— Я верну. Обязательно. Я уже собираю.

— Ну-ну. Судя по твоему прикиду, за десять лет соберешь. Ладно, мне деньги нужны. Так что даю тебе неделю. Потом неприятностей не оберешься. Друзья есть?

— Да. — Таша ошарашено смотрела на стальной блеск, появившийся в голубых Юлиных глазах.

— Вот и одолжи. Через неделю жду CMC. А сейчас, — Юля оглянулась по сторонам, — чтоб ты с этой улицы испарилась. Да, и прекрати доставать моего брата. Забудь, как его зовут.

Она подтолкнула Ташу, и та, совершенно раздавленная таким натиском, а самое главное, наглостью Юли, поплелась домой, не оглядываясь. То, что только что произошло, не укладывалось в голове, ну никак.

Придя домой, Таша повалилась на кровать лицом вниз и надела на голову подушку.

Да что же это такое? «Поела бесплатного сырка в мышеловке», — услужливо подсказал довольно противный, хоть и внутренний голос. Что происходит? И что с этим делать?

Таша постаралась разложить все пункты по порядку. Первое. Мне надо объясниться с Кириллом. Нет! Это второе. Я никак не могу объясниться с ним, пока должна его сестрице. Таша провела более тщательные подсчеты, вдруг все-таки меньше, чем три тысячи евро, ей предстоит отдать злобной Юле. Нет. Как говорится, больше — можно, меньше — нет. Потом Антонио. Похоже, Лялька права, и эта история тянет на какую-то фантастическую аферу, в которой Таша по воле режиссера получила роль, но не ознакомилась со сценарием. А в чужой игре, когда правила тебе совершенно неизвестны, можно исполнять только одну роль — роль фишки, которую другие перемещают по своему усмотрению. После недавней встречи с Юлей Таша чувствовала, будто по ней проехал танк. «Сбитая фишка», — продолжил издеваться противный голос. Неужели совсем нет выхода? Этого не может быть. Что? Что надо делать, чтоб найти выход из этого идиотизма?

Умный автор, когда Таша открыла книжку наугад, посоветовал побольше флиртовать с мужчинами. Так как мужчина, на которого вы положили глаз, должен хорошо понимать, что он не единственный претендент на ваше внимание. Это должно ускорить развитие ваших отношений.

Если бы Таше не мешала головная боль, которая сдавила виски после получасового плача, она бы поклонилась автору в пояс и сказала любимую Сонину присказку:

— А не пошел бы ты, батюшка, на известную сторону света?

До того некстати оказался сейчас этот совет.

Вечером Ляля пыталась утешить подругу, но внешне это, как всегда, больше походило на выступление Ленина перед большевиками с броневика на Финляндском вокзале. Лениным была, конечно, Ляля. Если обижали своих, а точнее, свои давали себя в обиду, это было для Ляли просто невыносимо. Она воспринимала это как личное оскорбление и принималась натаскивать попавшего в переплет более слабого, чтобы не сказать слабоумного, собрата, а вернее сестру, на то, чтобы в другой раз та могла дать отпор.

Конечно, подумала Таша, она, наверное, как родилась, так уже умела всеми командовать. И правда, как-то Лялю трудно представить себе в ситуации, чтобы кто-то предложил ей проваливать с улицы, и она провалилась. Хотя, если вдруг пришлось бы уступить грубой силе, ну чисто гипотетически, то она бы все равно обернула ситуацию в свою пользу. Талант!

— Ты меня слышишь? — грозно вопрошала не на шутку разбушевавшаяся Ляля. — Не отвлекайся. Я все вижу. Знаешь, от чего у людей куча проблем? Они разучились видеть суть. А начинается все со слов. С простых слов. Вот скажи мне, к примеру, что значит слово «подлец»?

— М-м… Ну понятно же, тот, кто обижает другого, более слабого, пакости всякие делает.

— Уверена? Так вот как раз и нет. Вернее, да, но только наполовину. Подлец — это от польского глагола «подлечь». Понимаешь? Тот, кто подлег, лег под другого, подчинился, сдался, тот и подлец. Вот в чем суть слова, которое, как и многие слова, люди вывернули со временем наизнанку. Человек обязан быть сильным. Потому что сильный не станет делать другому плохо. Он прекрасно чувствует себя в жизни. И вокруг него светло и радостно. А вот тот, который сдался, чувствует себя обиженным, слабым… Если ум и совесть в порядке, если внутренний стержень есть — встанет, очухается и пойдет дальше. Это естественно. А если нет — вот и готовый подлец, который будет считать всех вокруг врагами. А врагов не жалеют.

