Я стоял на веранде особняка Ньюбери. Взошедшая луна воспламенила окрестные болота, залив их серебристым блеском. Под лунным сиянием их пространство всегда казалось каким-то нереальным пейзажем из снов. На мой стук открыл сам Рис Ньюбери. Лунный свет и его изменил — лицо выглядело несколько мягче. Мешки под глазами стали еще больше, но в глазах светилась знакомая мне жажда руководить. Тело Ньюбери одряхлело, а вот взгляд сохранил свою чудовищную силу.

— Добрый вечер, мистер Ньюбери. Мне необходимо поговорить с матерью, — начал я.

Хозяин прищурился. Думаю, он сначала узнал меня по голосу и лишь затем разглядел.

— Здравствуй, Том. Твоя мать — просто ангел. Не знаю, что бы мы делали без нее. Необыкновенная женщина. Надеюсь, ты это знаешь.

— Да, сэр. Согласен с вами. Вы ей передадите, что я жду внизу?

— Ну не на веранде же. Входи. Прошу, входи.

Я последовал за ним в освещенную прихожую.

— Она сейчас с Изабель, — тихо сообщил Ньюбери. — Ни на шаг не отходит от постели моей жены. Даже еду ей туда приносит. Врачи утверждают, что жена долго не протянет. Рак захватил весь…

Рис Ньюбери смолк, ему было явно тяжело говорить об этом. В возникшей тишине раздались ровные металлические удары напольных часов. Их черные стрелки показались мне лезвиями, режущими хрупкую материю времени. В этом доме было много часов, и все они принялись на разные голоса отбивать девять. Может, в доме умирающего тиканье часов ощущается как-то по-особому?

— Пойдем в мой кабинет. Там вам будет удобнее. Это наверху.

— Я еще помню, где это, — вырвалось у меня.

Ньюбери пропустил мои слова мимо ушей. Возможно, он их даже не услышал. Мы поднялись по устланной ковром лестнице. Сначала я подумал: не является ли этот выбор сознательным? Но потом решил, что вряд ли. Рис Ньюбери совершил в своей жизни столько гадких и отвратительных поступков, что давно забыл, как однажды ударил по лицу двенадцатилетнего мальчишку, подравшегося с его сыном. В кабинете меня встретили все те же полки с явно нетронутыми книгами и карта округа, где зеленые булавки отмечали владения Ньюбери.

— Изабель хочет тебя видеть, — вместо приветствия сказала вошедшая мать. — Зайди к ней, Том. Она так рада тебе. Ты не находишь, что это очень мило с ее стороны?

С чего это вдруг Изабель Ньюбери обрадовалась моему приходу? Я не стал ломать голову. Удивительно, как Изабель еще помнит, что мы с ней обитаем на одной планете? Мать за руку повела меня по тихому и тускло освещенному коридору.

— Вот здесь, — шепнула мать, забыв, что в свое время мы с братом и сестрой волокли в эту комнату двухсотфунтовую морскую черепаху.

Мои чувства к Изабель Ньюбери не отличались сострадательностью, однако я тут же забыл о них, увидев среди груды подушек высохшую, изможденную женщину. Как говорится, такого и врагу не пожелаешь. Передо мной был живой скелет, обтянутый сероватой кожей. Болезнь сжигала эту женщину изнутри. Запахи лекарств, цветов и одеколона перемешались в один тяжелый сладковатый запах смерти, чем-то напомнивший мне дрянное вино.

— Здравствуй, Том, — еле слышно произнесла Изабель Ньюбери. — Твоя мать — единственная, кто скрашивает мои дни. Остальные боятся даже заходить сюда.

— Это не совсем так, Изабель, — тут же возразила мать. — Я делаю то, что на моем месте сделал бы любой нормальный человек. Тебе грех жаловаться на невнимание людей. Вспомни, сколько цветов и карточек ты получаешь каждый день.

— Том, я была жестока к тебе и твоей семье, — медленно продолжала Изабель. — Я уже сотню раз извинилась перед твоей матерью.

— А я сотню раз отвечала, что незачем извиняться, — торопливо вставила мать. — Я всегда считала тебя одной из своих добрых подруг. Просто тогда у каждой из нас были свои семейные заботы и нам не хватало времени, чтобы просто посидеть и поболтать.

«Зато у миссис Ньюбери однажды хватило времени привезти нам благотворительную индейку, — подумал я. — А у тебя хватило времени разнести ее подарок из дробовика».

