— Том, художник не обязан рубить правду-матку.

— В данном случае нужно либо молчать, либо рубить правду-матку.

— Вы меня поняли, надеюсь. Творческий человек видит реальность по-своему.

— И лжет тоже по-своему. Уверяю вас, завтра вы убедитесь, что Саванна соврала.

— Возможно, у Саванны не получилось воплотить задуманное.

— И опять чушь, мой дорогой доктор. Я был уверен, что рано или поздно Саванна об этом напишет. Моя мать всегда этого опасалась. Наверное, и сейчас боится. Мы никогда не говорили об этом вслух. С того самого дня, когда все произошло. Начав читать повесть, я подумал: наконец-то. А потом… потом я понял, что Саванне не хватило мужества. Даже знаю, с какого места начался обман. Когда у детей проявился магический дар. Мы таким даром не обладали. Нас никакое волшебство не защитило.

— Том, ваша сестра рассказала достаточно, раз это произведение толкнуло ее на самоубийство.

— Согласен, — кивнул я. — Вы можете передать ей мои слова? Если она решит стать Ренатой Халперн, я навещу ее в Сан-Франциско, Гонконге или любом другом месте, где она поселится, и никто не будет в курсе, что я — ее брат. Я ничем себя не выдам. Всего лишь приятель с Юга, с которым она познакомилась на поэтическом вечере или на открытии какой-нибудь выставки. Для меня самое скверное, если она бесследно исчезнет. Я этого не вынесу. Саванна поймет меня лучше, чем кто-либо. Хочу, чтобы она жила и была счастлива. Я могу любить ее, даже когда мы не видимся. Что бы она ни делала, я люблю ее.

— Я передам ей. И обещаю, если вы и дальше будете мне помогать, я вытащу вашу сестру из пропасти. Она тоже трудится над своим спасением. Трудится упорно.

Сьюзен Лоуэнстайн взяла мою руку в свои ладони, поднесла к губам и слегка укусила. Пожалуй, это было самым ярким впечатлением от моего похода в «Lutece».

В тот же вечер я позвонил матери в Чарлстон; мне понадобилось всего лишь два глотка бурбона. Я набрал замысловатую комбинацию цифр, после чего материнский голос зазвучал в настоящем, а я, потеряв самообладание, понесся назад, в прошлое. Матери понадобилось всего лишь две минуты, чтобы собраться с мыслями и заняться своим обычным и весьма серьезным делом — разрушением моей жизни.

До этой беседы я коротал остаток дня, читая сборник о разных психопатах, любезно одолженный Сьюзен Лоуэнстайн. Истории были одна печальнее другой: все эти люди вдоволь настрадались и намучились в детстве, отчего потом стали возводить крепостные сооружения, пытаясь защититься от невыносимых вторжений в свою жизнь. Книга показалась мне ярмаркой галлюцинаций и душевной боли. Все, о ком шла речь, имели сомнительное счастье родиться в жутких семьях, «теплые» объятия которых ощутили на себе с ранних лет. Сам текст и комментарии психиатров утомляли непрестанным восхвалением своей профессии. Бедолагам-пациентам повезло попасть в руки чудо-докторов, которые заштопали их искалеченные души и превратили в стандартных граждан, способных без вреда для себя выращивать бермудскую траву на лужайках. Сборник был сплошным триумфом психиатров, настоящей оргией этой касты, чуть ли не в каждом абзаце восклицавшей: «Вот мы какие!» Настроение у меня стало портиться. Однако я понял, ради чего Сьюзен Лоуэнстайн подсунула мне эту книжонку. Каким бы шокирующим ни казалось мне состояние Саванны, всегда есть повод надеяться на лучшее. Если сестре повезет, если Лоуэнстайн окажется на высоте и на столе наконец-то появится весь набор карт, возможно, Саванне и удастся выкарабкаться из пропасти и уйти от демонов прошлого.

Пока шло соединение, я успел сделать еще один глоток бурбона. В трубке раздался длинный гудок. В далеком Чарлстоне зазвонил телефон.

— Алло, — послышался голос матери.

— Привет, мам. Это Том.

— Ой, Том, дорогой. Как там Саванна?

— Она у нас молодец. Уверен, все будет в полном порядке.

— Я тут читала об удивительных открытиях в области лечения душевных болезней. Я пришлю тебе вырезки. Обязательно покажи их психиатру.

— Хорошо, мама.

— И пусть она читает их в твоем присутствии. Внимательно, а не пробегая по строчкам. Я могу поговорить с Саванной?

— Думаю, в скором времени сможешь. Когда именно — это зависит не от меня.

— Том, почему ты застрял в Нью-Йорке? Так и лето пролетит. Мне уже начинает казаться, что ты просто избегаешь жены и детей.

— В общем-то, ты права. Есть такой момент. Но я скоро приеду… Мам, я беспокою тебя по другой причине. Я собираюсь рассказать психиатру о том дне на острове.

— В тот день ничего не случилось, — твердым спокойным голосом отчеканила мать. — Том, ты ведь давал обещание. Надеюсь, ты останешься ему верен.

— Это была дурацкая идея, мама. Те события будоражат Саванну. Если я о них расскажу, это поможет и ей, и ее психиатру. Я не собираюсь молоть языком направо и налево. И потом, это же дела давно минувших дней.

— Я не хочу, чтобы ты даже заикался о них.

— Мам, я догадывался, какие слова от тебя услышу. И не должен был звонить. Я мог бы просто ввести доктора Лоуэнстайн в курс дела, и этим бы все кончилось. Но я думал, что, если мы наконец вытащим эту историю на поверхность, нам всем станет легче. В том числе и тебе.

— Нет! — закричала в трубку мать. — Ты не посмеешь! Те события почти разрушили жизнь каждого из нас.

— Разрушили, но лишь часть жизни. Я существую под гнетом своего обещания. Я не мог открыться даже жене. Люк молчал. Саванна — та вообще забыла. Но воспоминания все равно сидят у нас глубоко внутри. Жуткие, отвратительные. Настало время вырвать их из себя.

— Я запрещаю тебе это делать.

— Мама, ты меня не переубедишь.

Воцарилась тишина. Мать собирала силы для атаки. Когда ее голос зазвучал снова, я услышал в нем знакомые угрожающие нотки и весь сжался, приготовившись обороняться.

— Том, тогда и я поделюсь с тобой новостью. Противно, что именно мне приходится говорить сыну такие вещи, но и скрывать я не могу… Салли завела весьма предосудительные отношения с врачом из больницы. Весь Чарлстон об этом судачит.

— А мне кажется, тебе очень нравится, что именно ты мне об этом сообщаешь. Спасибо, мамочка, за приятную и пикантную подробность. Но Салли мне уже рассказала. Тебя, наверное, интересует, как я к этому отношусь? Видишь ли, мы с Салли — современная пара. Любим горячие ванны, китайскую еду, иностранные фильмы и секс на стороне. И потом, мама, это личное дело Салли. Тебя оно не касается.

— Возможно. Но то, что ты хочешь выставить на всеобщее обозрение, меня касается. Пойми, Том, если все всплывет, Саванна рано или поздно напишет об этом.

— Вот что тебя волнует!

— Нет, — возразила мать. — Меня волнует, что откроются новые ужасные раны. Я забыла обо всем. Я вообще не думаю о прошлом. И ты обещал никогда не вспоминать о том дне.

— Мой рассказ никому не повредит.

— Еще как повредит. Я могу потерять все, что у меня есть. Я могу потерять мужа, если он вдруг узнает. На твоем месте, Том, я бы постыдилась говорить о подобных вещах. Ведь тебе придется упомянуть и о том, что было тогда с тобой.

— Обязательно… Рад, что мы поняли друг друга. А теперь ответь, как там девочки? Ты их давно видела?

— С ними все в порядке, если такое определение подходит трем милым созданиям, брошенным обоими родителями. Хочешь, я встречусь с Салли и намекну, до чего мне противно ее поведение?

— Ради бога, не надо. Это самое скверное, что ты можешь сделать. Пусть события развиваются естественным путем. В последние два года я отнюдь не был заботливым и любящим мужем.

— Ты точная копия своего отца.

— В переводе на обычный язык — никчемное дерьмо. И все же я буду тебе очень признателен, если ты не станешь заводить с Салли никаких бесед.

— Мы могли бы заключить с тобой сделку, — предложила мать. — Если ты будешь молчать там, я ничего не скажу здесь.