— Вот эта мне больше всего нравится! — воскликнула Ид, показывая на экран.

Я изучил еще раз толпу через окуляр оптического прицела. Повсюду видны «юнион джеки», раскрашенные шиворот навыворот. В воздухе пахнет Альтамонтом.

Я чувствую себя героем фильма «Последний из людей».

— Неужели мы должны были прийти именно к этому? — задаю я в мегафон горький риторический вопрос.

НОЧЬ СЮРПРИЗОВ

Когда я очнулся от грез, Ид громко расхохоталась.

— Ну, так и чего же это реклама? — спросил я.

— Растворимого кофе, — ответила она, шарясь в сумочке в попытках отыскать две розовые капсулы диметилтриптамина, которые положила туда прошлой ночью. — Новой марки, которую изготовляют из плодов южноамериканского падуба. Она содержит в пять раз больше кофеина, чем обычный кофе, так что после первой же чашки тебя выворачивает наизнанку.

Я смотрю, как на экране огромный доберман рвет на клочья инопланетянина. Кровь испуганного пришельца брызжет на экране с пугающей интенсивностью. Бой явно неравный: у нас на глазах ни в чем неповинный гость из мира, который добрее нашего, превращается в психоделическую кровавую кашу. Все в рапиде, с подробным смакованием деталей.

Со смешенным чувством тошноты и восхищения я смотрю на экран. Меня завораживает порнографическая страсть режиссера к демонстрации внутренностей инопланетянина, которые, каким-то шаманским образом, действительно складываются в торговую марку рекламируемого кофейного напитка. Я не могу оторвать глаз от изображения: при помощи CGI [4]технологии зритель оказывается вовлечен непосредственно в действие, показанное глазами обезумевшей от страха собаки. От этого ролика у меня по спинному мозгу пробегают электрические разряды, воскрешающие во мне инстинкты рептилии. Мне хочется заняться копуляцией, дефекацией и борьбой за территорию, причем всем одновременно.

— Я уверен, что этот ролик нацелен на провоцирование агрессивного инстинкта охраны территории, — говорю я.

Никто не осмеливается возразить мне.

ЗВУЧИТ НАБАТ

В небе сияют беспощадные звезды. Лучи квазаров из отдаленных газовых альфа-туманностей Лаймана на краю наблюдаемой Вселенной подмигивают мне.

Я почесываю череп стволом моего «Ремингтона». Черная синтетическая куртка. Черная тенниска с надписью «Крутой перец». Высокие шнурованные ботинки. Я выгляжу как злодей-противник из набора игрушечных солдатиков.

Я выгляжу зашибись.

У меня в распоряжении остаются считанные минуты. Я достаю из кармана мой «ПокетМак» — 64 терабайта на жидком диске (а чего стоит голографический дисплей с регулируемым углом наклона и управляемая голосом виртуальная мышь!). Я открываю крышку и набираю дуракоустойчивый пароль доступа: «Я — жалкий бестолковый гомик».

— Это я нормальный, а вы — ненормальные! — ору я, вспомнив на миг, что у меня в руках мегафон.

ДЕДУШКИН СУНДУК

В это время на экране какой-то шикарный транссексуал в прикиде под Вивьен Вествуд мастурбирует на капоте движущегося автомобиля, и растерявшийся водитель врезается в грузовик, перевозящий солдат из миротворческих сил ООН. Что-то в сценарии этого ролика странным образом задевает меня за живое: персонажи почему-то кажутся мне родными и близкими, и когда ролик кончается, я понимаю, что мне их будет не хватать. И внешне грубоватого, но в душевно утонченного гермафродита, и этих молодых солдат, которые нервно перекидываются шуточками и обмениваются недокуренной сигаретой за несколько мгновений до смерти, но более всего — загадочного водителя, заброшенного волею судьбы в непонятный и странный мир. Как все это жестоко, как далеко от буколической идиллии рекламной кампании «Рено Клио», с ее бессмертными героями — Папочкой и Николь.

— Это для новой «Хонды Курсор», — поясняет Ид.

— Точно получит приз, — шепчу я, смахивая слезу с ресниц. — Я словно сам там побывал. Это почти также круто, как финальные кадры «Смерти в Венеции».