— Я принимаю ваши извинения, миссис Ньюбери. Очень рад, что вы все-таки попросили прощения.

— Том, как тебе не стыдно грубить? — возмутилась моя мать.

— Спасибо, — отозвалась миссис Ньюбери. — За последние две недели я много размышляла о своей жизни. Есть поступки, которых мне просто не понять. Сейчас мне кажется, их совершала другая, совершенно незнакомая мне женщина. Стыдно, когда приходится умирать с такими вот мыслями.

— С чего ты взяла, что умираешь? — нарочито бодрым тоном возразила мать. — Ты обязательно выкарабкаешься, и вы с Рисом отправитесь в длительное путешествие.

— Меня ждет единственное путешествие — в похоронное бюро Оглтри, — заметила миссис Ньюбери.

— Не надо так, Изабель! — Мать отвернулась, не желая показывать своих слез. — Даже мысленно не смей опускать руки. Ты должна продолжать бороться за свою жизнь.

— Умирание — это последняя стадия жизни. Мы все проходим через это, Лила. Хотя признаюсь, мне она не доставляет никакого удовольствия.

— Как Тодд? — поинтересовался я.

— Тодд? — повторила миссис Ньюбери. — Ни капельки не изменился. Эгоистичный, избалованный мальчишка. Женился на хорошенькой девушке. Какая-то Ли из Вирджинии. Все свободное время утверждает свое мужское превосходство над ней. С тех пор как я заболела, он был здесь всего дважды. Правда, раз в месяц звонит, причем в такое время, когда удобно ему.

— Тодд приезжал в прошлый уик-энд, — напомнила мать, обращаясь в основном ко мне. — Я свидетель: болезнь матери разрывает ему сердце. Изабель, он горячо тебя любит. Просто Тодд не умеет выражать свои чувства. Мужчинам этого не дано.

— Почему же? Тодд вполне красноречив в этом. Он избегает меня.

— Изабель, дорогая, ты устала, — тоном сиделки заворковала мать. — Пожелай Тому спокойной ночи, я приготовлю тебя ко сну.

— Лила, будь любезна, принеси мне еще воды со льдом. Жажда совсем замучила.

Больная указала на пустой кувшин.

— Я мигом, — пообещала мать.

Она взяла с ночного столика кувшин и вышла из спальни. Вскоре ее шаги уже слышались с устланных ковром ступеней лестницы. Тогда Изабель Ньюбери повернула ко мне свои уставшие, почти неживые глаза и произнесла слова, которым предстояло изменить мою жизнь:

— Мой муж влюблен в твою мать. И я это одобряю.

— Что? — оторопело пробормотал я.

— Рис нуждается в заботе. Один он просто не выживет, — спокойным, будничным тоном сообщила миссис Ньюбери. — Твоя мать все это время очень добра ко мне. Я ее обожаю.

— Великая перемена, — не удержался я. — А вы учли моего отца?

— Лила мне все рассказала о твоем отце. Думаю, тебе тоже есть за что его ненавидеть.

— Нет, мэм. Отец мне в миллион раз симпатичнее, чем Рис Ньюбери.

— Любовь Риса к твоей матери совершенно платоническая, уверяю тебя. Скорее всего, Лила даже не догадывается о ней.

— Миссис Ньюбери, и вы не против, если через какое-то время в постели с вашим мужем окажется женщина, не попавшая даже в вашу долбаную кулинарную книгу?

— Мне неприятна твоя вульгарность, — слабым, но раздраженным голосом заявила Изабель.

— И у вас еще хватает наглости называть меня вульгарным? А то, что вы на смертном одре занимаетесь сводничеством для своего мужа, — это, наверное, благочестивое дело.

— Я всего лишь смотрю дальше своей смерти, — заметила Изабель. — Я подумала, что должна поставить тебя в известность. Не хотелось бы, чтобы эта новость явилась для тебя полной неожиданностью.

— Согласен. Терпеть не могу сюрпризы. Моя мать хоть знает об этом?

— Нет. Но мы с Рисом все обсудили. Каждую мелочь.

— Тогда передайте Рису, что они с моей матерью поженятся только через мой труп. Я со многим могу смириться, но только не с ролью пасынка Риса Ньюбери. И мне вовсе не улыбается заиметь Тодда в сводных братьях… Точнее, в неродных братьях. Это что, ваша прощальная гадость моей семье? Сколько себя помню, от Ньюбери мы только гадости и получали.