«Человек с классическим гуманитарным образованием, — говорил учитель не допускавшим никаких сомнений тоном, — преуспеет на любом поприще, какое только пожелает избрать. Для него открыты не только колледжи и университеты, — все высшие посты государственной службы достаются таким, как мы, а также самые ответственные места в экономических и коммерческих структурах частного сектора. Но разумеется, это не главное. Важно то, что изучение древнегреческого и латыни развивает мышление,тогда как остальные дисциплины лишь укрепляют память. Лично для меня нет никаких сомнений в том, что тебе следует выбрать, никаких сомнений.

Не держи руки в карманах, когда я говорю с тобой, Код!»

Так определилось, какой класс будет посещать Код последние два года учебы, и все это время он добросовестно старался избавиться от репутации тупого зубрилы. Он тратил большую часть отведенного на самостоятельную подготовку времени на книги, не имевшие даже отдаленного отношения к программе — сочинения по астрономии и геральдике, «Начала» Гуля, «Тайную доктрину» Блаватской, — и с особым извращенным удовольствием читал «неклассических» античных авторов, Петрония и Апулея, Валерия Максима и Макробия. Но все эти усилия походили на жалкие попытки мулата сойти за гордого представителя белой расы. Его репутация прилипла к нему как погубившая Геракла отравленная туника.

Он влюбился, со всей безоглядной, платонически-бескорыстной страстью юноши, и обнаружил, что в семнадцать знает о девушках ничуть не больше, — не считая творчества сочинителей элегий, — чем когда ему было двенадцать. И новый удар по самолюбию: его назначили старшим учеником на год позже, чем всех сверстников.

«Видишь ли, — объяснял прогрессивный, приверженный современным взглядам директор школы, специализировавшийся на истории Америки, — я успел убедиться в том, что, как это ни прискорбно, ты сейчас совершенно замкнут на самом себе и помимо учебы, не имеешь никаких интересов. Жаль, что ты не играешь со своими товарищами, — кстати, принимая во внимание нынешнее положение, я очень удивлен, что ты не пожелал вступить в ряды тех, кто помогает нашей стране. Я имею в виду не только войну, — речь идет о воспитании характера, Код. Всегда помни — правильно сформировавшийся характергораздо важнее мозгов!»

Червь внутри Кода извивался от удовольствия. С тех пор он не переставал использовать этот эпизод, и раз за разом, желая подкормиться, напоминал своему носителю о несформировавшемся «характере».

Код с неменьшим упорством трудился, чтобы получить стипендию и отправиться в Кембридж, но прежний пыл в нем угас. А когда последнее испытание было благополучно пройдено, он даже усомнился, присутствовала ли в нем вообще пресловутая тяга к знаниям. Ему казалось, что успех незаслужен; он проклинал способности, данные ему Природой, которые прежде так ценил, несмотря на принесенные ими горести. И как только Код попал в Кембридж, он предался всем его «искушениям». Проводил время в пабах, кафе и бильярдных (отсюда следует, что искушения едва ли исходили от дьявола); вдохновляясь примером целого сонма выдающихся личностей, убедил себя в том, что подобные экспедиции дают гораздо больше для «либерального образования» (в то время еще помнили Ньюмена, и этот термин пользовался популярностью), чем посещение лекций и библиотек. Итак, он отвернулся от прошлого и впервые в жизни был счастлив.

Червь не издох, просто впал в спячку в ожидании новых яств. Время от времени он находил себе пропитание. Например, война. В период между сорок вторым и сорок пятым, Кембридж представлял собой некое подобие железнодорожного вокзала. Постоянно приходили повестки, отменялись освобождения от армии, все время кто-то приезжал или уезжал. Университет кишел офицерами и курсантами, которые набирались элементарных знаний французского, немецкого, русского, инженерного дела и баллистики, необходимых для успешной службы. Никто из них не оставался здесь больше года. Код, которого призывная комиссия признала негодным из-за проблем с гландами, был одним из немногих, кто проучился полных три года. Он попытался подавить чувство вины, с циническим презрением отзываясь о военных усилиях союзников в сравнении с русскими, стал считать себя коммунистом и сочинил поэму о Сталинграде.

Однако он все-таки извлек нечто полезное из университетских занятий. В до-сократиках увидел ранний пример исповедуемого им научного материализма, а софист Горгий суммировал религиозные воззрения Кода того периода в трех знаменитых постулатах: [2]

1. Ничего не существует.

2. Если даже нечто и существует, то оно непостижимо.

3. Если оно и постижимо, то невыразимо и необъяснимо для других.

Но под влиянием софистов он сформировал присущую зрелому европейцу извращенность мышления. Код отличался робостью и безнадежным идеализмом, отсутствием здравого смысла и способности лукавить, с легкостью верил всему, что ему говорили просто потому, что не понимал, как люди могут обманывать друг друга. Он легко попадал под влияние напористых, речистых, самоуверенных типов, но в то же время, как и другие слабохарактерные люди, был неизлечимым спорщиком. Более того, даже если ему самому казалось, что он согласен с оппонентом, что-то заставляло его занимать диаметрально противоположную позицию.

Выработал он собственные взгляды в тот период? Вряд ли. Код гордился своим всеобъемлющим скептицизмом, и на некоторое время приобрел одну очень неприятную привычку. Во время дискуссии, дождавшись подходящего момента, он с самым беспристрастно-рассудительным выражением спрашивал: «А почему?» К счастью, уже первая любовница избавила его от этого пристрастия.

В конце учебного года Код посетил проститутку, а потом презирал себя за то, что не смог поцеловать ее. Он почти влюбился и решил «спасти падшую женщину». В итоге ему пришлось заплатить двадцать фунтов, пережить неприятную беседу с деканом и провести несколько дней в Адденбруке. На второй год он познакомился с преподавательницей из Гомертона, она позволила себя соблазнить, и снова Кода переполняли благодарность и чувство собственной вины. На следующий год он бросил ее ради девицы из бара. Как-то утром он зашел в туалет на Маркет Сквер. Через тридцать секунд появился человек и объявил: «Я из полиции». Тот, кто стоял рядом с Кодом, побелел, вытащил бумажник и дал «полицейскому» пять фунтов. Оба они ни слова не сказали Коду. Этот инцидент не давал ему покоя несколько месяцев. Он почти убедил себя в том, что тоже должен был тогда заплатить.

Как-то внезапно Код осознал, что до выпускных экзаменов остается всего два месяца. Через шестьдесят дней придется самому заботиться о собственном будущем. Его охватила паника. Кошмар стал реальностью. Код попытался спасти положение с помощью испытанного метода — усиленной зубрежки, но, как оказалось, утратил навыки и спохватился слишком поздно. Впервые в жизни ему пришлось задуматься о том, что делать дальше — и собеседование в Комиссии по трудоустройству стало настоящим шоком. Стало ясно, что сентенции его школьного наставника, которые последние пять лет Код, не задумываясь, принимал за непреложные истины, не вполне, так сказать, соответствуют современной ситуации.

Действительно, какие возможности были для него открыты? Код знал, что его итоговый балл недостаточно высок, чтобы остаться в университете. Стать учителем? — он больше не хотел и близко подходить к школе. Работа в издательстве?

«У вас имеются какие-то связи в области книжного бизнеса?» — деликатно спросили его во время собеседования. Уже то, что член Комиссии употребил слово «бизнес», подчеркивало, какой чужой и безжалостно-холодный мир ожидает Кода за стенами университета.

«Нет? Что ж, в таком случае…»

Государственная служба? Но тогда придется снова сдавать экзамен.

Оставалась лишь одна сфера деятельности, частное предпринимательство. Так называемый «бизнес». Разве не говорил ему школьный наставник, что лучшие места в коммерческой области достаются людям с классическим гуманитарным образованием? Возможно здесь, по крайней мере, он оказался прав, и Кода, несмотря на невысокие отметки, ожидает успех?