Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Е-мое! – Если бы мысли Виктора были озвучены, то их первая часть была бы более емкой и длинной. – Да что же это такое?! Вот это и есть ирония судьбы. Да с таким голосом я стал бы миллионером в своем мире! Какие данные! Нужно только несколько лет позаниматься – и все, оперные театры боролись бы за меня, как коты за мышь. Я был бы как Шаляпин или Рейзен! Или нет… круче! Я был бы как сам Борис Штоколов! Специально бы овладел бельканто. О ужас… А здесь мне с этим голосом что делать? Кто его оценит? Это все равно что дать мешок с бриллиантами обезьяне. Она ими все равно воспользоваться не сумеет».

Впрочем, слушатели не считали, что гипотетическая обезьяна не разбирается в бриллиантах. Когда Антипов кое-как закончил припев, они оживленно загалдели, обсуждая услышанное. Ханна обратила на Ролта сияющие глаза, но он ничего этого не видел. Виктор снова горевал. Расстроенный, он поднялся со своего места, отдал мандолину Атлею и побрел прочь, ни на что не обращая внимания.

Его милость барон Алькерт ан-Орреант стоял у стола и пытался рассмотреть карту, освещенную тусклым пламенем свечей, стоящих на медном подсвечнике. Сотник Керрет наклонился над столом с противоположной стороны и водил по карте пальцами, то и дело передвигая подсвечник, чтобы изображение было видно лучше. Свет плохо освещал узкое лицо Алькерта с маленькой и аккуратно подстриженной бородкой, но зато изумруд в кольце на его руке сиял и весело переливался.

– Господин барон, вот здесь они были, а потом ушли вон туда. Сделали крюк, опасаясь встречи с нами. – Мясистые губы сотника разжимались словно нехотя, и слова не сливались в единое целое, а произносились строго раздельно.

– Да уж, мой сосед готовил мне изрядную пакость… – Аристократическое лицо барона было бесстрастным. – Ну ничего. Я этого ему не забуду. А пришли они как?

– Да вот через этот лесок. Двигались вдоль поля. Там их наш лесоруб и заметил.

– Ролт?

– Да, Ролт, ваша милость. Способный паренек, по отзывам десятника Нурии. Все подмечает.

– Он – сын Кушаря?

– Да, ваша милость.

– Странно, что так получилось. – Барон задумчиво забарабанил пальцами по столу. – Один сын дурачок, а другой – нормальный.

Керрет отвлекся от карты, бросил взгляд на своего господина и уточнил:

– У Кушаря всего один сын.

– То есть как? Один? Но я слышал, что его сын – дурачок. – Алькерт отличался редкой любознательностью, если дело касалось замка.

– Это и есть Ролт, ваша милость.

Теперь уже и барон оторвал взгляд от карты и недоуменно посмотрел на сотника:

– Как это может быть? Нурия же сказал, что он сообразительный.

– Ролт изменился, ваша милость. После того как на него упало дерево, он стал совсем другим. Об этом сегодня говорил весь замок.

– Насколько изменился?

– Словно другой человек, ваша милость.

– Вот так внезапно?

– Да.

Барон замолчал, о чем-то задумавшись. Его темные глаза смотрели то ли на дверь, то ли на серую стену комнаты. Он провел рукой по своей бороде и лишь потом медленно произнес:

– Мне это все не нравится, Керрет. Просто так люди не меняются. С этим Ролтом надо бы поговорить. Если бы у нас был жрец в замке, то я бы послал его. Но мои отношения с ними оставляют желать лучшего. Сам знаешь.

– Да, ваша милость. Храм Зентела, похоже, не оставит своих претензий на наши северные холмы. Они слишком подходят под виноградники. Нам не видать нового жреца.

– Хм… Я вот что подумал: может быть, это они соседа науськивают?

– Может быть, ваша милость.

– Ну ладно. Это мы выясним рано или поздно. А пока что я скажу ун-Катору о Ролте. Или нет! Сначала с Ролтом сам поговорю. Любопытно все-таки, что с ним произошло.

Глава 8

Ларант, верховный жрец Зентела, ненавидел устриц. Казалось бы, что может быть в них хорошего? Склизкие, чрезмерно мягкие, подаются в раковинах, вкусом похожи на перезрелый овощ – отвратительное блюдо. Они выскальзывают из пальцев, так и норовят упасть на пол или на одежду, сочатся мерзкой жидкостью, которая стекает прямо на кисти рук… Когда жрец брал одну из этих тварей и выковыривал ее из скорлупы, то всегда задумывался о том, что она сожрала перед тем, как оказаться пойманной. Ему очень хотелось верить, что не труп какого-нибудь животного, а еще хуже – человека. Мысли об этом вызывали рвотный рефлекс, но улыбка не покидала лица Ларанта. Изо дня в день на протяжении пяти лет жрец ел их на обед. Он мог бы, конечно, приказать не приносить больше это блюдо, но не смел. Устриц обожал хозяин и всегда лакомился ими, будучи в человеческом облике.

– Распорядиться о добавке, ваше благочестие? – почтительно осведомился слуга, глядя, как верховный жрец с видимым удовольствием поглощает моллюсков, сидя в одиночестве за длинным столом.

– Мм… может быть… может быть… хотя нет. Что-то я сыт сегодня. Распорядись, чтобы принесли фруктов.

Ларант заказывал добавку строго каждый день месяца, кратный числу три. По его мнению, этого было достаточно, чтобы создать иллюзию того, что он без ума от устриц. Раньше жрец пробовал съедать больше одной порции каждый второй день, но после того как едва справился с приступом тошноты в присутствии хозяина, отказался от этой затеи.

– Слушаюсь, ваше благочестие. – Слуга согнулся в поклоне. Он был одет в белую жреческую мантию, но без зеленого шарфа.

– И еще пригласи Терсата. И письменные принадлежности захвати.

Через пару минут служка объявился, нагруженный цитрусовыми и бумагой с перьями. Поставив корзинку с фруктами на стол перед господином, он положил все остальное на низкий столик у стены.

Едва письменные принадлежности оказались расставлены, дверь отворилась и вошел толстенький низкорослый человечек, чье лицо, казалось, утопало в складках жира. Его фигура составляла такой контраст с высоким и худощавым Ларантом, что верховный жрец предпочитал не появляться на публике рядом со своим помощником. Их последний совместный выход породил песенку, рожденную в больном воображении черни. Ее суть сводилась к тому, что церковь Зентела давно уже перестала расти вверх, но зато рост вширь резко ускорился.

– Приятного аппетита, ваше благочестие. – Тон толстяка был смиренен и кроток.

– Спасибо, Терсат. Присаживайся. Нам нужно будет кое-что написать.

– Распоряжение для храмов?

– Ты догадлив, как обычно.

Помощник с кряхтеньем уселся за низкий столик.

– Будем искать изменившихся, ваше благочестие?

– Изменившегося. Одного.

– По каким признакам, ваше благочестие? Или всех подряд?

Ларант вздохнул, глядя на остатки устриц, которые хотелось вышвырнуть в окно, разбив дорогущие разноцветные стекла.

– Что ты, Терсат, наши жрецы не справятся, если дать им задание обращать внимание на любую странность, – сказал он, усилием воли отводя глаза от стола. – Я планировал резко сузить требования. Для начала.

– Внезапно разбогатевших?

– Да. Ты опять прав. Думаю, пусть ищут тех, кто был нищим, а внезапно стал богатым. Или был богатым, а стал еще богаче. У кого скоропостижно скончались состоятельные родственники. Кто начал изменять своим любовным привычкам, а заодно и жене.

– Ваше благочестие!

– Терсат, посмотрим правде в глаза. – Ларант отреагировал на эмоциональное высказывание помощника весьма равнодушно. Вопросы своей нравственности редко волнуют тех, кто занимается чужой. – Жрецы знают обо всем этом. Не могут не знать. Вот только предпочитают не обращать внимания. И я даже в чем-то с ними согласен. Так спокойней. Но сейчас ситуация требует совсем других действий.

– Понимаю, ваше благочестие.

Виктор пока что не собирался становиться богаче. Ему в голову даже не приходила мысль, что нужно сделать в замке, чтобы поправить свое финансовое положение. Не потому что он не мог, – мог, наверное, ведь выходец из нашего мира обладает большими знаниями в целом, чем житель Средневековья, но Антипова беспокоили другие проблемы. В жизни бывают ситуации, когда деньги – не главное. Хотя почему-то чаще всего возникают лишь в самом конце означенной жизни.

21
{"b":"154860","o":1}