— Я не подлец, — мотнула головой Таша. — Хотя отомстить очень хочется.

Ляля поняла, что за один раз ее подруге сегодня никак не разобраться в хитросплетениях смысловых нюансов слова «подлец».

— Ну все. Спать. Отомстишь обязательно. Тебе ж надо честь свою отстоять.

— А что значит «месть», — неосмотрительно поинтересовалась Таша, рискуя получить очередную речь с броневика.

Но Ляля показала рукой в сторону книжной полки:

— Учись пользоваться этимологическим словарем.

В лечебном заведении доктора Брюгге настало время послеобеденной тишины. Лениво колыхались белые занавески на окне директора, коим и являлся лысый, но моложавый доктор Эдуард Брюгге. Хорошо было бы поспать, мягкий диван так и манил своими мягкими подушками, но этот рыжий русский никак не уходил. Такое трепетное внимание к всеми забытой старухе было подозрительно, но не обращаться же в полицию только на том основании, что он стал чуть не ежедневно навещать Бригитту Сервьен и катать ее по парку.

Доктор пообещал пересмотреть назначенные лекарства, которые не приносят больше облегчения его пациентке. Выпроводив, наконец, мужчину из своего уютного кабинета, доктор улегся на диван, не снимая туфель, и, положив руки под голову, сладко задремал, представляя семнадцатилетнюю соседку Агнесс в роли своей пациентки.

— Где мои таблетки? Вы специально прячете их от меня.

Щупленькая старушка крепко вцепилась в руку парня, который склонился над ее постелью.

— Да нет же, мадам Сервьен, вот все, что вам необходимо принять.

— Я знаю, зачем вы здесь. Но я не скажу вам ничего. Уходите. Вам никак не понять, что профессиональная этика — это не пустой звук. Я ни разу не замарала свою репутацию, и уж не стану делать этого теперь.

— С вашего позволения, я продолжу читать. И не поверю, что вам неинтересно узнать, кого выбрала Люция, — мужчина, раскрыв книгу, расположился в неудобном кресле рядом с кроватью.

— Какое дело вам до старухи, которая оказалась теперь не нужна ни одному из родственников. Я еще раз повторяю — вы зря теряете свое время.

Она откинула голову на высокую подушку. И посмотрела на букетик, неумело составленный из ее любимых рододендронов, очень ярких розовых и крупных. Весь дом, в котором она провела последние четыре года, увит этими цветами, и, когда ее дважды в день вывозят на прогулку, Бригитта может любоваться ими. Но теперь, когда она понимала, что осталось так мало дней, а может и часов, ей захотелось, чтобы цветы были рядом. Только глядя на замысловатое расположение, удивительную нежность и в то же время жизнеутверждающую красоту цветов, Бригитта Сервьен могла отвлечься от грустной действительности.

Старушка посмотрела на парня из-под полуопущенных пергаментных век. Очень приятной наружности. Услужлив. И в какие-то моменты даже кажется, что он вполне искренен.

На самом деле Бригитта и самой себе не хотела признаться, что на душе теплеет, когда этот русский заходит в ее комнату. Он не делает ничего особенного. Кое-что, что входит в ежедневные обязанности сиделки. Помогает перебраться на кресло и катает ее по парку. Правда, гораздо дольше, чем сиделка. И во время прогулки рассказывает занятные истории о России и внимательно слушает ее, когда на нее находит охота вспоминать свою жизнь. И эти цветы. Она его не просила. Только сказала, что было бы хорошо…

А вчерашний его сюрприз? Несколько дней назад она рассказывала Кириллу, какое милое кафе было на углу ее дома в Париже. И там работал чудесный кондитер, бельгиец, который готовил настоящие бельгийские вафли. Это было самое вкусное лакомство, которое только можно было придумать. И вот вчера молодой человек приехал чуть позже обычного, когда Бригитта заканчивала свой скучный завтрак, и поставил ей на поднос бумажный пакет.