих догадках дварх не торопился — не хотел давать ложные надежды.
Время шло, и постепенно имя «Найяр» стали олицетворять с понятием — несбыточные мечты. Жизнь не стояла на месте, и в один далеко не прекрасный день империя Вирдос объявила войну республике Тарман. Магистр Рифальд решил отомстить Заххару Тоину за те унижения, которым, как считал маг, его подвергла Коричневая Леди. А раз республика Тарман первая, в свое время, принесла ей клятву вассалитета, то и отвечать теперь тарманцам. Ко всему прочему из-за нее многие государства ушли из-под влияния инквизиции. Такого Рифальд простить не мог.
Под знамена Вирдоса встали соседние королевства и Гастальская империя. Заххар всеми силами старался не допустить войны, вел многочасовые утомительные переговоры. Он понимал, что в случае военного конфликта погибнут десятки тысяч невинных. Но и бездействовать он не мог: к границам с Гастальской империей в считаные недели были подтянуты основные боевые части армии.
Рано утром объединенные войска императора Иннокентия, королей Дабиса и Врошека, под предводительством самого магистра Рифальда, вторглись на территорию Тармана. На границе шли ожесточенные бои. Имперские маги прикрывали идущую впереди конницу, попутно нанося удары по оказывающим сопротивление. Маги Тармана не оставались в долгу, но перевес был на стороне противника. Войска Рифальда упорно продвигались вперед, оставляя после себя выжженные поселения.
Заххар сидел за столом, обхватив руками голову. Одна-единственная мысль стучала набатом в висках: не смог, не остановил! Софья сидела рядом, положив руку на плечо мужа.
— Этого не должно было случиться, — тихо произнес Заххар. — Мне казалось, что магистр человек разумный, поймет, что война способна принести только смерть и боль.
— Смерть и боль — это его любимые развлечения, — вздохнула Софья. — Не тебе мне это говорить.
— Где дети? — спросил премьер-министр.
«Дети», «наши дети» — именно так, и никак иначе, Заххар называл Киру, Охотника, Барса и Кота. И не важно, что все они почти совершеннолетние, что могут постоять за себя наравне со взрослым человеком. Для любого родителя, даже приемного, ребенок останется ребенком, несмотря на возраст. Зная горячий характер Киры и тягу ребят к приключениям, Заххар не без оснований переживал, что шебутная четверка даст деру на фронт.