НОВОСТЕЙ ПОЛНЫМ-ПОЛНО

Я набираю несколько слов на моем «Маке». Выглядит многообещающе. Я уже слышу, как урчат роторы десяти вертолетов «Дезерт Хок» с эмблемами «Отеля Хилтон-Гоа», которые перевозят гостей с одной круглосуточной вечеринки на другую.

По MTV играет группа в новом стиле «нип-хоп». Название группы — «Октилцианакрилат»; она выражает гнев и чаяния среднего звена менеджеров на окладе в фирме по торговле программным обеспечением, принадлежащей транснациональной корпорации. Правда, у меня такое впечатление, что это все я уже где-то слышал. Я стреляю, не целясь, в толпу, — но там, похоже, никто на это не обращает внимания. Но тут кто-то в шутку отвечает выстрелом на выстрел: разрывная пуля со смещенным центром тяжести отхватывает изрядный кусок мяса от моего предплечья.

— Похоже, мне пора к мозговому хирургу, — лаконически изрекаю я, чтобы скрыть чудовищную боль в изувеченной конечности и раздробленной кости (впрочем, я говорю такие ужасы лишь для того, чтобы подразнить Ид. Речь идет, несомненно, всего лишь о кратком визите в одну из клиник косметической нейрохирургии). Возможно, стоит кое-чего подправить в лобных долях — ты же знаешь, что у меня с памятью твориться. Да и IQ у меня, хоть и велик, но не так велик, как хотелось бы.

А ВРЕМЯ УХОДИТ

Сейчас на экране уже идут «Ист-эндерз»; у Гранта Митчелла как раз случился до жути убедительный нервный срыв. Он включил свой телек в восемь вечера в четверг и увидел на экране самого себя, смотрящего телевизор, и так далее, до бесконечности. Тиффани стучится в двери, ей очень хочется увидеть Гранта, она только что придумала имя для их маленького — Конъюктивит В Сочетании с Устойчивым К Метициллину Staphylococcus Aureus [5]В Инкубаторе Для Детей С Нарушенным Развитием (в честь дедушки) — но Грант уже потерял сознание: мозги его захлопнулись, как шахматная доска с убранными внутрь фигурками.

Тиффани все же заходит в комнату и находит там Гранта, лежащего на полу и рыдающего, будто малое дитя. Синтезаторные барабаны тщатся изобразить тему судьбы.

Группа заканчивает свое выступление энергичным гимном «Я — полицейский». Ид объясняет мне при помощи языка глухонемых, что нам пора уходить.

ВСЕ НЕ ТАК КАК ВСЕГДА

Вертолеты начинают приземляться во дворе. Смена караула производится быстро и крайне небрежно.

На настенном экране в этот момент престарелый комик, невидимый публике, которая поспешно покидает зал, разыгрывает свой номер перед толпой мужчин и женщин в масках Большого Брата из телевизионной версии «1984» с Питером Кашингом в главной роли. Нервы комика сдали после непрерывного и изнурительного трехчасового прямого эфира. У него иссяк запас шуток, и теперь он слезливо исповедуется в том, как несколько лет назад, оставшись без работы в перерыве между сериями, грабил пенсионеров, чтобы свести концы с концами.

— Это шоу собирает восемнадцать миллионов зрителей в неделю, — говорит мне Ид по пути к вертолетам.

ЧЕГО ЕЩЕ БОЛЬШЕ ЖЕЛАТЬ РАНО ПОУТРУ

Мы плывем в воздухе над разражающейся радостными криками толпой, мы пролетаем на бреющем полете над воротами Букингемского дворца. Все вокруг движется медленно, словно кадры в рапиде. Звучит любимая музыка Ид — финал «Вариаций на оригинальную тему (Загадка)» Эльгара. Толпа разбивается о дворцовую решетку, словно прибой, рты беззвучно открываются и закрываются. Сотни людей затаптывают насмерть, пока мы нарезаем круги над Моллом. Вспышки стробоскопа превращают улицу в дискотеку «Гран-Гиньоль». Я хватаюсь за мой мегафон, желая утешить страждущих и умирающих, но уже поздно. Вертолеты летят слишком быстро.

Ид фокусирует свои контактные линзы на дворце, который уменьшается на глазах, иллюстрируя классический закон перспективы. Наши сменщики — группа одинаково одетых детей со светлыми волосами и сияющими глазами — стоят на балконе и машут руками. Я даже отсюда ощущаю телекинетическое притяжение их неземного разума.

— Я уверен, что они сделают все, как надо, — говорю я.