В закрытом помещении было душно, пахло пылью и вообще какой-то стариной, возможно, это и есть запах старых картин. Но в музеях пахнет иначе. Потому что там и режим воздуха особый, и специальная вентиляция, и кондишн, охладители всякие. Пить захотелось от этой духоты, и Турецкий вышел на кухню, чтобы выпить хотя бы стакан воды из-под крана. Но и вода тоже имела какой-то странный привкус — хлорки ли, Бог знает чего.
Услышав в тишине легкое тиканье, Турецкий обвел помещение глазами и заметил на кухонной полке маленький электронный будильник красного цвета. Обычный будильник, который в этой антикварной квартире выглядел чужестранцем. Часы показывали половину шестого. Турецкий машинально взглянул на свои наручные: что такое? На полчаса отстают? У него было ровно пять…
— Сережа, — вдруг почему-то шепотом позвал Турецкий и сам удивился такому обращению. — Сергей! — повторил громче, словно боясь потерять какую-то очень важную мысль, которая только что мелькнула в голове, но не пропала бесследно, а была совсем рядом, главное — не упустить окончательно.
В кухню заглянул удивленный Полунин. Турецкий молча поманил его указательным пальцем и, когда тот подошел ближе, указал этим же пальцем на будильник.
— Что это?
— Обыкновенный, извините, будильник. — И пожал плечами: до сих пор они были с Турецким на «вы»
— Прости, ты можешь не в службу, а в дружбу быстренько доставить сюда Полину Петровну? Ты знаешь, где она?
— Знаю, — снова пожал плечами Полунин. — Но что случилось?
— Доставь, пожалуйста, объясню.
Полунин ушел, а Турецкий, не трогая будильник пальцами, принялся разглядывать его со всех сторон, будто чудо какое.
Господи, неужели?.. Или это бред какой-то или действительно Сезам. Но для полной уверенности теперь были нужны два человека: эта Полина Петровна и Грязнов.
Турецкий резко выдохнул, помогая легким резким движением локтей, почему-то вытер лоб, который оказался мокрым, но это понятно — от жары, и сел на стул.
Вот теперь можно, пожалуй, и закурить, черт возьми! Хотя в этом доме наверняка не курят Или не курили. Но ничего, можно открыть форточку…
В сопровождении Полунина пришла Полина Петровна, испуганная такой неожиданной срочностью Она, видимо, занималась домашним хозяйством и даже не сняла фартука, о который вытирала красные руки, похоже, стирала
— Чей это будильник, Полина Петровна? — уже спокойно спросил Турецкий.
— Ой, да мой же! — обрадовалась женщина — А я уж и забыла про него. — И потянулась к часам
— Погодите, — остановил ее Турецкий Он что, всегда у вас врет на полчаса.
— Ах вон вы что! — поняла она. — Нет, это я его нарочно так поставила. Чтоб запас иметь под рукой Никак я не могла привыкнуть к тем… — Она как-то боязливо покосилась в сторону коридора. — Как начнут свое бом! бом! — прямо душа в пятки уходит, будто в церкви… по покойнику… — Она тут же прижала кончик фартука к глазам.
— Вы его что же, всякий раз с собой из дому приносите?
— Да нет, он уж давно здесь тикает… Георгий Георгиевич тоже привык к нему, но все сердился, зачем вперед бегут…
— Уфф! — выдохнул облегченно Турецкий. — Ну спасибо вам, голубушка, даже не знаю, как и благодарить вас. Кстати, сейчас сюда Ларису Георгиевну привезут. Может, встретите? Все ж родная душа, а не чужие люди.
— Как! Ларочка приедет? Спасли, значит?
— Увидите… Пострадала она. Да и отец — вот…
Полина Петровна, как любая простая и добрая женщина,
только скорбно покивала и присела на краешек стула возле кухонного стола.
— Сколько лет-то прошло, — тяжело вздохнула она. — Я ж ее девушкой помню…
— Как ваш Егор-то? — чтобы разрядить обстановку, с легкой иронией спросил Полунин. — Присмирел?
— Дак он же у меня и так смирный, — заулыбалась она. — Только когда выпьет…
— Ну и вы на меня не сердитесь, — сказал он вполне мирным голосом. — Мало что на таких-то делах случается. Сами понимаете, нервы.
