Кушарь лишь хмыкнул, внимательно глядя на сына мутными, пытающимися сконцентрироваться глазами.

– А Цунала ты зачем ограбил?

– Ограбил? – поразился Виктор. – Я никого не грабил!

– Как же нет, если он ко мне жаловаться прибежал? Сказал, что ты взял у него пять медяков.

– Он мне их заплатил за работу, отец. Я починил его телегу.

– Что починил?

– Шкворень сделал.

– Получился?

– Да, отец, очень хорошо удался.

– Нужно было восемь брать.

– Отец, тогда выходит, что это он меня ограбил? – встревожился Антипов.

Кушарь хмыкнул еще раз и, не говоря больше ни слова, нетвердой походкой поковылял прочь.

«С лесорубом общаться просто, – подумал Виктор. – Вот так бы с Аресом наловчиться. Но всему свое время, господин Демосфен, может быть, приспособлюсь как-нибудь».

Антипов побрел домой, чувствуя голод. Теперь поселок не был таким спокойным, как утром. Выезд отряда взбаламутил всех. Некоторые жители бегали туда-сюда, а другие уже нашли достойных собеседников и просто стояли на улице, оживленно обмениваясь мнениями о происходящем. На сына лесоруба никто не обращал внимания.

Придя домой, он пошарил в чугунках, стоящих в печи, нашел холодную картошку (которая спокойно произрастала на этом континенте, вероятно из-за отсутствия аналога земного Колумба, привезшего овощ в Европу из Америки), съел ее и задумался над тем, не купить ли еще провианта на пять честно заработанных медяков. Он бы немедленно претворил эту мысль в действие, если бы не вспомнил о Ханне. Деньги могли ему понадобиться вечером.

«Ну почему у меня всегда стоит выбор между хорошим питанием и встречей с девушкой? – с тоской подумал бывший студент. – Либо то, либо другое. Ох, если бы женщины не обращали на меня внимания, как бы я поправился!»

Он улегся на топчан и задумался о своей дальнейшей судьбе. Размышления ни к чему конкретному не вели, как обычно бывает, когда пытаешься думать одновременно о многих вещах, поэтому Виктор задремал. Он не знал, сколько времени проспал, но его опять разбудили крики за окном. Антипов сел на ложе, потянулся, а потом побрел на улицу. Солнце клонилось к закату, а утренние события уже казались делом давним.

Ветерок коснулся его лица и принес с собой запахи поселка. Кто-то готовил еду, и в воздухе витал аромат печеного хлеба, которому сопутствовал запах свежевыструганной древесины, доносящийся от соседнего дома плотника. Еще почему-то пахло еловыми шишками и, конечно, вездесущим навозом.

«Хорошо, что хотя бы керосина тут нет, господин Джером, – подумал Виктор. – Стоит только допустить в быт эту чудесную жидкость, как все остальные запахи исчезают».

Он направился к воротам, чтобы узнать новости. Ажиотаж, вызванный отъездом отряда, по всей видимости, уже спал. Мимо проходили жители замка, озабоченные привычными делами, они уже не переговаривались между собой с нетерпением, словно желая немедленно поделиться новостями. Разговор, если он имел место, тек плавно и неспешно. В этом не было ничего удивительного: чаще всего медленные беседы ведутся там, где без них вообще можно обойтись.

Когда Антипов подошел к казарме, он увидел во дворе Нарпа. Присутствие солдата вызывало удивление: ведь тот выехал вместе с отрядом на поиски лазутчиков. Скромно войдя во двор, Виктор окликнул его.

– А, это ты, – произнес воин, взмахнув рукой. – Чего тебе? Еще какие-то известия принес?

– Да нет, господин Нарп, просто хотел узнать, поймали ли вы их.

– Не поймали, Ролт. Не повезло. – Солдат отвечал охотно, глядя на собеседника карими дружелюбными глазами. – Видно, когда те двое исчезли, остальные сразу же смекнули, что дело нечисто. И ушли. А стоянку оставили, нашли мы ее. Все правда – засада у тракта.

– А… – разочарованно протянул Виктор. – Кто же это был?

– Неизвестно пока что. Вон Нурия пленника допрашивает. В каземате. – Воин кивнул на деревянную темницу, окна которой были украшены решетками.

Любопытство опять разобрало бывшего студента. Ему очень захотелось послушать, о чем там идет речь. Вдруг о важных вещах, которые могут пролить некоторый свет и на судьбу Антипова? Будь это желание труднореализуемым, Виктор подавил бы его, но дело было в том, что подслушивание не требовало особых трудов. Подойти прямо сейчас к тюрьме невозможно – часовой наверняка погонит прочь, однако в памяти Ролта хранились воспоминания о детских забавах и играх. Мальчишки ведь знают все входы и выходы! Так, если пройти между коровником и внутренней крепостной стеной, то можно значительно приблизиться к темнице, но с другой стороны. А если удастся просунуть тело в узкую щель между деревянными стенами, то окажешься почти вплотную к тюрьме.

Виктор не стал откладывать дело на потом. Он покинул двор казармы и обошел приземистый и ветхий коровник, направляясь к донжону. Потом резко свернул, прошел еще немного, поднатужившись, втиснул свое тело в узкий проем и замер, прижав ухо к стене. Его действия немедленно принесли свои плоды. Он слышал все.

– Отпусти руку, изверг! – кричал незнакомый голос. – Что же ты делаешь?! Я же все рассказал!

– Все, да не все, – спокойно отвечал голос десятника Нурии. – Мне интересны плащи.

– Да не было никаких плащей, не было!

– Не ври, гад! Зачем вам зеленые плащи?

– Не было плащей!

В ответ раздался звук удара.

– У, изверг! За что?!

– Я повторяю: зачем вам зеленые плащи? И куда ты дел свой?

Виктора можно было назвать жалостливым. В детстве он жалел разных бездомных кошек и собак, в подростковом возрасте – голодающее и страдающее население Африки, а когда стал взрослым – окружающих. Но для последнего требовалось одно небольшое условие: причина, приводящая к жалости, должна была исходить от него. Отомстил обидчику, а потом пожалел свою жертву – все, тот прощен. Отомстил и не пожалел – ну что же, есть повод для того, чтобы проверить, не подведут ли чувства еще раз.

И к воину, которого допрашивал жестокий Нурия, Антипов испытал самую настоящую жалость. Разве вина солдата в том, что он сидел в какой-то засаде, высматривая баронскую дочку? Приказали – и пошел. Взяли в плен – заговорил. Воин все делал, как положено, но ему просто сильно не повезло – на его пути встало новое приобретение этого мира в лице Ролта, лесоруба и выдумщика.

Виктор размышлял недолго. Он с кряхтением выбрался из расщелины между стенами, снова обогнул коровник и быстрым шагом направился обратно во двор казарм, прямо к часовому, охраняющему каземат.

Тот, молодой солдат с еще жидкими усами, с удивлением наблюдал за приближающимся лесорубом. Обычно жители поселка не подходили к небольшому строению тюрьмы – не только охранники, но и сами солдаты прогоняли излишне любопытных. Однако у Ролта был такой целеустремленный вид, что его никто не остановил.

– Господин солдат! – закричал Виктор еще издали, на ходу, не успев толком приблизиться. – Мне нужно встретиться с десятником Нурией!

Постовой нашел в себе силы справиться с удивлением и поинтересовался, стараясь сохранять солидность и степенность:

– Зачем он тебе?

– У меня важное сообщение, связанное с засадой на тракте. Я кое-что вспомнил и хочу рассказать об этом десятнику немедленно!

Воин еще раз окинул взглядом фигуру собеседника: выглядит ли Ролт как человек, который может знать что-то важное? Этот вопрос читался в глазах молодого солдата. Перед ним стоял обычный деревенский паренек с растрепанными каштановыми волосами и беспокойными карими глазами, одетый в холщовые рубаху и штаны. Такому воин не доверил бы не только никаких мало-мальски ценных сведений, но даже не стал бы рассказывать, что ел сегодня на обед. Однако роль Ролта в истории с засадой уже была известна всем. Это и решило дело. Постовой что-то пробурчал и, подойдя к решетчатому окну, закричал внутрь помещения:

– Господин десятник! Господин десятник!

Из глубины донесся какой-то звук, оставшийся неразборчивым для ушей Виктора, но солдат, очевидно, понял его правильно, потому что добавил: