Но у некоторых из нас есть еще и работа. Я бывал на плавильнях Сан-Паулу и в военных зонах Требона. Здесь не было ничего нового для меня.

Поток несет меня через этот жалкий и грязный город, жмущийся к развалинам, через город, ставший домом для народа безумных, потерянных и изгоев. Бритые головы, глаза-лазеры, антенны, похожие на гигантские кнуты, выпирающие из индустриальных отложений… Житие бездомных одинаково во всем мире. Полотнища полиэтилена, спортивные цвета, переработанная техника… Единственное отличие здесь заключается в том, что это роскошный мусор. Помните ваши «ягуары», «мерсы» и «БМВ»? Вот и они: выгоревшие остовы, приспособленные под импровизированные жилища, покрытые разномастным ярким барахлом — битой плиткой и кафелем, металлическими брусьями, расколотым мрамором — обломками прошедшего двадцатого века.

Вы видите то же, что и я? Видеокамера мигает красным глазком, аппаратура наблюдения «Си-Си-Ди» фиксирует все.

Посмотрите на то, что осталось от собора, когда-то построенного в Баттерси Лондонской Энергетической Компанией. Раскрошившийся кирпичный фасад, обнажившаяся стальная арматура, с которой свисают клочья неопрена и пластика, внутренняя арматура генераторов, поворотные круги и лампы… Только четыре ребристых трубы из железобетона, возвышающиеся над развалинами как парные ракеты, которым никогда уже не взлететь, по-прежнему взрезают небо. Они похожи на угасшие факелы Прометея.

Парни из Южного Лондона называют это место «Бэт'с Хэт». Для них это источник обновляемых ресурсов и храм плотских наслаждений. Потому я здесь и оказался. Для местных помещиков-беглецов все выглядит совсем иначе. Семья Ванг наблюдает за этой далекой полоской земли у реки со своего вращающегося спутника слежения так же лениво и раздумчиво, как и за прочими трущобными владениями, пришпиленными к обратной стороне их портфеля всемирных инвестиций. Проглядывая последний свод отчетов семьи Ванг в «Эйч-Кей», я видел, что с Баттерси в Лондоне они сделали то же, что и с остальными не окупающимися земельными угодьями в Бомбее, Санкт-Петербурге и Куала-Лумпуре. Передали управление лондонской ветви семьи, расплатились с местными предводителями, уладили проблемы с наркодельцами и попытались по быстрому срубить капусты, пока не восстановится рынок.

Ветвь банды Ванг из Сохо уже давно здесь все разрулила. Или, по крайней мере, так им казалось. Танцы семь вечеров в неделю, привилегии с наркотиками; Мет закрывает глаза на нарушение установлений безопасности и охраны здоровья за долю в доходах, брикстонские «ярдиз» усмирены… Они действительно создали для себя нишу. Жаль только, что не обращали внимания на то, что происходит между Короной Англии и Лондонской Корпорацией к северу от Темзы. Многим придется заплатить за это упущение своими жизнями.

Однако пока что ничего такого я не чувствовал. Скорее, было предощущение некоего события. Кэбы и рикши мчатся вниз и вверх по Баттерси Парк Роуд; гуляки и выпивохи в масках, облегающей одежде от Версаче и светящихся ботинках на танкетке потоком вливаются в двери увеселительных заведений; лимузины с дымчатыми стеклами движутся сквозь толчею на подземные автостоянки. Какая-то компания под кайфом отрубилась прямо у танцзала. Вы видите то, что вижу я? Торговцы наркотиками в костюмах от «Реплэй» и «Шевиньон» выкрикивают свои предложения («Приход! Крэк! Вас обслужили?») Индуски сидят на жестких циновках, они торгуют чаем, сигаретами и лепешками «наан». Торговцы «костюмами виртуальной реальности» и пиратскими компакт-дисками загораживают проход. Парамедики устанавливают палатки срочной помощи. Парней Мета нигде не видно.

Это был особый вечер. Уж это-то я, по крайней мере, понимал. На этот день в местном языческом календаре выпадает праздник огня. Пятое ноября. Семья Ванг зарезервировала место на фасаде здания под обычную разношерстную рекламу водопроводных компаний, поставщиков наркотиков и фирменные знаки студий звукозаписи. Логотипы «Тэмз Вэлли Уотер», «ГлаксоУэлкам», «ТДК» и «Сони» словно бы прожигают выкрошившийся кирпич, как ставшие зримыми воспоминания. Здесь нет ничего нового.

Необычными были сообщения-картины, проглядывающие между строками рекламы, словно подсознательные напоминания об утопическом прошлом. Местные ви-джеи выдавали картинки-пожелания всему Вестминстерскому сборищу — и пожелания эти не отличались добротой. Сцены сожжений, повешений и расстрелов вились под изображением старой королевы. Изображение было откровенным китчем. Впрочем, королева все равно мертва. Так что — какая разница?

Правда, как выяснилось, разница таки была…

К массивным фигурным воротам и дальше, в танцевальный зал. Вымогательство у дверей. Бандиты тай-чи в утепленном камуфляже «Антарктика» и розовых очках от Оукли, стальной блеск рукоятей из-под мышки: сразу видно крутых парней. Досмотр — нет ли оружия; кредитная карта вставляется в аппарат и тут же извлекается; дополнительная плата за видеокамеру. Все закончилось, и я уже внутри.

Итак, вы хотите знать, что происходит в Лондоне?

«Скверный, нечистый, нечистый и злой!»

Скрытые усилители выплевывают кашу невнятных звуков. Напыщенный ди-джей путается на одной из танцевальных площадок: мне его отлично видно. Я с трудом удерживаюсь на ногах. Резкие тени, клинья света и мрака. Я попадаю в настоящий живой пресс на входе в здание. «Видеоглаз» портативной камеры слепнет. От удушливого басовитого гула, кажется, дрожит фундамент здания, на меня обрушивается чудовищный шквал звуков.

«Да, да, да, да, Лондон Таун.»

Рокот барабанов сотрясает мое тело; я оступаюсь и едва не падаю.

Да, здесь мне придется нелегко.

Время сориентироваться и перестроиться. Я вытаскиваю карты господ К. С. Аллотта и Сына, которые были инженерами в Манчестере еще в те времена, когда украинцы умели строить висячие мосты, железные дороги и дамбы. Проверяю восточное направление, западное и снова восточное. Вижу две бойлерных, два турбинных зала, две распределительных комнаты. Мне нужна операторская над турбинным залом с западной стороны; пора вернуться к реальности и свернуть влево. Я не знаю, куда иду. Попытка ориентироваться по старым картам бессмысленна — слишком сильно изменилась внутренняя архитектура.

Время сдаться на милость толпы: пусть ее поток сам несет меня. Видите, как меня тащат по лабиринту импровизированных танцплощадок, похожих на наросты на обглоданных останках завода? Отблески света на балках из нержавеющей стали, на кирпиче из Уостершира, на электрических кабелях, по которым давно уже не течет ток, на обломках «кевлара» и поливинилхлорида, алюминиевых лонжеронах и неопреновых плоскостях.

Мимо. Проход камеры по одному из этажей. Ди-джей, возвышающийся на подиуме, закованный в пиджак из металлических пластин, с золотым украшением в носу и костяным кольцом в ухе. Две тысячи танцоров у его ног, разодетые в перья, драгоценности и светящиеся полоски ткани, повторяющие движения его рук. Кружится голова от качания помостов над головой, от осыпающихся лестничных колодцев, от яростных вспышек света. Пространство наполнено тяжелым гулом басов, грохотом барабанов и обрывочными фразами, представляющими собой прекрасный образчик лондонского сленга. «Локхид Ф-117», аэрокосмические «саламандры», «Ю-Эй-Ви» без иллюминаторов проносятся на экранах над головой ди-джея.

Голоса продавцов наркотиков и разносчиков шампанского звучат как призывы сирен, но — позже! Я пробираюсь по темным извилистым коридорам, пока мне не удается отыскать надпись над дверью бывшей операторской. ХРАМ ИЗИДЫ: голографическая надпись светится огненно-красным, рядом мерцает Око Гора. Я прохожу через звукоизолированный шлюз и шагаю в хаос движущихся тел, громыхания и безумных барабанов.

В ноздри мне бьет едкий запах героинового дыма. Танцоры сбились разношерстными группками по краям площадки и «заправляются», покуривая изящно сработанные турецкие трубки. Из замаскированных канистр с бутаном высоко в воздух вырываются длинные языки пламени. Сквозь проломленную крышу видны звезды.