— Дак это у всех нервы, конечно. Не сержусь я.
— Чего? — поинтересовался Турецкий. — Поцапались, что ли? -
— Да было дело, — смиренно, что было вовсе не похоже на Полунина, смущаясь, сказал он. — А часы-то эти при чем? — вернул он Турецкого к теме разговора.
— Вот сейчас шеф мой приедет, и мы обсудим. Появилась, понимаешь, вдруг одна догадка, да спугнуть боюсь.
— Ой, да чего ж это я! — спохватилась Полина Петровна. — Может, вам чайку приготовить? Умаялись небось?
— Чайку бы неплохо, конечно, а как хозяйка посмотрит? — засомневался Полунин. — Да и неудобно в чужом доме, как бы при покойнике чаи распивать.
— А Ларочка-то у нас простая. Она поймет. Не осудит.
— Значит, быть по сему, — усмехнулся Турецкий. — Сделайте милость.
Пока они пили, сидя в кружок на кухне, крепкий час с сахаром и солоноватым печеньем, Турецкий все прокручивал, высчитывал в уме, сопоставлял известные ему факты, и так выходило, что прав был он, точнее— верны были его расчеты. За исключением двух-трех минут в обе стороны. Но нужна была полная уверенность, которую мог подкрепить Грязнов: если и он не ошибся, что, впрочем, на Славку было никак не похоже.
Весьма интересна была бы сейчас для Турецкого и информация о том, как повел себя сегодня Виталий Александрович Бай, когда Кругликов предъявил ему опись найденных в сейфе Константиниди полотен. Конечно, не помешало бы и его присутствие, но не разорваться же. А теперь Саша понял, что поступил правильно. Да и для Бая, вероятно, было сюрпризом, причем не самым приятным, его отсутствие. Рассчитывал наверняка на очередную дуэль с дилетантом. А с Леней сильно не поиграешь, он все-таки профессионально разбирается в проблемах искусства. Им есть о чем поговорить…
Но было и одно упущение из намеченного на сегодня плана: так и не успел съездить на фирму Богданова. Чтобы не распылять силы своей группы, Меркулов пообещал сам связаться с Министерством культуры и через заместителя министра, курирующего всяческие зарубежные связи, узнать: когда и на основании каких документов ходатайствовало министерство о выдаче банковского кредита фирме Богданова. Что это за фирма, где находится, чем занимается? Просьба заместителя генерального прокурора не может быть оставлена без ответа. Это и дураку ясно. А следователя вполне могли бы повести и по кругу. Даже такого настырного, как Александр Борисович Турецкий. Можно было бы, конечно, напрямую спросить об этом Алевтину Филимоновну Кисоту, но она наверняка дала бы скупые сведения. Или очень неполные. Нет, Турецкий, посоветовавшись днем по телефону с Меркуловым, предложил оставить ее лично ему, ибо, когда она поймет, что прокуратура обкладывает ее со всех сторон, непременно запаникует А это именно то, что и требовалось в данной ситуации.
Было уже около шести, с минуты на минуту должны были подъехать с Комсомольского проспекта, а там следом и Меркулов. Саша был в приподнятом настроении: ему казалось, что он сумел-таки наступить на хвост убийце. Во всяком случае, одному из них наверняка.
Наконец он увидел, как во двор въехал его зеленый «жигуленок», а следом — оперативная машина. Из них вышли четверо мужчин и женщина и направились к подъезду. Турецкий, сказав: «Приехали», — вышел на лестничную площадку.
Вопреки правилам вежливости, из лифта сперва вышли мужчины, а последней женщина. Она молча кивнула Турецкому и вошла в квартиру, и сейчас же оттуда раздался громкий, причитающий голос Полины Петровны:
— Ой ты моя родненькая! Ох бедная да разнесчастная ты моя! Ой да нету больше папеньки-то евово! — И далее в том же духе. Так голосят профессиональные плакальщицы, которых в деревнях, что на севере, что на юге, приглашают проводить покойника. Что-то было в этом неприятное, может, слишком уж надрывное, а потому кажущееся искусственным. Хотя вполне возможно, что Полина Петровна причитала искренне, пытаясь сделать приятное Ларисе, растопить и утишить ее горе.
Турецкий заметил, что не только ему, но и всем остальным стало немного не по себе. Он слегка прикрыл дверь и сказал:
